– Что значит – повезло? – возмутился лысый. – Мне эту рубаху госпожа подарила! – Он вновь показал пятно. – А этому дураку было наказано три дождя сидеть в яме! – Не ори, Колено, – крикнул Леко. – Тебе с дерьмом даже лучше – сразу видно, что одежка соответствует характеру… Здоровяк ничего не ответил, а лишь сплюнул и, по-медвежьи переваливаясь, ушел вслед за Ри Ван-Праг. – Только надо раненому помочь. – Рэд не обратил ни малейшего внимания на перепалку. – Сможешь? – Мне кажется, яма не самое лучшее место для пленника. – Я представил, во что превращается узилище, расположенное под землей, после дождя. – Неужели нет другого? – Нету, господин интерфектор. Куда еще девать пособника тьмы? Не в дом же его тащить… Я сморщился от досады – действительно, вряд ли кто-то из местных согласится приютить у себя человека, помогавшего упырю. Хотя еще совсем недавно я бы и сам отказался от такого предложения. – Надобно на раненого сперва поглядеть, – донесся из-под земли ответ Леко. – А то, может, ему уже ничем не поможешь… – Сейчас поглядишь. По приказу воина пленника потащили по крутым ступеням вниз, в яму. Крохотный каменный мешок с трудом вместил всех нас, и я даже не сразу смог рассмотреть самого Леко – его тощая фигура сливалась с темными стенами. Тело Лонгуса, который то ли притворялся, то ли действительно все еще не пришел в сознание, положили на тонкий тюфяк, а после Рэд громогласно приказал всем лишним покинуть помещение. Крестьяне поспешили подняться наверх, а вот Младший никуда не ушел – когда стало попросторнее, парнишка шагнул к Леко и помог тому встать на ноги. – Благодарствую, отрок, – кивнул узник и спросил: – Как поживает твой дед? – Помер давно, дядюшка Леко. – В бою? – Нет, дядюшка Леко, в кровати – он же на землю ушел, разве ты не помнишь? – Это он молодец! Так ему и передай… – Узник подошел ко мне и потрогал кольчугу дряблой рукой. – Настоящая? Я кивнул, а Леко звонко цокнул языком и затем обтер ладонь о засаленные штаны – никакой другой одежды на нем не было. Если, конечно, не считать за таковую длинные, но редкие седые волосы и толстый слой грязи, которые прикрывали обнаженный торс. Многочисленные шрамы белели рубцами в полумраке – на лице, на руках, на груди… Эти отметины, как строчки в книге, рассказывали о нелегком боевом пути старого воина. Сабельный удар расположился рядом с копейным, несколько стреляных ран соседствовали с рваными укусами, а под правым глазом виднелась странная отметина. Странная, но вместе с тем знакомая – вытянувшаяся почти на всю щеку, она напоминала слезу. Похожий шрам я видел у Кирклина, но у того он прятался под сетью более мелких и был не так заметен. – Рэд! – воскликнул узник. – А ну-ка неси кипятку, сорванец ты этакий, да смотри, чтобы не как в прошлый раз! Если вода опять чуть теплая будет, я тебе такую трепку задам, что собственное имя позабудешь… Похоже, старик далеко не всегда понимал, где пребывает и что происходит, поэтому усач только хмыкнул и затопал по ступеням, не забыв прикрыть крепкую дверь. – Ты. – Леко, не глядя, ткнул в мою сторону пальцем с обломанным ногтем. – Ну-ка, срежь одежду вокруг раны. Дождавшись, пока я выполню распоряжение, оборванный лекарь присел рядом с Лонгусом и замер, глядя на древко арбалетного болта. Никаких действий – только задумчивое созерцание. – Не надо, – шепотом попросил Младший, заметив, что я собираюсь потревожить мыслителя. – Не мешай дядьке Леко. – Он твой родственник? Я припомнил, что еще в деревне парнишка с теплотой говорил о старике, да и здесь проявил о нем заботу. – Нет, но когда-то он сильно помог нашему деду… Видел лакриму? – Недоумение на моем лице заставило Младшего пояснить: – Шрам под глазом, который как слеза. – Видел, – ответил я. – Он появился у Леко из-за деда… Было заметно, что парнишке очень хочется рассказать эту историю. Для меня же давнишние события особой ценности не имели, но, во-первых, стоило проявить вежливость к товарищу, а во-вторых, возможно, удастся узнать что-нибудь важное о порядке, которым руководствовались беллаторы. Поэтому я спросил: – Твой дед поранил Леко? – Ха, у его деда не всегда получалось поранить курицу! – вдруг сказал старик. – А ты, молодой интерфектор, знай: как мои слезы могут течь только из моих глаз, так и лакрима может быть нанесена только моей рукой. Поделившись этой мудростью, он вновь замер над раненым. – Во время Большого круга, когда беллаторы собираются, чтобы принять какое-то решение… – Слова Младшего отражались от сырых каменных стен. – Старший брат Леко обвинил моего деда в воровстве… – Все из-за девки, – вновь влез в рассказ старый воин. – Все всегда из-за них! Младший несколько раз кивнул с важным видом, словно уже успел убедиться в истинности этого