— Внук? — ужаснулся следователь. — А сколько лет внуку? — Будет десять, — с гордостью сказал профессор. — И это ему салют на день рождения. — Что? — удивился Ручкин. — Салют? Какой салют? — Ну да, петарды, — пояснил профессор. — Я не доверяю китайцам в этом вопросе. Очень уж большой поток. Трудно уследить за качеством продаваемых в магазине салютов. Поэтому сделал ко дню рождения Вовочки свой собственный салют. Уверяю вас, в небе все просто будет цвести разноцветными огнями. — Салют, — пробормотал Ручкин. — Надо же. А вы не боитесь держать их рядом? — Это абсолютно безопасно. Без детонатора, разумеется, — рассмеялся профессор, но неожиданно смех застрял в его горле, словно он им подавился. Закудахтав, профессор кинулся к ящикам и, вытащив из каждого по одной конфете, судорожно развернул их и принялся изучать. Кажется, результат его совсем не порадовал. Лицо профессора побледнело, покрылось холодным потом, и он прошептал: — Ах, паршивец! Ремня тебе хорошего, а не салюта! — Вы это о ком? — изумился Ручкин. — Мой внук! — простонал профессор, опускаясь на стул. — Малолетний хулиган. Он был у меня. Видимо, с намерением стащить несколько петард. И ведь стащил, паршивец! Да еще поменял местами ящики. О боже! А я-то еще не поверил своей жене, когда она рассказывала, что к нам прилетали инопланетяне и все небо окрасили в зеленый и красный цвета. Господи, какой же я дурак! Это же были мои петарды. Они же взрываются почти бесшумно. — Когда это было? — живо спросил у профессора Ручкин. — Когда? Да в тот день, когда приходил Снайпер, и было, — вздохнул Профессор. — У Вовочки в классе объявили карантин по гриппу. Двадцать три из двадцати девяти детей захворали. А оставшихся отправили по домам. Вовочка не заболел, но родители отправили его к нам. Они оба работают, им не хотелось, чтобы мальчик оставался целый день без присмотра. Вот Вовочка и приехал к нам погостить. Моя жена в тот день тоже что-то неважно себя чувствовала, и мне пришлось взять Вовочку к себе. В лабораторию. — И что? — спросил Ручкин, видя, что профессор умолк. — Он все время ныл, что ему скучно, — произнес профессор. — Я дал ему сначала вырастить кристалл, потом показал, как можно вскипятить воду без огня, потом еще показал какие-то немудрящие фокусы. А потом пришел ваш Снайпер, и мне стало не до Вовочки. Я отвлекся на посетителя, а Вовочка исчез в углу, где у меня хранились петарды. — А ребенок знал, что там лежит? — Конечно, — кивнул профессор. — Первые петарды мы испробовали уже на Новый год. А Вовочка как раз гостил у меня в декабре. Так что про петарды он уже все знал. Я не умею долго хранить секреты. — А что было потом? — Потом в этом углу раздался шум, словно что-то упало. Но когда я пришел, то уже все было в порядке. А Вовочка сидел в уголке и играл вязким металлом. Вон он тут лежит. Видите? И профессор показал на какой-то клубок, который на ощупь и в самом деле напоминал металл, но только был странно мягким. — Сидел и плел из него всякие штуки, — заломил руки профессор. — Я еще тогда подумал, какой у меня замечательный внук. Уселся в уголке и не мешает взрослым разговаривать. А он, паршивец, мало того, что стащил у меня несколько петард, так еще и коробки поменял местами. И профессор возмущенно засопел носом. Но внезапно он замолчал. — Постойте-ка! — воскликнул он. — Но ведь это получается, что я продал Снайперу вместо взрывчатки петарды, которые сделал для моего Вовочки. — Что? — удивился Ручкин. — Вы не ошибаетесь? Что-то я вас не понимаю. — Молодой человек, я рассеян, но свои ошибки готов признать. Я дал Снайперу товар из той коробки, где лежали петарды, полагая, что даю ему взрывчатку. Ручкин с недоумением посмотрел на совершенно одинаковые обертки, в которые были завернуты петарды и трубочки настоящей взрывчатки, и спросил: — Но почему вы завернули их в одинаковые обертки? Это же опасно! Можно легко перепутать. — Какие обертки мне принесли, в те и завернул, — сердито ответил профессор. — В тот момент я не придал этому большого значения. Видите ли, у меня все стоит по порядку. В лаборатории я работаю один. И всегда помню, что и где у меня находится. Слева