- Нет. Даже не помню ее. - Ну и зачем в таком случае? Ты похож на бездомного пса… - скаегет осекся. - Трэкул, сколько повторять: для оборотня сравнение с собакой не обидно. Для меня тем более. - На бездомного пса, которого обидели злые люди, и он теперь шарахается от каждой протянутой руки. - Я злобный неблагодарный бездушный оборотень. - Дурак ты, - вздохнул Трэк. - Зато ты у нас образец разумности и всяческой добродетели. Как вообще… Тут уж я вовремя замолчал, сообразив, что чуть не ляпнул то, чего себе в жизни не прощу. Меня в серые отряды загнала тоска, Трэка — необходимость выжить. Сын Стензальта изгнанник. Не знаю, что натворил добрый и совестливый мужик, но на родину ему долгие годы дороги нет. Он из скаегетов, а про их не нарушающие законы, но живущие по своим особым обычаям закрытые общины никто ничего толком не знает. А ведь у Трэка — он раз проболтался — где-то на каменистых пустошах остались жена, дочки. Не потому ли он так носится со мной и Мокридой, что мы хотя бы отчасти заменяем ему семью? Дальше шагали молча. Я раскидывал сапогами палые листья. Растравил душу старый друг, сам того не желая. Заставил вспомнить. Мне было восемь лет, когда мой отец вместе со своим парусником «Победитель гроз» сгинул без вести близ островов Южного архипелага. Местные жители рассказывали, что накануне был сильный шторм, и те, кто осмелился выйти на берег, видели, как в море борется с волнами пылающий корабль со сломанной мачтой. Через несколько дней в прибрежных скалах нашли обугленный кусок доски с золочеными буквами «Победитель». Больше не осталось ничего и никого. Молния редко бьет настолько прицельно, но небеса не любят людскую гордыню. Гроза отомстила. А через неделю после того, как в Туманное Озеро пришла черная весть, моя мать уехала с любовником. Я помню, как накануне она в шелковом, расшитым яркими птицами халате сидела в спальне среди разбросанных всюду вещей, покачивала домашней туфлей и курила тонкую белую сигарету, вставленную в янтарный мундштук. «Иди спать!» - раздраженно велела она, и это были последние слова, которые я услышал от родительницы. Следующие несколько дней в Туманном Озере царили суета и неразбериха. Слуги кормили меня, если вспоминали — и только. Никто ничего не объяснял и не рассказывал. А потом в именье нагрянули родственники. У моего деда было два родных сына. Оба, соблюдая семейную традицию, пошли служить во флот. Сэульв, родной брат отца, бороздил просторы Северного океана. Я его не помнил, а может, никогда не видел. Остальные члены семьи редко, но какое-то участие в нашей жизни принимали. К сожалению. Женитьба моего отца, владетеля герба и манора, на приме столичной оперы, родичей возмутила и оскорбила. Лусебрун — и связался с актеркой, пусть даже ее игре на сцене аплодирует сам его величество Август VIII. Попробовали выжить выскочку из Туманного Озера, где она, проводив по истечении медового месяца мужа обратно на корабль, прочно обосновалась, но не получилось. По высокомерию, коварству и стервозности Амалия Кондрагон превосходила самых опытных дворцовых интриганок и клевать себя не позволяла. Даже беременность и рождение ребенка не заставили ее раскиснуть и сдать позиции. Маменька, хоть и воспринимала свое сидение в захолустном постепенно нищающем имении чуть ли не как заточение, покидать его не собиралась. Пока не овдовела. Блистательная Амалия, ища новой судьбы, отбыла в неведомые дали, и замок очень быстро наполнился чужими неприятными людьми. Если раньше мне не уделяли никакого внимания, то теперь его стало слишком много. В доме не осталось уголка, где можно было бы спрятаться, побыть одному. Слежка, каверзы и дразнилки кузенов и кузин, пристальные недобрые взгляды взрослых, их жесткие замечания по любому поводу. «Отродье Амалии», «звереныш», «маленький монстр» - обсуждая меня и мое будущее, родственники в выражениях не стеснялись. Откуда в приличной семье Лусебрунов взяться метаморфу? Портрет первого в роду, Стефана, воина, барда и оборотня, убрали из галереи с глаз долой куда подальше. Ко всему, за семь поколений внешность потомков сильно изменилась, я был полной противоположностью всем ныне живущим родственникам, а вот на прародителя походил один в один. «Фу, немочь бледная! Жердь!» - шипели смуглые темноволосые троюродные и