Ваймс очень медленно развернулся и подошел к первой статуе. Это, как и полагается, был гиппопотам. Следующая статуя тоже оказалась гиппопотамом. На ней кто-то нацарапал несколько слов. Не бывает сверхъестественных чудовищ с надписью «Заз – дубина». Путь до третьей статуи показался ему короче обычного, и, когда он поднял глаза… В тумане над Ваймсом горели две красные точки. Что-то большое и темное спрыгнуло с парапета, сбило Ваймса с ног и растворилось во мгле. Ваймс с трудом поднялся на ноги, потряс головой и кинулся в погоню. Он даже не успел задуматься. Это древний инстинкт терьеров и стражников – преследовать все, что убегает. На бегу он машинально потянулся за колокольчиком, чтобы призвать остальных стражников, но командору Стражи колокольчик не полагался. Командоры Стражи были предоставлены сами себе. Капитан Моркоу сидел в зачуханном кабинете Ваймса и таращился на листок бумаги: Ремонт водопровода в штаб-квартире Стражи, Псевдополис-Ярд. Новая водосточная труба, колено 35°, четыре прямоугольные фермы. Итого за работу и материалы 16,35 долл. Тут было еще много таких бумажек, включая счет за голубей для констебля Водослея. Насколько Моркоу было известно, сержанту Колону не нравилось, что кому-то из Стражи платят жалованье голубями; но констебль Водослей был горгульей, а для горгулий деньги – пустой звук. Зато жирный голубь – это жирный голубь. И все же вещи менялись к лучшему. Когда Моркоу только заступил на службу, все средства, которые имелись в распоряжении у Стражи, хранились на полке в жестяной банке с этикеткой «Полироль Рукисилы для Рыцарей в Сверкающих Доспехах», и если кому-то требовались деньги, достаточно было найти Шнобби и заставить его положить их обратно в банку. Кроме того, на столе нашлось письмо от жителя Паркового переулка, одного из самых респектабельных местечек во всем городе. Командор Ваймс! Насколько я могу судить, ночные патрули Стражи на моей улице состоят сплошь из гномов. Я ничего не имею против гномов в естественной среде обитания – они, по крайней мере, не тролли, – но до меня доходят разные слухи, а я, к вашему сведению, воспитываю дочерей. Я требую, чтобы вы незамедлительно приняли меры; в противном случае мне ничего не остается, кроме как обратиться к лорду Витинари, коему я прихожусь другом. Ваш покорный слуга, Джошуа Г. Коттераль И что, это работа стражника? Может быть, господин Ваймс что-то пытался ему таким образом сообщить? Были и другие письма. Глава Комитета Равного Роста требовал, чтобы гномам-стражникам разрешили вооружаться топорами вместо традиционных мечей и чтобы им поручали расследовать только преступления, совершенные высокими людьми. Гильдия Воров жаловалась на то, что командор Ваймс публично заявил, будто большая часть краж в городе совершается ворами. Чтобы разгрести всю эту корреспонденцию, требовалась мудрость царя Изиадану, а ведь это были только сегодняшние письма. Моркоу поднял следующую записку и прочитал: «Перевод текста изо рта о. Трубчека. Почему? СВ». Он добросовестно ознакомился с переводом. – Изо рта? В буквальном смысле? – вслух спросил Моркоу, обращаясь к пустой комнате. Он поежился, но не от страха. У Ваймса в кабинете всегда было холодно. Он не привык сидеть в четырех стенах. В открытом окне извивался туман, шевеля на свету тонкими пальцами. Следующей бумажкой в кипе оказалась копия иконографии, сделанной Шельмой. Моркоу посмотрел на два расплывчатых красных глаза. – Капитан Моркоу? Он слегка повернул голову, не отводя взгляда от картинки. – Что такое, Фред? – Мы поймали убийцу! Он здесь! – Это голем? – А вы откуда знаете? Тинктура ночи уже начала примешиваться к вареву дня. Лорд Витинари перечитал предложение и решил, что это хорошо. В особенности ему нравилось слово «тинктура». Тинктура. Тинктура. Это было изысканное слово, особенно удачное в паре с безыскусным «варевом». Варево дня. Да. В котором плавают сухарики сумерек. Витинари понимал, что он слегка не в себе. В здравом уме он ни за что бы не сочинил такую фразу. В тумане за