– Я сейчас проверю, – сказал Моркоу и растерянно огляделся. – Только поднос поставлю… – Погоди, – сказал Ваймс. – Мы это уже проходили. Не стоит бегать по городу с криком «Где мое полотенце?» из-за одного-единственного озарения. Давай еще прикинем. Вот ложка, например. Из чего она сделана? – Разумное замечание, сэр. Я проверю столовые приборы. – Вот теперь мы уже на пути к прогрессу! А что он пьет? – Кипяченую воду, сэр. Мы ее проверили. И я отдельно убедился, что со стаканами все в порядке. – Хорошо. Итак… ты берешь поднос, ставишь на подъемник, а что потом? – На кухне тянут за веревки, и он поднимается на шестой этаж. – Без остановок? Моркоу непонимающе на него посмотрел. – Он поднимается на шестой этаж, – повторил Ваймс. – Подъемник – это просто шахта, по которой туда-сюда ездит большой ящик, да? Готов поспорить, что на каждом этаже есть дверца. – Некоторые этажи сейчас почти не используются, сэр… – Тем лучше для нашего отравителя. Сидит себе и ждет, пока мимо не проедет поднос. Смельчак, ничего не скажешь! Откуда нам знать, что еду не подменяют по дороге? – Блестящая догадка, сэр! – Он в темноте все это обстряпывает, я уверен, – сказал Ваймс. – Патриций в тот раз засиделся допоздна, а утром спал без задних ног. Во сколько ему подают ужин? – Сейчас, когда ему нездоровится, – около шести, сэр, – сказал Моркоу. – К тому времени уже темнеет. А потом он садится дальше работать. – Ясно. Дел у нас невпроворот. Давай приступать. Когда Ваймс вошел к патрицию, тот сидел в постели и читал. – А, Ваймс, это вы, – сказал он. – Ужин скоро доставят, милорд, – сказал Ваймс. – И позвольте еще раз заметить, что вы значительно упростили бы нам задачу, если бы позволили увезти себя из дворца. – Несомненно, – согласился лорд Витинари. В подъемнике что-то загрохотало. Ваймс подошел к нему и открыл дверцу. В ящике сидел гном. В зубах он сжимал нож, в каждой руке – по топору, и вид у него был свирепый и сосредоточенный. – О боги, – слабо поговорил Витинари. – Надеюсь, его хотя бы горчицей приправили. – Что-то подозрительное заметил, констебль? – спросил Ваймс. – Ничефо, фэр, – сказал гном, расправил плечи и выплюнул нож. – Вплоть до самого верха ничего интересного. Там были еще дверцы, их явно давно не открывали, но я их все заколотил, как и просил капитан Моркоу. – Молодец. Ну, можешь спускаться. Ваймс захлопнул дверцу подъемника. Гном загрохотал вниз по шахте. – Ты учел каждую мелочь, да, Ваймс? – Надеюсь, сэр. Ящик вернулся – с подносом. Ваймс его достал. – Что там? – Клатчская огненная без анчоусов, – сказал Ваймс, приподнимая крышку. – Заказали в пиццерии «Папа Рон», что за углом. Насколько я могу судить, отравить всю еду в городе никому не под силу. А посуду я из дома взял. – Ты мыслишь как настоящий стражник, Ваймс. – Спасибо, сэр. – Спасибо? Это что, прозвучало как комплимент? – Патриций шевельнул тарелку с видом путешественника, которого занесло в экзотическую страну. – Ваймс, это кто-то уже ел до меня? – Нет, сэр. Это просто такая нарезка. – Ясно. А я было подумал, что кто-то из дегустаторов слишком увлекся, – сказал патриций. – Даже не знаю, выдержу ли я такое изысканное лакомство. – Вижу, вам уже лучше, сэр, – сухо сказал Ваймс. – Спасибо, Ваймс. Когда он ушел, лорд Витинари съел пиццу – по крайней мере, те ее компоненты, которые смог более-менее уверенно опознать. Потом отставил поднос и задул свечу на прикроватном столике. Какое-то время он сидел в темноте, потом полез под подушку и нащупал остро заточенный ножик и коробок спичек. Как славно, что в мире есть Сэм Ваймс. Было что-то умилительное в его отчаянном, пламенном и совершенно бессмысленном рвении. Еще немного – и придется подбрасывать бедолаге подсказки. Моркоу в одиночестве сидел в штаб-квартире Стражи и смотрел на Дорфла. Голем, замерев, стоял все на том же месте. Кто-то повесил ему на руку кухонное полотенце. Макушка у него до сих пор была откинута. Какое-то время Моркоу просто сидел, подперев голову рукой, и разглядывал Дорфла. Потом он выдвинул ящик и достал шхему. Изучил ее. Встал. Подошел к голему. И вложил ему в голову слова. В глазах у Дорфла загорелся оранжевый свет. Кусок обожженной глины снова обрел ту неуловимую ауру, которая отличает живое от неживого. Моркоу нашел табличку с карандашом и вложил их в руки Дорфлу, а потом отошел на несколько шагов. Под горящим взглядом голема он снял с пояса меч, отстегнул нагрудник, скинул безрукавку и стащил через голову шерстяную нижнюю рубаху. Оранжевое сияние отразилось от мускулов, блестящих в свете свечей. – Я безоружен, – сказал Моркоу. – И без доспехов. Видишь? А теперь послушай… Дорфл подался вперед и взмахнул кулаком. Моркоу не шелохнулся. Кулак остановился в волоске от его немигающих глаз. – Я не думал, что ты можешь ударить человека, – сказал он, когда голем снова качнулся и его кулак замер в дюйме от живота Моркоу. – Но рано или поздно тебе придется мне все рассказать. Вернее, написать. Дорфл помедлил и взял карандаш. ЗАБЕРИ МОИ СЛОВА! – Расскажи про голема, который убивает людей. Карандаш застыл. – Другие големы себя убили. Я ЗНАЮ. – Откуда? Голем какое-то время смотрел на него. Потом написал: ГЛИНА ОТ ГЛИНЫ МОЕЙ. – Ты чувствуешь то, что чувствуют другие големы? – спросил Моркоу. Дорфл кивнул. – А люди убивают големов, – сказал Моркоу. – Не знаю, могу ли я это прекратить. Но могу попробовать. Дорфл, я, кажется, понимаю, что происходит. Более или менее. Думаю, я знаю, из-за кого это случилось. Тот, кого ты называешь глиной от глины вашей, всех вас опозорил. Что-то пошло не так. Вы старались все исправить. Наверное… у вас у всех были большие надежды. Но против слов в голове не пойдешь… Голем недвижно стоял на месте. – Вы его продали, – тихо сказал Моркоу. – Зачем? Карандаш заплясал над табличкой. ГОЛЕМУ НУЖЕН ХОЗЯИН.