взрывчатка, справа стоял такой же ящик, где хранились петарды. Откуда мне было знать, что Вовочка поменяет местами эти коробки? — Но разве вы со Снайпером не проводили проверку товара? — спросил Ручкин. — Конечно, нет! — возмутился профессор. — Мое имя достаточно известно. Никто не сомневается в том, что я могу подсунуть некачественный товар. — Тогда я ничего не понимаю, — вздохнул Ручкин. — Скажите, а можно нам поговорить с вашим внуком? — спросил Борода. — Сделайте одолжение, — кивнул профессор. — Мне и самому не терпится с ним побеседовать. Сейчас приведу негодника. Он направился к выходу, но на половине дороги остановился. И, обернувшись к Ручкину и Бороде, сказал в некотором замешательстве: — Но только, молодые люди, я вас умоляю, ничего тут не переставляйте и вообще не трогайте. В некоторых колбах от сотрясения может выпасть осадок, который приведет к губительным последствиям для всего эксперимента. Да и вообще к губительным последствиям. Напуганные следователь и Борода тихо простояли на одном месте, опасаясь шевельнуться, пока не послышались два голоса. Через несколько секунд в лаборатории появился внук профессора. Кинув один взгляд на рыжую веснушчатую физиономию, Ручкин понял, что этот шкет был способен и не на такие подвиги, как поменять местами в лаборатории дедушки взрывчатку с петардами. Через пять минут жесткого прессинга юный шкодник не выдержал и сознался в содеянном. Да, он стащил у дедушки несколько петард. Ему не терпелось их опробовать, а до Нового года было еще так далеко! Но когда он вытаскивал петарды, то случайно впопыхах уронил ящик. К счастью, он успел его подхватить, но тут услышал, что дедушка с его гостем идут к нему, и запаниковал. А запаниковав, сунул ящик на ближайшее свободное место, а вовсе не туда, где он должен был стоять. И промолчал, когда дедушка отсчитал своему гостю из коробки три фантика, в которых были завернуты вполне безобидные петарды. — Откуда я знал, что ему нужна взрывчатка, — косясь в сторону, ныл Вовочка. — Может быть, он своим детям решил подарок сделать? В ответ он получил от дедушки подзатыльник и обещание оттаскать его за уши, если будет еще хулиганить. — С одной стороны, мне все ясно, — пробормотал следователь. — Взрывчатки Снайпер не купил, а купил вместо нее петарды. Но с другой стороны, теперь я совсем ничего не понимаю. Почему же тогда взорвался самолет, на котором летел Карен? И зачем Снайпер в это время тоже ездил в Европу? И главное, что же он там все-таки делал на протяжении двух дней? Встречался со своей любовницей? И стоило ему произнесли эту фразу, как следователь вдруг почувствовал настойчивое желание побеседовать со вдовой погибшего в авиакатастрофе музыканта. Тем временем подруги уже стояли на пороге квартиры Луизы. Вдова Карена открыла им сразу же, едва раздался звонок. Но на этот раз женщина вместо кокетливого пеньюара была одета в какие-то мрачные траурные одеяния. Лицо без косметики смотрелось старше. Да и сама она как-то подурнела. Впрочем, распухший нос, красные глаза и воспаленная от соленых слез кожа еще ни одну женщину не красили. Факт, с которым подруги уже недавно сталкивались. — Вы снова к нам? — без тени восторга спросила у подруг Луиза. — Вы что-то забыли в прошлый раз уточнить для своей работы? Подруги согласно кивнули. — Что ж, проходите, — вздохнула Луиза, явно продолжая считать подруг журналистками. — Свекровь сейчас в больнице, так что мы можем поговорить совершенно спокойно. — А что с ней? — Да все Марат, — махнула рукой Луиза и для верности пояснила: — Это брат Карена. Скажу вам откровенно, но только, конечно, не для печати. Марат хороший парень, но заядлый игрок. И вечно проигрывает больше, чем выигрывает. А мать с удивительным постоянством находит средства и выплачивает его долги. Карен даже в страховке указал, чтобы матери не выплачивали всю ее целиком, а только проценты или небольшими частями. Знал, что иначе Марат вытянет из нее все и сразу. А вчера Марат появился у нас дома. О чем-то долго советовался со свекровью. А сегодня она вдруг заявила мне, что едет в больницу. — А Марат? — Он ушел еще раньше, — со вздохом сказала Луиза. — Забрал свои