Говорят, будто для богатых писаны одни законы, а для бедных – другие, но это не так. Над теми, кто сам пишет законы, никакого закона нет, как и над теми, кто беззастенчиво их нарушает. Все законы и правила существуют для простаков вроде тех, что населяют Заводильную улицу. На улице было неестественно тихо. Обычно здесь резвились стайки ребятишек и гремели повозки, направляющиеся в доки, но сегодня все как будто вымерло. Посреди улицы кто-то мелом начертил сетку для игры в классики. У Ваймса задрожали колени. Эта сетка до сих пор здесь! Когда он последний раз ее видел? Тридцать пять лет назад? Сорок? Наверное, с тех пор классики успели тысячу раз стереть и начертить заново. Ваймс в свое время неплохо в них играл – конечно, по Анк-Морпоркским правилам. Вместо камешка они в детстве пинали Вильяма Дургинса. У них с ребятами было много всяких занимательных игр, и в каждой надо было пинать, толкать и щипать Вильяма Дургинса, пока он не слетал с катушек и не начинал биться и пускать пену. Ваймс однажды девять раз подряд закинул Вильяма на нужный квадрат. На десятый раз Вильям укусил его за ногу. Жизнь в те годы была простая и бесхитростная – знай себе мучай Вильяма Дургинса да ищи, чем поживиться. У Ваймса почти на все вопросы были ответы, кроме разве что «как сделать, чтобы нога скорее зажила?». Сэр Сэмюэль огляделся, убедился, что на улице пусто, и носком ботинка поддел из канавы какой-то камешек. Потом украдкой пнул его в сторону сетки, подобрал полы камзола, прыгнул, развернулся, снова прыгнул… Что они там выкрикивали, пока прыгали? «Шишел-мышел, взял да вышел?» Или «Вилли Дургинс, дуралей, скушай баночку соплей»? Вот проклятье, до конца дня теперь из головы не выбросить. На другой стороне улицы открылась дверь. Ваймс замер, стоя на одной ноге. Наружу вышли две фигуры в черном. Они двигались медленно и неуклюже. Потому что несли гроб. Торжественную мрачность процессии нарушало то, что им пришлось протискиваться мимо гроба в узкие двери, а потом придерживать гроб и ждать, когда в ту же щель пролезут еще четыре человека, которые помогали его нести. Ваймс вовремя опомнился и опустил ногу, а потом опомнился окончательно и в знак уважения снял шлем. Из дверей появился еще один гроб, совсем маленький. Его несли всего двое человек, и один был явно лишний. Когда вслед за гробами из дома гуськом потянулись скорбящие, Ваймс залез в карман и нашарил листок, который ему вручил Детрит. Зрелище было даже в некотором роде забавное – как в цирке, когда останавливается маленький фургончик и оттуда высыпает сразу дюжина клоунов. Дома на этой улице компенсировали недостаток комнат обилием жильцов. Ваймс развернул листок. Первый этаж, Заводильная улица, двадцать семь. Он успел как раз к похоронам. Сразу двум. – Кажется, у големов сегодня день не задался, – сказала Ангва. В канаве валялась глиняная рука. – Это уже третий, которого разбили на улице. Сверху раздался звон стекла, и из окна пулей вылетел гном. Он треснулся шлемом о мостовую так, что искры полетели во все стороны, но тут же вскочил на ноги и бросился в близлежащую дверь. Секунду спустя он снова вылетел из окна, но на этот раз Моркоу подхватил его и поставил на ноги. – Добрый день, господин Рудогрыз! Как поживаете? И что тут творится? – Это все Буравчик, черт бы его побрал! Арестуйте его, капитан Моркоу! – Арестовать? Но за что? – За то, что травит честной народ, вот за что! Моркоу перевел взгляд на Ангву, потом снова на Рудогрыза. – Травит? – переспросил он. – Это очень серьезное обвинение. – Серьезней некуда! Мы с госпожой Рудогрыз всю ночь не спали! Но на Буравчика я не думал, пока не пришел сюда поутру, а тут уже толпа народу… Он