далее сестрицы, коренастые братцы хихикали, а их родительницы, мои тетушки и неродные бабушки согласно кивали. Меня с превеликим удовольствием попросту вычеркнули бы из списков семьи, но желание заполучить Туманное Озеро не позволяло это сделать. Фамильное имение наследует старший сын старшего сына, обязательно законный. В случае, если в семье рождались только девочки, преемницей рода, герба и земли считается первая дочь. Бастарды обоего пола прав на владение не имеют. Когда владетель умирает бездетным или же по каким-то причинам решает отказаться от манора, земля переходит к следующему по старшинству брату. Когда братья заканчиваются, то к сестре. И только если у предыдущего хозяина вовсе не было законных детей, имение получает кто-то из ближайших родственников. Некоторое исключение составляет опекунство. Если небеса прибирают малолетнего аристократа, бывшего единственным ребенком, вскоре после ухода родителей, вотчина достается тому, кто о дитяте заботился. Эта же персона имеет право пользоваться землей и имуществом вплоть до совершеннолетия подопечного. Если бы члены семьи могли договориться между собой, меня точно объявили бы бастардом. Какое мерзкое слово, шипящее и рыкающее одновременно… Но вот незадача: по праву наследования манор никому из собравшихся принадлежать не мог. Потому и спорили родственнички, кому достанется опекунство и вместе с ним возможность всласть попользоваться благами, которое еще могло дать не до конца разоренное поместье. Меня же предполагалось отправить в закрытую школу. «Мы должны быть милосердны к несчастному созданию! - говорила, подняв очи к небесам, тетушка Марджори. - Он и без того...» Остальные горестно вздыхали и поддакивали. Предложи кто-нибудь пристрелить меня из жалости, думаю, идею бы горячо одобрили. Однако планам этим не суждено было воплотиться. Слишком долго родственники меня делили. В Туманное Озеро заявился адмирал Лусебрун, злой, как акула. В суете про Сэульва как-то забыли. А он, показав семейству загорелый моряцкий кукиш, заявил, что оставляет флот, чтобы лично заняться воспитанием племянника, и мигом разогнал весь гадюшник к морским чертям. Некоторые особо жадные, но не сообразительные родственнички грозили подать на дядю в суд, но легче отобрать добычу у чайки-поморника, чем у Сэульва Лусебруна. Следующие несколько лет… Я не люблю говорить о них. Во-первых, действительно трудно вспомнить что-то хорошее, а во-вторых все попытки рассказать о той жизни если и вызывают какую-то реакцию у слушателей, то только бурное возмущение. Дядя Сэульв никогда не был ни добр, ни ласков. Бросивший привычный уклад жизни, любимый флот, карьеру ради того, чтобы позаботиться о племяннике, которого ни разу в жизни не видел, адмирал Лусебрун понятия не имел, как вообще нужно обращаться с детьми. Я был сыт, одет, присмотрен, ходил в школу,но ни разу не услышал ни одного доброго слова. Северный океанский флот держался на кулаке и глотке, и дядя не задумываясь отвешивал мне затрещины. До тех пор, пока однажды я не решил защищаться. Эта привычка здорово помогла мне в дальнейшей жизни. Да, попадало мне знатно. Но гораздо меньше, чем тем, кто хотел меня обидеть. Дядя разом пресек начинавшуюся травлю сына в прошлом блистательной, а ныне разом ставшей презренной Амалии, меня предпочитали просто игнорировать. А насколько при этом были испорчены отношения с соседями и родственниками, Сэульву Лусебруну было плевать. Мы стояли вдвоем против всего мира, спина к спине, как в той песне, которую дядя любил напевать по вечерам. Он был единственным человеком из семьи, кто не предал меня. Мало? Для меня достаточно. Мокрида поджидала нас, прогуливаясь перед воротами Туманного Озера. - Ну что, наемнички, продались? И какие ж расценки сейчас в сельской местности? За десяток яиц и куль картошки еще и дровишек наколите? - Мокридка! - искренне огорчился Трэк. - Чего злобствуешь? Вот ведь бес-девка, до чего вредная! Целительница надула губы и демонстративно затеребила в руках платочек. Мужской, клетчатый, размеров таких, что небольшой пенек прекрасно накрывает в качестве скатерти. - Тьфу, егоза! Идем вещи собирать, переезжаем. Трэк увел Мокриду. Уговорит, успокоит, и скоро наша красавица, которая сейчас только что не лягается, снова придет в хорошее расположение