– Я всегда догадывался! – выдохнул Марк Бегор, не глядя яростно ощипывая смородину с куста, высунувшего ветки через ограду чьего-то палисадника. – Не могла у Бельфлёр, прекраснейшей и благороднейшей женщины, родиться такая мразь, как Жакоб. Сунул в рот горсть ягод, прожевал, поморщился. – Я не знаю, кем была его мать, но подозреваю. Вскоре после рождения Бьянки де ла Ниры рассчитали служанку, девушку красивую, но грубого нрава и вороватую. Но чего не хватало Корнелию? Как он мог хотя бы раз променять Бельфлёр – Бельфлёр! – на эту потаскушку?! Дай взглянуть на то, что нашел в часовне, – шериф требовательно протянул руку. Листки с датами рождения де ла Ниров рассматривал пристально, будто искал подвох. – Так значит, Корнелий сказал правду отцу Эндрю, нашему тогдашнему священнику. Тот умер через год после возвращения Бельфлёр. В ратуше всё записывали со слов попа, ему верили, а он не мог открыть тайну своего прихожанина, но сохранил истину. А мне так ничего и не сказали… Возможно, и к лучшему, иначе вряд ли мы с Корнелием оставались друзьями до конца. Сложив записки, шериф сунул их в карман. – Пусть будут у меня, – заявил он непререкаемо. – Пригодятся. – Если я правильно помню законы, Сливовая Косточка должна принадлежать Бьянке. Братьев у нее нет, она единственный законный ребенок. Шериф кивнул. – Если не было другого особого завещания. Сливовая Косточка не владение, просто поместье. Я проверю. – Как умерли де ла Ниры? – Когда оба ребенка официально достигли совершеннолетия, Корнелий и Бельфлёр отправились кататься по озеру на лодке под парусом, а посудина перевернулась. В Узком бьют ледяные ключи, а Бельфлёр к тому же абсолютно не умела плавать. Понимаю, о чем ты думаешь, но это точно был несчастный случай. Хоть к такому злодеянию Жакоб не причастен. Я был согласен с шерифом. Помню, что, когда кто-то из соседей утонул, дядю, как моряка, пригласили на консультацию. Имена погибших для меня тогда ничего не значили. – Шериф, вы кому-нибудь говорили о своих симпатиях к Бьянке де ла Нир? – Нет. Даже с Бельфлёр я разговаривал об этом всего один раз. Она любила Корнелия, моего друга. В том, что я всегда буду оберегать и защищать их дочь, я поклялся только себе. – От кого вы спасаете её сейчас? Ведь арест – это только повод забрать Бьянку из дома. Какое-то короткое время шериф смотрел на меня молча, только сердито, по-кошачьи, топорщил седеющие усы. – Я не знаю, – наконец признался он. – Но я выясню, найду. И ты, если удастся что-то разведать, не молчи и не торгуйся. Про наемников много что говорят, но ты кажешься порядочным человеком. – Это лесть? – Это правда. Все слова сказаны, можно расходиться. Но Марк Бегор окликнул меня: – Сольв, в случае чего, мы говорили о тех поганцах из часовни. – Кстати, что они? – Поют, как в опере. Говорят, что вовсе не собирались убивать, что девчонка сама согласилась на обряд. Валят всё друг на друга, а больше всего на крутившуюся тут летом колдунью. Она, мол, подбила, соблазнила сладкими рассказами о благах обретения темного могущества. Колдунья. Часовня. Погост. Хотел спросить, и чуть не забыл. – Где похоронен Жакоб? Шериф не удивился. – В фамильном склепе де ла Ниров на Лесном кладбище. На заболоченном ныне погосте хоронили народ попроще, а богатые, славные делами или просто принадлежащие к местной знати упокаивались на Лесном кладбище. Я мог бы и догадаться, Лусебруны после смерти отправлялись именно сюда. Когда-то, пару веков назад, упокоище это действительно находилось посреди леса. Сейчас деревья повырубили, осталось только прежнее название. Само кладбище больше походило на небольшую деревушку. Цветники, из-за выстроившихся аккуратными рядами домиков склепов выглядывают лица памятников и фигур небесных заступников. Даже колодец имеется. Я потоптался у ворот, размышляя, не посетить ли, раз уж пришел, семейную усыпальницу, но решил, что не стоит. Никого из погребенных здесь я не знал. Дедушка и бабушка ушли еще до моего рождения, а тело и душу отца забрал океан. Сразу пошел разыскивать склеп де ла Ниров. Он мало чем отличался от других. Опрокинутые погасшие факелы и сломанные цветы на барельефе, да и помещенный в центр геральдический василиск были бы хороши по отдельности, но, собранные