– В смысле? – Я чую его запах, и твой, и хлеба, и на этом все. – Больше ничего? – Грязь. Пыль. Ничего необычного. Есть старые следы, оставленные несколько дней назад. Я знаю, например, что ты заходил сюда на прошлой неделе. Запахов-то хватает. Сало, мясо, сосновая смола – непонятно откуда, лежалая еда… Но, клянусь, за последние пару дней тут не было ни одной живой души, кроме него и нас с тобой. – Но ты говорила, что все оставляют след. – Оставляют. Моркоу посмотрел на покойного смотрителя музея. Это не тянуло на самоубийство, даже если очень широко трактовать рамки суицида. Нельзя убить себя батоном хлеба. – А вампиры? – спросил Моркоу. – Они умеют летать… Ангва вздохнула. – Моркоу, я бы учуяла вампира, даже если бы он залетал сюда месяц назад. – В ящике лежит почти полдоллара мелочью, – сказал Моркоу. – Так или иначе, если бы сюда забрался вор, он бы пришел за Боевым батоном, верно? Это очень ценный культурный объект. – Родственники у этого бедолаги были? – спросила Ангва. – Кажется, старшая сестра. Я захожу сюда раз в месяц, просто поболтать. Он даже дает мне потрогать экспонаты. – Вот это шик, – не сдержалась Ангва. – Это… очень приятно, да, – серьезно сказал Моркоу. – Напоминает мне о доме. Ангва вздохнула и направилась в заднюю комнату. Такие комнаты есть в каждом музее – в них копится всякий хлам, экспонаты, которым не нашлось места на полках, и предметы сомнительного происхождения, вроде монет, на которых отчеканено «52-й год до нашей эры». Ангва увидела верстаки с обломками гномьего хлеба, полку для инструментов с месильными молотами разных размеров и кипы всевозможных бумаг. Немалую часть комнаты занимала печь. – Он исследовал старинные рецепты, – сказал Моркоу, который, кажется, полагал своим долгом отстаивать честь смотрителя даже после его смерти. Ангва открыла печную заслонку. Комнату залило теплом. – Ничего себе печечка, – заметила она. – А это что? – Так… Похоже, он пек оладьи, – ответил Моркоу. – Довольно убойные вблизи. Она закрыла печь. – Давай вернемся в штаб-квартиру, чтобы кого-нибудь отправили… Ангва осеклась. Превращаться незадолго до полнолуния было рискованной затеей. В волчьей форме это не слишком давало о себе знать. Она сохраняла разум – или, по крайней мере, ей казалось, что она сохраняет разум, хотя волчья жизнь была намного проще человеческой, так что, возможно, она просто становилась исключительно разумным волком. Трудности начинались, когда она превращалась обратно в человека. В течение нескольких минут, пока изменения окончательно не устаканивались, все ее чувства были обострены; запахи по-прежнему били в нос с огромной силой, и она слышала звуки, выходящие далеко за пределы убогого человеческого диапазона. А еще могла это обдумать. Волк мог понюхать фонарный столб и понять, что вчера тут проходил старый Бонзо, и ему слегка нездоровилось, и хозяин по-прежнему кормит его требухой, но только человек мог взвесить в голове причины и следствия. – Есть еще какой-то запах, – сказала она и втянула носом воздух. – Едва заметный. Живое существо так не пахнет. Но… ты сам не чувствуешь? Вроде земли, но не совсем. Он такой… желтовато-оранжевый… – Эм… – тактично протянул Моркоу. – Не у всех такой нос, как у тебя. – Я его уже чувствовала где-то в городе. Но не помню где… Он резкий. Резче прочих запахов. Похоже на грязь. – Ну слушай, на этих-то улицах… – Нет, нет… не совсем грязь. Он тоньше, острее. Более пронзительный. – Знаешь, иногда я тебе завидую. Наверное, здорово быть волком. Хотя бы иногда. – У этого есть свои минусы. «Например, блохи, – подумала она, запирая дверь в музей. – И еда. И постоянное неуютное чувство, что тебе надо нацепить сразу три бюстгальтера». Она твердила себе, что держит все под контролем, и в каком-то смысле так оно и было. Да, когда она лунными ночами рыскала по городу, иногда ей попадался на зуб какой-нибудь цыпленок, но она всегда запоминала свой маршрут и на следующий день возвращалась, чтобы сунуть под дверь немного денег. Трудно быть вегетарианкой, когда по утрам приходится выковыривать из зубов кусочки мяса. Но Ангва отлично справлялась. По крайней мере, так она себе говорила. По ночному городу рыскала именно она, а не волк. Она почти в этом не сомневалась. Волк уж точно не ограничился бы цыплятами. Ее передернуло. Кого она обманывала? В свете дня было легко любить овощи. Не преисполняться по ночам человеколюбием – вот что требовало усилий. Первые городские часы уже били одиннадцать, когда паланкин командора Ваймса, качнувшись, остановился возле дворца патриция. У Ваймса уже подгибались ноги, но он единым духом проскочил пять лестничных пролетов и рухнул на кресло в приемной. Минута шла за минутой. Патрицию не стучали в дверь. Он сам вызывал посетителей, не сомневаясь, что они на месте. Ваймс откинулся в кресле, наслаждаясь моментом покоя. Из кармана у него раздалось: – Динь-дон, динь-динь-дон! Он вздохнул, достал обитую кожей шкатулку размером с небольшую книжку и открыл. На него уставилось приветливая, но слегка обеспокоенная мордашка. – Да? – сказал Ваймс. – Одиннадцать утра. Встреча с патрицием. – Да. И что? Уже пять минут двенадцатого. – Ой. То есть вы уже встретились, да? – спросил бес. – Нет. – Тогда я через несколько минут снова напомню или не надо? – Не надо. И вообще, ты мне не напомнил про встречу с геральдистами в десять. Беса охватила паника. – Но это во вторник, разве нет? Я был уверен, что во вторник! – Это было час назад. – Ох. – Бес понурился. – Хм. Ладно. Извините. М-да. Зато я могу вам сообщить, сколько сейчас времени в Клатче, если хотите! Или в Орлее. Или в Гункунге. В любом из этих мест. Только скажите! – Мне ни к чему знать, сколько сейчас времени в Клатче. – А вдруг! – не сдавался бес. – Только подумайте, вот вы с кем-то беседуете, разговор не клеится, и тут вы говорите: «Кстати, в Клатче сейчас на час меньше». Или в Бес Пеларгике. Или в Эфебе. Спросите меня, давайте. Я отвечу. Мне не сложно. Ваймс вздохнул про себя. У него был блокнот для записей. И это было очень удобно. А потом Сибилла, его благословенная женушка, подарила ему этого беса-органайзера с пятнадцатью функциями – хотя, насколько Ваймс успел убедиться, как минимум десять из них сводились к тому, что бес извинялся за сбои в работе остальных пяти. – Сделай лучше заметку, – сказал Ваймс. – Ух ты! Серьезно? Ничего себе! Хорошо. Конечно. Без проблем. Ваймс прокашлялся. – Поговорить с капралом Шноббсом. Тема: рабочий график. Другая тема: графский титул. – Э-э-э… прошу прощения, это была заметка? – Да. – Извините, но сначала надо сказать «заметка». Я точно помню, что это указано в инструкции. – Ну хорошо, это была заметка. – Простите, но теперь ее нужно повторить.