– Я перестала ходить к доктору, – с горьким смешком отозвалась женщина. – Без Тедди мне уже все равно. Кому есть дело до одинокой старухи? – У вас тут должны быть друзья. Соседи. – Это не то же самое. – Она снова отмахнулась. – И потом, единственного доктора, который мне нужен, я вижу каждую ночь. – Простите? – Хех! Ладно, пойдемте. Я вам покажу. Сэм снова предложил хозяйке дома помощь, когда она тяжело поднималась со стула, и она снова отказалась. Оказавшись на ногах, она замерла, чтобы перевести дыхание и отпить еще глоток. Громко, с присвистом дыша, женщина снова прошла по узкому коридору. Но, не дойдя до двери, она свернула в темную гостиную с большим телевизором, вытертым диваном в зеленую клеточку за маленьким журнальным столиком и старым креслом-качалкой с салфеточкой у изголовья. Кресло-качалка стояло перед телевизором, а на столике размещались лампа, пульт и сложенная газета с программкой. – Я неважно сплю, – пояснила женщина. – С тех пор, как умер Теодор. Ворочаюсь в постели, потом прихожу сюда и смотрю телевизор, пока не задремлю. Он включен допоздна, когда я не могу уснуть. Ольга Кучарски направилась к телевизору, а взгляд Сэма блуждал по стенам, на которых висело больше двух десятков фото Теодора Кучарски. По ним можно было проследить, как рос парнишка: от младенчества до старшей школы. Наверное, большая часть снимков была размещена на стене уже после смерти ее внука, таким образом превратив комнату в храм, где каждая фотография позволяла женщине помнить, каким был Теодор в том или ином возрасте. На телевизоре между двумя вазами с цветами стояла еще одна фотография. Цветы были той же степени свежести, что и в букете на кухне. «Наверное, она каждую неделю приносит свежие цветы из супермаркета». Картина напомнила ему о пожаре на швейной фабрике, мемориале и всеобщей скорби, которую разделял весь город. Но здесь, в этом доме, Ольга Кучарски сражалась со своим горем в одиночестве. – Начала его каждую ночь смотреть. Привычка. Он теперь мне как старый друг. Причем из нашего города. Я его встретила как-то в прокате возле торгового центра. Вот откуда у меня это. – Она указала на стену над телевизором, а точнее, на фотографию восемь на десять. Эта фотография оказалась единственным в комнате снимком, на котором был изображен не ее внук. Сэм подошел поближе, чтобы рассмотреть глянцевый рекламный снимок: мужчина в образе безумного ученого. Ему было, вероятно, за шестьдесят, хотя грим а-ля зомби мешал разглядеть наверняка: всклокоченные белые волосы, широко распахнутые глаза, длинный лабораторный халат, заляпанный искусственной кровью. В одной руке он держал колбу, наполненную зеленой светящейся жидкостью, от которой поднимались струйки белого дыма, а другой указывал на невероятную мешанину, будто объявляя миру, что совершил какой-то сумасшедший прорыв. Эдакий момент «Эврика!» из второсортного фильма. – Он тоже поляк, – пояснила миссис Кучарски. – Я попросила подписаться настоящим именем – «Йозеф Вичорек». Я знаю это имя из газеты. А народ по большей части знает его по телевизионному псевдониму. С тех пор, как погиб Теодор, это единственный, так сказать, доктор, который мне нужен. Сэм посмотрел на нижнюю половину фотографии, где имя персонажа, которого играл Вичорек, было подписано алыми подтекающими буквами. Глава 21 – Доктор Ужас? – переспросил Дин. – Серьезно? – Ну, это ведь не настоящее его имя, – пояснила Карлин Филлипс. Она стояла рядом с Дином в маленькой комнате отдыха по другую сторону кофейного автомата и прихлебывала из своего стакана так невозмутимо, будто кофе не прожигал дыру в ее желудке. Дину повезло не так сильно: напиток был дрянью редкостной. – Я читала как-то раз, как его зовут. Сложно произнести и запомнить. Джеффрис улыбнулся: – А Доктор Ужас так от зубов и отлетает. – А «Театр кошмаров» хоть настоящий? – Разумеется. Его уже пару лет показывают. Крутят ужастики поздно вечером, старые в большинстве своем, а Доктор Ужас комментирует в перерывах. – И он живет в городе? – Да, но его не узнать без прикида под сумасшедшего ученого и грима как для фильма ужасов. Дин бросил взгляд на телевизор, установленный на съемную