духа. Иногда мне кажется, что небеса специально послали Трэкула сына Стензальта нам в утешение и назидание, чтобы мы сами и жизнь наша стали лучше и правильнее. Я тоже пошел к дому. У нормальных людей вдоль подъездной аллеи бывают посажены липы или буки, особый шик — дубы. А у нас растут лиственницы. Выглядит это непривычно, зато какой запах после дождя! Говорят, что деревья выбирал сам Стефан. Любил он, похоже, хвойные, возле дома вон, сосны понавтыкал. Если собрать сухие шишки и бросить их в огонь камина, они начинают щелкать и светиться изнутри алым. Ботинки скользят по бледной палой сосновой хвое, плотным слоем устилающей крышу погреба. «Не смей лазать, провалишься!». Двойной иголкой можно, как пинцетом, подхватить букашку, упавшую в ведро с водой, и отпустить на волю. На стволах сосен выступает прозрачная смола. Через какое-то время она застывает, становится желтой и рассыпчатой, как засахарившаяся тянучка. Ее можно выковыривать кончиком перочинного ножа и жевать. Один из любимейших вкусов детства. Немногочисленные няньки, время от времени появляющиеся в Туманном Озере, жаловались маменьке, а потом дяде, что у ребенка постоянно грязные руки. Сколько одеколона и обычной водки изведено на оттирку от смолы, сказать нельзя. Всё-таки летом жизнь в имении проходила не дурно. Во всяком случае, здесь не было школы. Лестницы в доме деревянные, скрипучие. Как говорит дядин денщик Ахиней - «Поющие». Я поднялся на второй этаж, в галерею. Портрет Стефана давно вернулся на свое законное место. Предок был изображен с лютней в руках, но рядом на столе лежал меч. Воин и менестрель. Оборотень. Всё в его жизни было на две части. Даже на портрете улыбается, а взгляд жесткий, пристальный. Безродный одиночка, добившийся славы, богатства, потомственного дворянства. Никто не знает, откуда он взялся, сам говорил, что пришел из-за моря, но в наследный лен, дарованный за заслуги перед короной, выбрал земли, лежащие подле озера, стоя на берегу которого в ясную погоду можно различить тростники у другого его края. Больше здесь воды нет, только подступающие болота, но потомки Стефана неизменно становились моряками, пытавшимися покорить четыре океана, омывающие Сиргарен. Что знал он, что помнил, о чем так и не рассказал ни друзьям, если они у него были, ни жене, ни детям? Никто сейчас не скажет, каким был Стефан Лусебрун, но остались его песни. «Я вернусь», «Баллада о брате и сестре», «Битва», «Подорожная», «Белое море», «Кара», «Вой», «Ветер ходит», «Прощальная». Мой любимый «Наемник». С одним не согласен: незачем так уж переживать из-за того, что не дано. Если ты стал не нужен в родном доме, то можно искать другой. Глава 5 Слухи о смерти Жакоба де ла Нира начали потихоньку расползаться по окрестностям Узкого озера. Когда мы под предводительством дяди заявились в Сливовую Косточку, там за чайным столом уже сидело шестеро гостей. Три дамочки с цепкими глазками записных сплетниц. Отчаянно скучающий сонный мужик, явно благоверный одной из них. Молодая пара, искренне сочувствующая Бьянке. Хотя по всему судя, сестрицу покойного не утешать надо, а поздравлять. На нас избранное общество воззрилось с нескрываемым интересом. Еще бы, не каждый год в этой тихой местности кто-то решает прибегнуть к услугам наемников. Диковинка! Думаю, в ближайшее время в Сливовой Косточке будет очень много сострадающих Бьянке. Нас пригласили к столу. Соня, взглянув на Мокриду, сразу оживился. Зато одна из дам надулась и позеленела, как весенняя жаба. – Бьянка, милочка, – обратилась она к хозяйке Сливовой Косточки таким тоном, что все змеи в округе должны были передохнуть от отравления. – Очень предусмотрительно с вашей стороны нанять этих… господ для… охраны. Сейчас, когда Жакоба не стало, а в округе творятся такие жуткие вещи, молодой женщине опасно жить одной. – А что у вас тут происходит? – дружелюбно спросила Мокрида, цапнув с блюда приглянувшееся пирожное. Тут информация обрушилась водопадом. Все три кумушки и окончательно проснувшийся муженек одной из них старались во всю. Становилось просто удивительно, как в таком ужасном месте, как берега Узкого озера, еще могут жить люди. Здесь массово и бесследно исчезали куры и петухи. Нечисть устраивала свои богомерзкие пляски прямо в заброшенной часовне посреди заболоченного