Первый порыв – проявить благородство. Встать в красивую позу и сказать, что мне ничего не нужно, ведь именно так поступали герои любимых книг. Что ж, следует остерегаться первых порывов, вряд ли их одобрил бы мастер Фонтен. Не стоило смешивать благородство с глупостью – я не в том положении, чтобы отказываться от помощи. По всему видно, беллатор Кирклин – опытный воин, что по нынешним временам может оказаться весьма полезным. Поэтому вместо громких слов я попросту промолчал. – Ты вправе потребовать кровь с меня. – Меч вернулся в ножны. Несмотря на потрепанный наряд, выглядел мужчина очень внушительно. – Хорошо, – коротко ответил я и слегка наклонил голову. – Учту! Из-за спины доносилось лошадиное ржание и вялая ругань. Я развернулся и сделал несколько шагов назад – похоже, теперь разговор окончен по-настоящему. Во дворе, возле навеса, под которым стояла Тоненькая, Губа о чем-то спорил с братом, иногда обращаясь к жене, кормившей птиц. Лежавшая посредине уродливая тварь, казалось, уже совсем не пугала местных обитателей – она очень быстро превратилась в нечто обыденное и привлекала не больше внимания, чем бочка с дождевой водой. Кроме смердящей туши о произошедшем поединке напоминали только пустой дверной проем дровяника да почти высохшее темное пятно на земле. Даже многочисленные щепки уже были собраны и припрятаны – в хозяйстве все сгодится. – Вот! – Брат Губы, заприметив меня, вытащил из дома вычищенную кольчугу. – Готово! – Благодарю. Я не хотел надевать броню – и без нее было жарко, а ведь солнце еще далеко не в зените… Однако выбора не оставалось – парнишка смотрел такими глазами, что, спрячь я кольчугу в сумку, он треснул бы меня топором. Металл сдавил тяжестью плечи, колечки слегка звякнули, а взгляд привычно зацепился за едва заметное марево. Я закрепил на боках лошади седельные сумки и оба арбалета. Запихав перчатки за пазуху, сунул ногу в стремя и спустя миг уже покачивался в седле. Тоненькая аккуратно, больше для порядка, взбрыкнула, а ветерок растрепал ее гриву. Все было готово к путешествию. – Ты обещал помочь. – Я обратился к Губе, который глядел на меня, прикрыв глаза ладонью. – Да, – коротко ответил тот. – Нужно, чтобы твой брат поехал со мной. Паренек вскрикнул от радости и взъерошил грязноватой пятерней короткие волосы. Губа ничего не сказал, только протянул ему топор, с которым, похоже, никогда раньше не расставался. Ни прощаний, ни уговоров – ничего. Мужчина тяжело вздохнул и негромко спросил: – Куда пойдете? К Мунро? – Нет. К Ван-Прагам, – просто ответил я, слегка поддав пятками по бокам Тоненькой. Последним, что я услышал, прежде чем двор оказался за спиной, было невеселое: – От ить! Глава 28 – Слушай, как мне тебя называть-то? – немного смутившись, спросил я. Выяснить имя паренька раньше мне отчего-то в голову не приходило. Мы отошли уже на приличное расстояние от дома Губы и оказались почти у той рощи, откуда сегодня утром начался мой путь. Ветер приносил свежесть и легкий запах воды – река, невидимая из-за холмов и деревьев, давала о себе знать. – Зови Младшим, меня все так называют. И братья, – сбился на миг парень, – и все остальные. Копыта ритмично постукивали, убаюкивая и навевая сон. Порошки, принятые перед схваткой, перестали действовать, навалилась слабость и усталость. Плавные покачивания седла тоже не добавляли бодрости, и я то и дело клевал носом. Хотя в целом я чувствовал себя значительно лучше, чем можно было предполагать. Не знаю, что оказало такое целебное действие – вчерашний отдых или снадобье интерфектора, но последствия удара багром по голове практически не ощущались. Так, легкое головокружение и небольшая шишка на затылке. – Если дальше идти вдоль реки, то выйдем к боевому поместью беллатора Мунро, – сообщил Младший. Он, ухватившись одной рукой за стремя, то ли быстро шел, то ли медленно бежал рядом с Тоненькой. – Часа через четыре. Я покачал головой. Ехать прямо к Мунро было нельзя, сначала необходимо заручиться поддержкой со стороны. Это стало очевидно после разговора с Кирклином. Авторитет интерфектора – тем более поддельного – ничего не стоил в глазах его господина. – Нужно к Ван-Прагам, – напомнил я. По словам Губы, род Ван-Прагов слабел – все больше деревень и дворов уходили из-под защиты, отдавая предпочтение другим беллаторам, среди которых первым был, разумеется, Мунро. Значит, лучших союзников не найти – теряя влияние, они вряд ли прониклись теплыми чувствами к более удачливому коллеге. – Тогда нам туда. – Паренек махнул рукой в сторону полей. – К вечеру доберемся. – Почему к вечеру? Ты вчера успел и туда, и