– Да у тебя небось полно титулов, Шнобби. Шнобби кивнул: – Но у меня от них есть специальный шампунь, сэр. Ваймс вздохнул. Он был честным человеком. Он всегда считал, что это один из главных его недостатков. – Когда у тебя выдастся свободная минутка, загляни в Геральдическую палату на Моллимогской улице, ладно? Захвати с собой это кольцо и скажи, что это я тебя послал. – Э-э-э… – Тут нет никакого подвоха, Шнобби, – сказал Ваймс. – Не бойся, в переделку не попадешь. Ну, не на этот раз. – Как скажете, сэр. – И не обязательно называть меня «сэр», Шнобби. – Есть, сэр. Когда Шнобби ушел, Ваймс вытащил на свет потрепанную копию «Книги Пэров Твурпа», или, как он сам ее называл, справочника преступного мира. Обитателям трущоб не было места на этих страницах, зато здесь можно было найти их арендодателей. И, хотя проживание в трущобах считалось весомым аргументом в пользу преступных намерений, владение целым кварталом этих трущоб почему-то всего-навсего открывало двери на светские рауты. В последнее время чуть ли не каждую неделю выходило обновленное издание. Дракон был прав по меньшей мере в одном. Анк-Морпорк грозил превратиться в форменный гербарий. Он поискал в списке фамилий де Шноббсов. Проклятье, даже у них был свой герб. С одной стороны его подпирал гиппопотам – предположительно один из королевских гиппопотамов, а значит, предок Родрика и Кита. С другой – кто-то вроде быка, подозрительно похожий на Шнобби. Он держал золотой крест, который наверняка где-то умыкнул – это все-таки был герб де Шноббсов. Герб был красно-зеленый, с белым шевроном, на котором красовались пять яблок. Их значение было для Ваймса неочевидным. Может, это был очередной потешный каламбур, от которого вся Геральдическая палата ухахатывалась и хлопала в ладоши. Хотя если Дракон, Король Гербов, слишком сильно хлопнет в ладоши, он рискует остаться без рук. Вообразить Шнобби снобом-аристократом было легче легкого. Его ошибка состояла в том, что он недостаточно широко мыслил. Он залезал в чужие дома и прибирал к рукам всякую малозначительную ерунду. Если бы он залезал на чужие континенты и прибирал к рукам целые города, в процессе жестоко убивая их жителей, он мигом стал бы столпом общества. Фамилия Ваймса в книге не упоминалась. Я-Сама-Справедливость Ваймс не был столпом общества. Он собственными руками убил короля. Это нужно было сделать, но общество, что бы мы ни понимали под этим словом, не всегда в восторге от людей, которые делают или говорят то, что нужно. Он не только короля предал смерти, что верно, то верно, но город катился ко дну, постоянно вспыхивали какие-то идиотские войны, нас едва не подмяла под себя Клатчская империя. Приятный тип уж точно не исправил бы ситуацию. История нуждалась в хирургии. И временами единственный подходящий хирургический инструмент – топор. В топоре есть что-то веское и окончательное. Но стоит убить одного дрянного королишку – и тебя уже называют цареубийцей. Как будто ты постоянно этим промышляешь… Ваймс когда-то нашел в библиотеке Незримого Университета дневник Камнелица. Старик отличался суровым нравом, тут не поспоришь. Но и времена были суровые. В дневнике он написал: «Пускай же из горнила битвы выйдут новые люди, коих не прельстит былая ложь». Но былая ложь в конце концов победила. Он сказал людям: «Вы свободны». И они закричали: «Ура!», а потом он показал им цену свободы, и они назвали его тираном и предали, немного потыкались в разные стороны, как цыплята, которые впервые высыпали из родного курятника во двор, и вернулись в тепло, и закрыли за собой дверь… – Дзынь-дзынь, дон-дон. Ваймс вздохнул и достал органайзер. – Да? – Напоминание: встреча с сапожником, два часа дня, – сообщил бес. – Сейчас еще не два, да и в любом случае, это было во вторник, – сказал Ваймс. – Тогда я вычеркну это из списка дел, да? Ваймс пихнул неорганизованный органайзер обратно в карман и снова выглянул в окно. У