металлическую подставку в углу. – Программа передач есть? – Разумеется, – ответила Филлипс. – Вон она. На микроволновке. Но передача идет не сейчас. Дин схватил тонкий, напечатанный на газетной бумаге, журнал «ТВ Уикли» и просмотрел передачи за вчерашний вечер, потом за позавчерашний, и так за все дни до начала недели. – Будь я проклят, – прошептал он и посмотрел на полицейских. – Мне надо поболтать с этим мужиком. – Знаете, к кому вам нужно? – вмешалась Филлипс. – К Милли, нашему диспетчеру. Доктор Ужас – ее двоюродный брат. – Точно, – согласился Джеффрис. – У нее будет его адрес или телефон. Дин бросил журнал на стол и заторопился на выход. – Вы же не думаете, что он террорист? – окликнул Джеффрис. Спеша по Главной улице к «Импале», Дин набрал брата: – Сэм, я кое-что нарыл. – И я, – отозвался Сэм. – Подбери меня около дома Ольги Кучарски. Дин обнаружил младшего брата на обочине, нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу. Едва Сэм оказался в машине, он начал рассказывать: – Напрямую она здесь ни при чем. Кажется, искренне удивилась, что Буллингер и Лакоста мертвы. Но она связана кое с кем, кто, возможно, за всем этим и стоит. Его фотка у нее на стене гостиной, среди кучи фотографий внука. – Дай-ка угадаю, – перебил Дин. – Доктор Ужас. – Что? Как ты?.. – Ведущий передачи под названием… – «Театр кошмаров». – Точняк. Я посмотрел программку за неделю. И знаешь, что обнаружил? – Что в фильмах показывали безголового всадника, исполинского ядозуба и гигантского тарантула. – Под изумленным взглядом брата Сэм добавил: – Миссис Кучарски – большая поклонница шоу. Я просмотрел у нее газету. – Я раздобыл кое-что, чего ты не смог, – криво улыбнулся Дин. – И что же? – Встречу. Типа. – Как? – Поговорил с его сестрицей Милли, – Дин взглянул на стикер, где рукой Милли был написан адрес. – Почти приехали. Доктор Ужас, он же Йозеф Вичорек, арендует здесь студию. Он припарковал машину возле длинного кирпичного здания, в котором, если верить знаку на газоне, располагалась местная телекомпания. Хотя дверь была оснащена клавишной панелью и картридером, Дин все равно дернул за ручку. Заперто. – По какому вы вопросу? – раздался из динамика голос. Сэм разглядел над дверью камеру службы безопасности. Он достал удостоверение и поднес его к глазку. Дин нажал черную кнопку над динамиком: – ФБР. Агенты ДеЯнг и Шоу. У нас назначена встреча с Йозефом… с Доктором Ужасом. Секунду спустя раздался звуковой сигнал. Дин снова дернул за ручку и открыл дверь. Они вошли в голубовато-серый вестибюль с серым затоптанным линолеумом на полу. Около ближней стены, по обе стороны от маленького серого столика, беспорядочно заваленного газетами, рядком стояли пластиковые серые же стулья. Дину показалось, что мир разом потерял все краски. В дальнем конце вестибюля, в кабинке из, скорее всего, пуленепробиваемого стекла, сидел охранник с обвисшими веками, кустистыми бакенбардами и заметным пивным брюшком. – Он там королевские драгоценности, что ли, охраняет? – вполголоса поделился Дин с братом. Охранник наклонился и заговорил в микрофон. Из укрепленных в верхней части кабинки динамиков донесся его скрипучий голос: – По коридору первый поворот направо. Студия за второй дверью слева от вас. Если над дверью будет гореть красный свет, подождите, пока он не выключится. Дав краткие указания, он нажал кнопку на пульте. Соседняя с постом охраны дверь загудела. Дин открыл эту дверь и, прежде чем закрыть ее за собой и Сэмом, пожелал охраннику хорошего дня. Объяснения оказались верны: через несколько секунд братья нашли вход в студию, над которым действительно горел красный свет. Под лампочкой, прижавшись спиной к двери, стояла усталая на вид женщина лет тридцати пяти, прижимая к груди планшет. Когда Винчестеры приблизились, она повернулась в их сторону. – Агенты ДеЯнг и Шоу, – представился Дин. – Подождите минуту-две. – Доктор Ужас там? – спросил Сэм. – Переписывает сделанные раньше кадры. Перфекционист. – А вы?.. – уточнил Сэм. – Сэнди ДеСио. Его продюсер, технический директор, иногда сценарист и временами режиссер. Мы в большинстве своем занимаем сразу несколько должностей. – Шоу национальное?