попытался вывернуться из хватки Моркоу. – Знаете что? – сказал он. – Знаете что? Мы заглянули ему в погреб, и знаете что? Знаете? Знаете, что он нам продавал вместо мяса? – Что же? – спросил Моркоу. – Свинину и говядину! – О боги. – И баранину! – Ай-яй-яй. – Во всем подвале почти ни одной крысы! Моркоу покачал головой, поражаясь двуличию продавцов. – А Снорри Золтссондядьссон вчера заказывал Крысиный Сюрприз и может поклясться, что там были куриные кости! Моркоу отпустил гнома. – Подожди здесь, – сказал он Ангве и, пригнувшись, зашел в «Гномские деликатесы Буравчика». В него тут же полетел топор. Моркоу почти инстинктивно поймал его и небрежно отбросил в сторону. – Ай! У стойки развязалась рукопашная. Поскольку это были гномы, заварушка уже давно миновала ту стадию, когда кто-то еще помнил, из-за чего она началась, и теперь ее участники бурно выясняли другие животрепещущие вопросы, как-то: «Да твой дед у моего кирку стащил!» или «Хватит тыкать мне в нос своим топором!» Но присутствие Моркоу не прошло незамеченным. Драка постепенно сошла на нет, и все сделали вид, как будто просто пришли в трактир по своим делам. У каждого на лице было написано: «Топор? Какой топор? Ах, этот? Я просто хотел показать его своему старому приятелю Бьорну, да, Бьорн?» – Ну ладно, – сказал Моркоу. – Что там за история с отравлением? Господин Буравчик, сначала вы. – Это гнусная ложь! – закричал Буравчик откуда-то из кучи-малы. – У меня приличное заведение! Столы такие чистые, что плюнуть некуда! Моркоу поднял руки, чтобы унять общий галдеж. – Я слышал, что-то не так с крысами, – сказал он. – Крысы у меня самые отборные! – крикнул Буравчик. – Жирные, откормленные, из лучших подвалов, не какие-то там помоечные! И, чтоб вы знали, их не так-то просто раздобыть! – А если раздобыть не получается, что тогда, господин Буравчик? – спросил Моркоу. Буравчик помолчал. При Моркоу было трудно врать. – Ну ладно, ладно, – пробормотал он. – Когда их не хватает, я, может, изредка и разбавлю ассортимент куриной ножкой или говядины добавлю, но совсем чуть-чуть… Гномы снова загалдели: – Ха! Ничего себе чуть-чуть! – Вы спуститесь, спуститесь к нему в погреб, господин Моркоу! – Да этот паршивец берет бифштекс, вырезает в нем ножки и заливает это все крысиным соусом! – Значит, вот она, ваша благодарность? – с жаром спросил Буравчик. – Стараешься тут для вас, снижаешь цены, последнее от сердца отрываешь, а вы… – Не то мясо ты от сердца отрываешь! Моркоу вздохнул. В Анк-Морпорке не было никакого санитарного контроля. С тем же успехом можно было бы поставить в аду датчики дыма. – Ну хорошо, – сказал он. – Но бифштексом нельзя отравиться. Нет, правда нельзя. Нет. Нет, хватит, молчите. Нет, все равно нельзя, что бы там ваши мамы ни говорили. А теперь, Буравчик, расскажите, что там с отравлением. Буравчик выбрался из кучи и поднялся на ноги. – Мы вчера готовили Крысиный Сюрприз для Сыновей Кровавого Топора – у них был ежегодный званый ужин, – сказал он. Все застонали. – И он был из крысятины! – продолжил он, повысив голос, чтобы перекрыть жалобы. – Его ни из чего больше не сделаешь – слушайте, ну оттуда должны крысиные носы торчать, в конце концов! Лучших крыс на это пустили, чтоб вы знали! – А потом вам всем стало плохо? – спросил Моркоу и достал блокнот. – С меня всю ночь пот катился! – В глазах двоилось! – Я теперь на двери в уборной знаю каждый сучок! – Запишу «определенно да», – сказал Моркоу. – А что еще подавали на ужин? – Хвостолетки с крысиным кремом, – ответил Буравчик. – Все приготовлено по санитарным нормам. – В каком смысле «по санитарным нормам»? – Я строго-настрого велел повару помыть руки, как закончит с готовкой.