кого был мотив отравить лорда Витинари? Нет, это неверный подход. Наверное, если отправиться на окраины города и свести круг подозреваемых к старушкам, которые почти не выходят из дома (что немудрено, когда дверь заклеена обоями), удалось бы найти кого-то, у кого не было мотива. Но Витинари оставался в живых, потому что устраивал дела таким образом, что будущее без него представлялось более рискованной перспективой, чем будущее с ним. Выходит, решиться на его убийство мог только безумец – а безумцев в Анк-Морпорке хватало, боги свидетели, – или кто-то, кто не сомневался: если город рухнет, он окажется на самом верху этой груды обломков. Если Фред прав – а сержант обычно служил хорошим примером того, как мыслят простые горожане, поскольку и сам был простым горожанином, – таким человеком был капитан Моркоу. Но Моркоу был одним из немногих жителей города, кому, кажется, нравился Витинари. Конечно, был еще один человек, который выиграл бы от убийства патриция. «Вот черт, – подумал Ваймс. – Это же я». В дверь снова постучали. Этот стук он не опознал. Он осторожно приоткрыл дверь. – Это я, сэр. Задранец. – Ну заходи тогда. – Было приятно осознавать, что хоть у кого-то в мире больше проблем, чем у Ваймса. – Как там его светлость, в каком он состоянии? – В стабильном, – ответил Задранец. – Смерть – это тоже стабильное состояние. – Я имею в виду, что он жив, сэр. Сидит и читает. Доктор Пончик смешал для него какую-то липкую гадость, которая отдает водорослями, а я добавил туда глубульской соли. Сэр, помните того старика из дома на мосту? – Какого ста… ах да. Точно. – Казалось, что это было уже давным-давно. – А что такое? – Ну… Вы меня попросили осмотреться, и я… сделал несколько картинок. Вот, например. – Он протянул Ваймсу черный прямоугольник – почти черный. – Странно. Это что такое? – Э… Вы слышали теорию про глаза мертвеца, сэр? – В теории я не силен, я как-то больше по практике. – Ну, в общем… говорят… – Кто говорит? – Все говорят, сэр. – Те самые «все» из фразы «всем известно»? Те, из кого состоит «общество»? – Да, сэр. Видимо, они. Ваймс махнул рукой. – А, эти. Ну, продолжай. – Говорят, что в глазах у мертвеца отражается последнее, что он видел при жизни. – Слышал, да. Но это все старые сказки. – И правда старые. Но посудите сами, разве они дожили бы до наших дней, будь они неправдой? Мне показалось, я увидел красную искорку, так что я велел бесу нарисовать зрачок как можно крупнее, пока она совсем не погасла. И вот тут, прямо посередине… – А бес не мог просто это выдумать? – спросил Ваймс, снова глядя на картинку. – Они лишены воображения, сэр. Что видят, то и рисуют. – Светящиеся глаза. – Две красные точки, – педантично уточнил Задранец, – которые и вправду могут быть светящимися глазами, сэр. – Хорошо подмечено, Задранец. – Ваймс поскреб подбородок. – Проклятье! Надеюсь, никакие боги тут не замешаны. Только этого мне сейчас не хватало. Можешь сделать копии, чтобы я отправил их во все штаб-квартиры? – Да, сэр. У беса хорошая память. – Тогда за дело. Но прежде чем Задранец вышел, дверь снова открылась. Ваймс поднял голову. На пороге стояли Моркоу и Ангва. – Моркоу? Я думал, у тебя выходной. – Мы обнаружили труп, сэр! В Музее гномьего хлеба. Но когда мы вернулись в штаб-квартиру, нам сказали, что лорд Витинари мертв! «Так и сказали? – подумал Ваймс. – Вот тебе и слухи. Если бы правда могла распространяться с той же скоростью, до чего было бы хорошо…» – Для трупа он слишком глубоко дышит, – сказал он. – Думаю, что с ним все будет в порядке. На этот раз его не устерегли, но это ничего. Я нашел для него врача – не самого известного, но хорошего. Не волнуйся. «Не устерегли, – подумал Ваймс. – А ведь это я возглавляю Стражу». – Не самого известного? Надеюсь, вы не зря сделали на него ставку, сэр, – сурово сказал Моркоу. – О, не переживай. Он так хорош, что даже на его пациентов делают ставки, – ответил Ваймс.