погоста, и даже покойники, бывшие при жизни приличными людьми, не в силах вынести такого непотребства, покидали свои могилы, но далеко уйти не могли, ибо теряли по дороге кости и головы, то есть черепа. Вампиры оборачивались летучими мышами и по ночам ломились в окна к невинным девушкам. Что, здесь кровососы не водятся? Но если нежить способна обрести крылья, то что мешает ей прилететь откуда-нибудь? И во всем, включая общее падение нравов и подорожание сметаны на рынке, косвенным образом оказывалась повинна семья де ла Нир. Бьянка сидела, не отрывая опущенного взгляда от своей чашки. Симпатичная пара пыталась ее как-то утешить, но все добрые слова захлебывались в потоке хорошо завуалированных обвинений и оскорблений. Дядя наливался багрянцем гнева, но почему-то молчал. Ну а я уже кипел, как перегретый чайник. Да, сам недавно обидел Бьянку, но попросту сорвался, а тут человека, который даже не может защититься, клюют намеренно и целенаправленно. Я уже собирался со всей наемничьей прямотой сказать несколько слов, от которых гостьи вылетели бы из Сливовой Косточки как намасленные, но тут кто-то не больно, но ощутимо пнул меня в голень. Дяде со своего места не достать, Трэк обут в подбитые гвоздями сапоги, а Мокрида скорее наступила бы на ногу тонким каблучком. Неужели Бьянка? Не хочет лишнего скандала с соседями? Предпочитает перетерпеть? Ее воля. У меня контракт на охрану жизни госпожи де ла Нир, а всё остальное не мое собачье дело. Курицы меж тем закончили кудахтать. Попробовали как-то уязвить Мокриду, но наша красавица, ослепительно улыбаясь, двумя безукоризненно вежливыми фразами с головой обмакнула противниц в столь любимую ими грязь. Трэк позволил себе одобрительно хмыкнуть, и поле боя полностью осталось за наемниками. Гости с кислыми лицами принялись прощаться. Они уже разбирали в прихожей свои зонты и фальшиво благодарили хозяйку за чай, когда раздался звонок, и на пороге появилась еще одна персона. Похоже, что молодая женщина. «Похоже» потому как точно понять сложно: новая гостья нарядилась в стиле «я надену всё лучшее сразу» да еще и вымазала на себя добрую половину ассортимента косметической лавки. – Могу я видеть Бьянку де ла Нир? – поинтересовалась она, обводя присутствующих быстрым взглядом темных глаз. – Я жена Жакоба де ла Нира. Сказать, что я в тот день изменил свое мнение о Бьянке де ла Нир, будет слишком просто. Я искренне зауважал эту серую мышь, а прежде восхитился ею. Такие дела творятся, что любому впору схватиться за голову и голосить: «О, небо!», а это робкое существо, что только что в чашку с чаем от отчаяния и смущения не ныряло, с истинно королевским достоинством и спокойствием выпроваживает гостей (дядя сделал вид, что к нему это не относится) и приглашает новоявленную невестку в кабинет. Мокрида решительно заявила, что она юрист госпожи де ла Нир и прошмыгнула следом. А мы с Трэком и дядей остались сидеть в гостиной. Мальчики направо, девочки налево. Вернулась наша разведчица не скоро. Уселась за стол, налила себе чаю, решительно взяла последнее пирожное. Откусила, запила. И только после этого соизволила слово молвить: – Ну что, судари мои – действительно, жена. Я документы видела. Теперь-то, конечно, вдова. Обвенчался с ней Жакоб за три дня до своей гибели, и теперь она имеет все права на наследство. Если в ближайшие месяцы выяснится, что беременна, то и Сливовая Косточка достанется ее ребенку, а сама Инесса будет при нем опекуншей. Если де ла Нир не оставил завещание в пользу сестры, Бьянка по закону что-то получит, но это будут сущие крохи. Кулак дяди впечатался в столешницу. – Моя жена ни в чем не будет нуждаться! – Тогда вам нужно как можно скорее оформить брак, или хотя бы забрать вашу невесту к себе. Инесса Монфакор, ныне де ла Нир, так она, во всяком случае, представилась, не производит впечатления особы, склонной к благотворительности. Пока дамы решили жить в Сливовой Косточке вместе, но не факт, что через полгода, когда вдова вступит в права наследства, она не выставит золовку за порог. И не отказывайтесь от прав Бьянки. Вряд ли Жакоб оставил завещание, но могло быть еще что-то, например, условия родителей. Вообще вся ситуация какая-то скользкая. Вам следует поговорить с нотариусом де ла Ниров или найти действительно хорошего юриста.