утверждения, а после продолжил: – Дед, разумеется, сказал, что ничего не крал, и тогда круг постановил решить спор поединком. Одна беда – дед сильно поранился на охоте, когда лось лягнул… – А как же свидетели? – не выдержав, перебил я рассказчика. – Или другие доказательства? Неужели можно огульно обвинить раненого человека, а затем просто устроить с ним поединок? – Порядок позволяет выставить вместо себя другого бойца, – пояснил паренек. – Если, конечно, таковой найдется. – И чего? – спросил я, хотя дальнейшее развитие истории было уже понятно. – За деда в круг пошел Леко… И прикончил собственного брата… Я посмотрел на старика – неужели его дружба с дедом Младшего была настолько сильна, что ради нее он не только рискнул жизнью, но и убил близкого человека? – Долг за мной был, – не знаю как, но Леко, стоя спиной, сумел заметить мой взгляд. – А когда наступает время отдавать долги – бывает, что льется не только кровь, но и слезы. Старый воин повернул голову, ткнул пальцем в шрам под глазом и расхохотался. Этот хохот еще какое-то время эхом гулял по темнице, отбивая всякое желание разговаривать. Через четверть часа пара измученных крестьян, оставляя мокрые следы и ругаясь через слово, притащила солидный чан с кипящей водой. Леко, не поморщившись, тщательно вымыл руки, потребовал кинжал, чистую тряпицу и кувшин крепкого вина, а когда все необходимое принесли, приступил к лечению. Вырвав древко, он уверенным движением вырезал наконечник болта, оставшийся в ране, со всех сторон осмотрел его, после брезгливо отбросил в сторону. Черное серебро звякнуло о камни, а я подобрал небольшой изогнутый кусочек окровавленного металла. Плеснув немного вина на рану, Леко допил остатки несколькими большими глотками и похлопал пленника по щекам – Лонгус дернулся, но глаза не открыл. – Жить будет. – Ткань легла на поврежденный участок, а полуголый лекарь горделиво посмотрел на нас с Младшим. – Когда он очнется? – поинтересовался я. Следовало как можно скорее продолжить допрос: чем быстрее братья Ван-Праги узнают о связи Мунро с порождениями зла, тем раньше можно будет отправиться на выручку друзьям. Леко ничего не ответил – он сел рядом с тюфяком прямо на влажную холодную землю, уставился на раненого, не отрывая взгляда и, кажется, даже не моргая. Выждав несколько мгновений, я повторил вопрос, но вновь без результата – что же, видимо, нужно просто ждать. Я не хотел оставлять Лонгуса, ведь если мои подозрения верны и кто-то из братьев действительно сговорился с Мунро – жизнь пленника под угрозой. Убить его в пути, на глазах у всех, было невозможно, но здесь, в яме, это сделать значительно проще. Солнечные лучи, падавшие сквозь решетку, медленно ползли по полу и стенам, наглядно показывая, как неторопливо бежит время, когда сидишь в темнице. Пусть даже добровольно. Никаких развлечений, конечно, не было: Младший вскоре ушел, не выдержав монотонного ожидания, а Леко по-прежнему не реагировал ни на какие вопросы. Оставалось только наслаждаться обрывками ленивых разговоров и другими звуками, долетавшими сверху. Поэтому-то я сразу обратил внимание на заполошный стук деревянных башмаков, послышавшийся вдалеке. Честно говоря, я даже не подозревал, что у меня такой чуткий слух – хотя, может быть, это, как и обострившееся зрение, явилось последствием удара по голове? Как бы то ни было, стук становился все ближе и вскоре уже доносился с лестницы. Через мгновение тяжелая дверь стала медленно, будто с трудом, открываться, а в проеме показалась раскрасневшаяся Ри. Девушка дышала так тяжело, что не сразу смогла говорить. – Господин… интерфектор… – Она сжимала судорожно вздымающуюся грудь ладонями. – Норвуд… помогите… – Что случилось? – Я вскочил с места и поморщился – ноги затекли от долгого сидения. – Дедушка… – Ри немного отдышалась. – Ему очень плохо… Глаза девушки блестели от едва сдерживаемых слез. – Что с ним? – Мне кажется, он умирает! – Ри закусила дрожащую губу. – Помогите ему! Она поправила волосы, растрепавшиеся во время бега, и прижала кулак ко рту, пытаясь сдержать рыдания. Такая беззащитная и подавленная… Разве можно отказать ей в помощи? – Госпожа… Ри… Я все-таки не лекарь… – Взгляд против воли останавливался на ее груди – платье немного сползло, но девушка не замечала этого. – Норвуд, миленький, прошу вас! – Крупные слезы покатились по щекам. – Прошу! – Я не могу оставить пленника… Девушка несколько раз судорожно всхлипнула, а потом вдруг тихонько сказала: – Мне кажется, дедушку отравили… Мне кажется, это сделал Кристофер! Я боюсь! Эти слова поразили меня – неужели все же предатель именно он? Пусть я и предполагал что-то подобное, но такое подтверждение моим догадкам стало полной неожиданностью. – Ведите! – бросил я.