обратно! – Так я же ближней дорогой шел – прямо от дома, через овраг. И только обратно долгим путем, из-за лошади. Да и жарко сегодня… Солнце медленно ползло по небу следом за нами – с востока на запад. Мы кружили по переплетению тропинок, иногда практически незаметных, заросших травой. Вся эта густонаселенная местность, усеянная невысокими холмами и перелесками, была покрыта настоящей сетью из дорог и дорожек – узких, пыльных и как будто бесконечных. Казалось, все окрестные обитатели, отправляясь куда-нибудь, считали дурным тоном идти проторенным путем и непременно прокладывали новую тропу, о которой потом начисто забывали. Эта паутина оплетала как крупные деревни с десятками домов, так и одинокие дворы наподобие того, которым владел Губа. Часть поселений оставалась в стороне от нашего пути – одни, заняв холмы, ютились на их склонах, другие, взобравшись на невысокие сваи, стояли у быстрых ручейков и белели гладкими стенами. Однако некоторые мы проходили насквозь. Чаще всего они состояли из одинокой и практически безлюдной улицы, вдоль которой, как грибы, росли дома. Кое-где сидели старики, приглядывающие за совсем маленькими детишками – те копошились в пыли, занятые своими непонятными делами. Иногда встречались крестьяне, отдыхавшие от трудов. Заметив нас, мужчины замирали на месте, хмуро поглядывая вслед, а женщины просто опускали головы. Ни приветствий, ни разговоров – лишь тяжелое молчание или злой шепот вслед. Почти везде – и в деревнях, и на одиноких дворах – где-нибудь на видном месте был приколочен круглый щит, украшенный странным рисунком. Выведенные углем неровные круги соприкасались друг с другом, нависая над неразборчивой подписью, выполненной чьей-то неумелой рукой. – Что это? – спросил я, впервые увидев «украшение» на фронтоне высокого – аж в три этажа – дома. – Где? – Младший завертел головой. – Да вот же! Паренек посмотрел туда, куда указывал мой палец, и с недоумением сообщил: – Дом… Большой. – Щит, – немного раздраженно пояснил я. – Почти у самой крыши. – А… так это клейп. Клейп рода Мунро. – Никогда о таком не слышал… – Клейп – это… клейп, – смутившись, пояснил Младший. Непросто рассказывать о привычных вещах. – Знак, что беллатор Мунро защищает людей, которые здесь живут. Мне доводилось читать о таких штуковинах. Правда, в книгах они назывались символами власти, от которых крестьяне не могли отходить дальше чем на тысячу шагов – таков был закон. Нарушителям в первый раз привязывали к ногам камни, а во второй – подрезали сухожилия. Хорошо, что те времена давно прошли. – А люди платят ему за заботу, – добавил я. – Не платят, а благодарят, – поправил меня паренек. – И это справедливо, ведь воину нужна лошадь, нужно оружие, нужно что-то есть! Я согласно кивнул. Главное, чтобы эта «благодарность» вновь, как раньше, не стала зависимостью. – А что за рисунок такой странный? – На клейпе положено изображать первого врага, убитого основателем рода. У беллатора Мунро – это рыжий гривастый медведь. Опасный зверь, который раньше в изобилии водился в наших краях. Правда, неровные круги, изображенные на щите, на него совершенно не походили и больше напоминали расползшееся печенье на подносе. – А надпись? – Слова, сказанные врагом перед смертью. – И что же рыжий гривастый медведь сообщил первому беллатору Мунро перед тем как скончаться? – спросил я с улыбкой. – «Меня не победить». – В голосе Младшего проскальзывали завистливые нотки. – Если мне когда-нибудь посчастливится стать воином, надеюсь, мой враг будет силен и не ляпнет какую-нибудь ерунду… Похоже, парня совершенно не смущало то обстоятельство, что медведи не разговаривают, и, значит, основатель рода Мунро все это просто придумал. А так как обвинять вооруженного человека во лжи из-за глупой надписи на щите никто в здравом уме не станет, эта выдумка прошла сквозь века. – Главное, чтобы не комар, – совершенно серьезно сказал я. – Комариный писк разобрать непросто… Дорога вела нас дальше – от деревни к деревне, от плешивых холмов к перелескам, от молчаливых неодобрительных взглядов к недовольному гомону за спиной. Тени становились короче, кольчуга тяжелее, а пыль все назойливее лезла в нос. После полудня Тоненькой потребовался отдых – солнце немилосердно пекло, и она передвигала ногами все медленнее и медленнее. Небольшая рощица подарила нам спасение от жары, а крохотный ручеек – воду и усыпляющее журчание. Голода не было, но я заставил себя съесть немного твердого сыра и хлеба, запив все жиденьким кислым пивом. Младший задорно хрустел луковицей, половина которой досталась моей прожорливой лошади.