воедино, вызывали упорную мысль, что погром учинило чешуйчатое чудище. По обе стороны от входа склонились мраморные плакальщицы в покрывалах. На колени одной из них был положен букетик уже чуть подвядших осенних цветов. Вряд ли он предназначался новопреставленному Жакобу. Но откуда на пороге склепа взялись засохшие ошметки болотной тины? А еще дверь была чуть приоткрыта. Та-ак. Возле Узкого озера всё-таки завелись вампиры? Но кровососы не выносят дневного света и за тем, чтобы двери их жилищ были тщательно закрыты, следят тщательнее, чем старые скряги-параноики. Я примеривался, как бы половчее заглянуть внутрь, как вдруг из сумрака гробницы мне навстречу скользнула Инесса Монфакор. Ах нет, извините, вторую неделю, как де ла Нир. Она шарахнулась, как девка от встреченного в малиннике медведя. То ли от испуга, – что ж, имела полное право, – то ли от неожиданности. Я сам удивился. – Сударыня? Что вы здесь делаете? – Здесь, между прочим, похоронен мой муж! – прошипела вдова. – А вот вам чего надо? Логично. Как бы мне теперь объяснить, что ни разграбление могил, ни охота на беззащитных женщин в декорациях кладбища в список моих грехов не входят? – Навещал могилы предков, – я неопределенно махнул рукой по направлению к глубинам кладбища. – А теперь возвращаюсь. Ворота ведь в той стороне? Видимо, то, что я оказался почтительным потомком, произвело на Инессу хорошее впечатление. Она благосклонно кивнула. – Солевейг, проводите меня до дома. А ведь Мокрида права, в обществе Инесса очень хорошо носит ханжескую маску. На людях постнее сушеной тыквы, а тут то, что она обратилась ко мне по имени, и как, взяв под локоть, прижалась бюстом к моему предплечью, могло бы сойти за интересное предложение. Но приказной тон изничтожил даже намек на очарование. – Госпожа де ла Нир, – странно называть так кого-то кроме Бьянки, – в Кортезьене меня ждет дама, с которой уже назначена встреча. Я провожу вас до станции, помогу сесть в омнибус. Это приличный и безопасный транспорт, довезет вас почти до самой Сливовой Косточки. Вы успеете засветло, опасаться нечего. Инесса недовольно вскинула подбородок, но, видимо, решила, что кавалер, провожающий до станции омнибуса всё же лучше, чем совсем никакого, и буквально потащила меня прочь с кладбища. Позади в кустах что-то зашуршало. Я оглянулся. Упитанный кот, выставив из-под не успевших облететь листьев полосатую морду, пристально смотрел нам вслед. Больше в обозримом пространстве не было никого. Глава 8 Мокрида, как и договаривались, ждала меня в кофейне напротив ратуши. Боевая подруга грустно сидела над чашкой горячего шоколада и двумя пустыми блюдцами. - Солевейг! Я заказала для тебя пирожное, но ты шатался где-то так долго, что я его съела. А шоколад остыл. Давай повторим. Я хочу корзиночку с карамелью. А мне нравятся кремовые трубочки. - Ничего хорошего я тебе сказать не могу, - заявила Мокрида, отколупнув ложечкой кусочек пирожного. - На Бьянку взглянуть удалось, но она спала. Служитель говорит, так с самого утра. Лежит, как восковая кукла. Не беспокойся, живая. И не в камере, а в весьма приличной комнате, только там решетки на окнах и дверь с глазком запирается снаружи. Твой дядя так и остался сидеть в коридоре, ждать пробуждения своей принцессы. - Ему разрешили? - Попробовали б отказать! Но, знаешь… Если б Трэк не захватил власть на кухне в Сливовой Косточке, я бы решила, что Бьянку отравили. Или, может быть, она сама. - Шериф договорился, что ее посмотрит здешняя повитуха, врач уехал. Целительница упреждающе подняла ладонь. - Расскажешь всё дома, чтобы не пришлось повторять для Трэка. Втроем нам думается лучше. Мокрида вздохнула и занялась своей корзиночкой. Со вкусом, но без радости. - Устала? Или кто-то обидел? - Шериф, - буркнула наша красавица. - Не обидел, нет. Просто убежал. Пожалуй, пора мне перестать следовать маминому примеру и видеть в каждом приближающемся мужчине моего потенциального жениха. Но я ведь никого не тащу в церковь или ратушу после первой же встречи! Ну почему никому не нужна? Потому, что не хочу быть любовницей ни на одну ночь, ни на годы? Она сидела, сгорбившись, несчастная, потерянная, еще немного, и в чашку с недопитым шоколадом закапают слезы. - Мокрида, выходи за меня замуж.