вещи, которые у нас оставлял, и ушел. А свекровь помчалась следом. Уверена, что продаст еще что-то из своих украшений или возьмет деньги из банка, если они у нее еще, конечно, остались. — А кому достанутся деньги, если мать Карена вдруг скоропостижно скончается еще до того, как успеет отдать Марату все свои деньги? — спросила Мариша. — Мне, но только в том случае, если я до конца останусь верной памяти Карена, не выйду во второй раз замуж и буду жить в одной квартире с его матерью и ухаживать за ней, — тихо ответила Луиза. Подруги переглянулись. Что ж, теперь по крайней мере стала ясна причина нежелания Луизы съехать на отдельную квартиру и зажить в конце концов своей собственной жизнью. Видимо, они со Снайпером решили, что старуха долго не протянет. Или же … — Так что вы хотели у меня спросить? — перебила мысли подруг Луиза. — А почему вы снова в трауре? — спросила у нее Инна. — Я потеряла близкого человека, — ответила Луиза. — Но он не имеет никакого отношения к вашей статье. Поэтому не будем о нем говорить. — Думаю, что, напротив, нам следует о нем поговорить. Вы ведь имеете в виду Глухова Сергея по прозвищу Снайпер? — в упор спросила у Луизы Инна. — Его вы оплакиваете? Ради него надели траур? Так же, как прежде оделись в черное после смерти Славы? — К-какого Славы? — прошептала Луиза побелевшими губами. — К-кто вы вообще такие? — Не важно, кто мы такие, — ответила Мариша, выдвинувшись словно таран вперед. — Достаточно того, что мы осведомлены о вашей с Кареном личной жизни, верней, об отсутствии таковой между вами. — Боже мой! — прошептала Луиза и лишилась сознания, рухнув на пол. Причем грохнулась она вполне реально, ударившись головой о плинтус. Ничего картинного в ее обмороке не было, как и в той зеленоватой белизне, покрывшей ее шею, руки и даже лицо в тех местах, где оно не расплывалось неровными красными пятнами, выступившими от слез. — Слушайте, ей совсем худо! — испугалась Юлька. — Она зеленая, словно тина! — Черное вообще бледнит, — цинично заметила Мариша, но тем не менее первой помчалась на кухню и притащила оттуда нашатырный спирт и воду. От нашатыря Луиза мигом встрепенулась и попыталась принять сидячее положение. Ей это не вполне удалось, после обморока она была еще очень слаба. Так что подругам пришлось дотащить ее до кровати, уложить, дать воды с валидолом и начать экстренную психотерапию, потому что женщина, глядя на подруг, тряслась словно в ознобе. — Луиза, мы полностью на твоей стороне, — сказала Мариша, перейдя на «ты». — Милиции мы тебя сдавать не собираемся. Ваши разборки с Кареном нас не интересуют. Он очень плохо с тобой обращался, это мы знаем. — Ужасно, — кивнула Луиза, и глаза ее сверкнули. — Он со мной обращался просто ужасно! Нет таких слов, чтобы описать все унижения, которым он меня подвергал! И вообще он был подлый человек. Показушник и мерзавец! На людях он якобы души во мне не чаял. А стоило нам остаться вдвоем, начинал оскорблять меня. А если я что-то решалась возразить, то у него начиналась истерика, он визжал, вцеплялся мне в волосы и даже бил. Иногда и ногами. И она зарыдала. — Действительно, мерзавец! — согласились с ней подруги, с жалостью глядя на рыдающую женщину. — Да еще как мерзко себя вел! Не скрывал от меня, что он педик и предпочитает моему обществу мальчиков. Мне даже начинало казаться, что он меня просто ненавидел. Но я была ему нужна для того, чтобы изображать видимость благопристойности. Поэтому и терпел в своем доме. — Могла бы и уйти, — буркнула Мариша. — И остаться без копейки денег? — воскликнула Луиза. — Я вышла замуж, когда мне не было еще двадцати лет. Сейчас мне уже значительно больше тридцати. Никогда в жизни я не занималась ничем, кроме домашнего хозяйства. И потом, у нас в семье никто и никогда не разводился. Я один раз заикнулась отцу, что хочу уйти от Карена. Так отец с матерью пригрозили, что отрекутся от меня и даже проклянут, если я это сделаю. Отец сказал, что разведенная женщина — это позор для всей семьи. И он даже думать мне запретил о разводе. — А твоя мать? Разве она не понимала, как тебе тяжело жить с таким мужем? С человеком, который пренебрегает тобой?