окном угадывалась – насколько позволяло пламя свечей – сгорбленная тень констебля Водослея. Горгулья, получается. А он еще гадал, зачем Страже вдобавок к жалованью понадобилось пять голубей в неделю. Горгулья в Страже, призванная на службу, чтобы сидеть и наблюдать. Это наверняка придумал капитан Моркоу. Лорд Витинари осторожно поднялся с кровати и закрыл ставни. Потом медленно подошел к письменному столу, достал из ящика свой дневник, следом вытащил толстую стопку исписанных страниц и откупорил пузырек с чернилами. Итак, где он остановился? – Глава восемь, – неуверенно прочитал он. – Право человека… Ах да… «Что до истины, – написал он, – ее надлежит предавать огласке, когда того требует случай, но выслушивать стоит при первой же возможности…» Он задумался, как бы ввернуть в свой трактат «варево дня» или хотя бы «тинктуру ночи». Перо скрипело по бумаге. На полу стоял нетронутый поднос с миской, полной питательной каши, по поводу которой Витинари твердо решил поговорить с поваром, не стесняясь в выражениях, – когда поправится. Ее попробовали три дегустатора, включая сержанта Детрита – его вряд ли взяло бы хоть что-то из ядов, которыми травили людей, или даже из большинства тех, которыми травили троллей… но это не точно. Дверь была заперта. Время от времени он слышал ободряющий скрип половиц – это Детрит совершал очередной обход. За окном туман оседал на констебле Водослее. Витинари обмакнул перо в чернильницу и начал новую страницу. Он то и дело сверялся с дневником в кожаном переплете, аккуратно касаясь языком пальца, прежде чем перевернуть тонкие листы. Завитки тумана просачивались сквозь ставни и льнули к стенам, пока их не прогоняло пламя свечей. Ваймс, тяжело ступая, гнался сквозь туман за беглецом. Тот уступал ему в скорости, даже несмотря на то что ноги у Ваймса уже болели, а в левом колене предательски постреливало, но стоило им сблизиться, как путь преграждали неожиданный прохожий или невесть откуда взявшаяся телега[12]. Подошвы подсказывали Ваймсу, что он пробежал по Брод-авеню и свернул налево, на Ничегоподобную улицу (мелкая квадратная плитка). Туман, стиснутый деревьями парка, был здесь ещё гуще. Но Ваймс торжествовал. «Если ты направляешься в Тени, дружочек, ты пропустил поворот! Прямо по курсу – Анкский мост, а там как раз стоит патрульный…» Подошвы сказали ему ещё кое-что. Они сообщили: «Осенью на Ничегоподобной улицы полно опавшей листвы. Мелкая квадратная плитка с опасными вкраплениями мокрых листьев». Но они сообщили об этом слишком поздно. Ваймс приземлился в канаву, ударился подбородком, сумел кое-как подняться на ноги, снова упал, когда окружающая вселенная закрутилась вихрем, опять поднялся, шатаясь, сделал несколько шагов не в том направлении, еще раз упал и решил до поры до времени подчиниться воле обстоятельств. Дорфл молча стоял посреди комнаты, сложив перед собой тяжелые руки. На голема был направлен арбалет сержанта Детрита, переделанный из старинного осадного орудия. Он был заряжен шестифутовой стальной стрелой. Рядом с ним сидел Шнобби, держа палец на крючке. – Шнобби, убери это! Нельзя тут из такого стрелять! – сказал Моркоу. – Мы же так и не выяснили, сколько стен может пробить эта стрела! – Мы выбили из него признание, – сказал сержант Колон, от возбуждения подскакивая на месте. – Он со всем соглашался, но в конце концов мы заставили его не просто согласиться, а признаться! И не только в этих убийствах, но и в других преступлениях тоже – вот, у меня тут целый список. Дорфл поднял табличку. Я ВИНОВЕН. Что-то выпало у него из рук. Что-то короткое и белое. Похожее с виду на обломок спички. Моркоу поднял его и изучил. Потом посмотрел на список, который составил Колон. Он был довольно внушительный и включал в себя все нераскрытые преступления за последние пару месяцев. – И он во всем этом признался? – Пока не во всем, – сказал Шнобби. – Мы просто не все дочитали, – добавил Колон. Дорфл написал: ЭТО ВСЕ Я СДЕЛАЛ. – Представьте, как сэр Ваймс будет нами доволен! – сказал Колон.