Тот промолчал, выглядя совершенно оцепеневшим. Император перевёл взгляд на его любовницу. О! Это был огонь! Покорность и вызов. Страх и вожделение. Красивая. Смазливая. Воплощённое желание. Она, видимо, истолковала этот внимательный взгляд по-своему и пошло улыбнулась, выразительно проведя языком по губам. Явно приглашая монарха поразвлечься. Секунда. Николай Александрович спокойно достал кинжал из ножен, что висели у него на поясе. И просто, без замаха, ударил им ей в живот. Дёрнул обратно. Но рука подвела: лезвие пошло не только назад, но и вверх, распоров ей живот почти до грудной клетки. Всё-таки Император не был профессиональным мясником или ликвидатором, а потому не умел уверенно работать ножом по живому телу. Девица раскрыла рот в беззвучном крике и начала оседать на пол. Кивок. И бойцы лейб-конвоя её отпустили. Мгновение. Другое. И вот она уже на полу в стремительно увеличивающейся луже собственной крови и дерьма. Глаза выпучены. Рот открыт и она, словно рыба, выброшенная на берег, пытается им что-то сказать. Но не может. Видимо, боль столь сильна, что не давала ей даже кричать. Тело скрючилось, а кишки бесформенной кучей вывалились наружу, частично освободившись от содержимого. Помещение сразу же наполнилось характерным запахом парного мяса и дерьма. С отвращением глядя на дело рук своих, Николай вспомнил фотографии в прочитанных досье. И там жертвы этих тварей выглядели ещё страшнее. Поэтому он подошёл к следующему задержанному и ударил его ножом уже вполне осознанно. И новое тело оседает на пол. Пока ещё живое. Но ненадолго. Следующий. Ещё. Ещё. Ещё… Наконец он подошёл к сыну. Весь в крови с ног до головы. Глаза стеклянные. Пустые. Никакого выражения на лице. Просто спокойствие… словно он не испытывал никаких эмоций. – Отец… – проблеял Ярослав. Никакой реакции. – Отец, я нужен тебе! – затараторил он. И начал взахлёб рассказывать, что его дети, рождённые дочерью Тэнно, унаследуют Японию. А её нельзя упускать. Она очень нужна для Империи. И так далее, и тому подобное. Тишина. Император стоял и смотрел на своего сына как какой-то бездушный механизм. Ярослав ведь шёл его убивать. И что теперь? Как с ним поступать? – Значит, не пожалели… – тихо произнёс Николай Александрович, поняв, что парень даже не попытался оказать сопротивления. Даже та девица и то получила по лицу прикладом, пусть и несильно. Значит, пыталась дёргаться, несмотря ни на что. А этот – нет… вот и сейчас… – Отец… – снова, сквозь слезы, произнёс Ярослав, упав на колени. – Не убивай меня… Пожалуйста… Я не виноват… Это всё они… Они… Я больше не буду… Молю! Ради мамы! Как в этот момент Император сумел отвернуть клинок и ударить кулаком – никто не знает. Чудо – не иначе. Но ударил он так, что выбил Ярославу несколько передних зубов, уронив на спину. – Увести, – прохрипел Николай Александрович. – Попытается бежать – убить. – Слушаюсь, – максимально нейтрально произнёс командир этой команды и, кивнув парочке бойцов, отправился выполнять приказ. Император же повернулся. Прошёл среди этих тел к своему столу. Переступил через ту, первую, девицу. Она всё ещё была жива и тихонько выла на каком-то едва различимом ультразвуке. Скребя руками по паркету и пытаясь собрать обратно в себя вывалившиеся кишки. Она оставалась последней живой из всех приговорённых им к казни на месте. Но ей такая участь была поделом. Ещё легко отделалась, если верить результатам расследования. Он сел за стол. Отхлебнул глоток кофе. Поморщился. Раскурил сигару. Достал вечернюю газету и начал её читать. Прошла минута. Другая. Пятая. Послышались быстрые шаги. В открытую дверь заглянул один из адъютантов и замер на пороге кабинета, больше напоминавшего скотобойню. В этот момент тело девицы захрипело, выгнулось и наконец затихло. – Что там со Святополком? – максимально ровным голосом спросил Николай Александрович. – Своей комнаты не покидал. Мертвецки пьян, – перекрестившись, произнёс адъютант. – А должен был? – Должен. Они, – кивнул парень на трупы, – за ним заходили. – Хорошо. Ступай. Хотя нет. Распорядись приготовить ванну… Примерно в то же самое время было совершено покушение на президента Франции. И оно удалось… Он ведь не выступал дирижёром этой провокации. А нужды в нём более не было. Самым интересным стало утро. Оказалось, что «неизвестные» разослали во все ведущие газеты Санкт-Петербурга сенсационные известия. Кому-то о том, что Николая II убил собственный наследник. Кому-то – что французы. Кому-то – что средний сын или даже младший и даже жена. В общем – всем свою версию. Но везде было только одно общее: Император мёртв, его убили. Та ещё провокация. В случае его реальной смерти она могла бы заварить удивительно кровавую кашу. Впрочем, те люди, что всё это рассылали, к утру куда-то пропали. Все-все. Имперская контрразведка действовала очень жёстко, решительно и быстро, применяя методы военно-полевого допроса. Так что первые лучи солнца освещали совершенно пустой особняк английского посольства, где не было ни души. Задержали и вывезли на базу под Санкт-Петербургом всех, включая самого последнего истопника. Ярослав активно говорил, сдавая всех… вообще всех, будучи потрясён до глубины души тем, что произошло в кабинете отца. А Имперская контрразведка и рада стараться, накрывая подпольные клубы, выходя на «поставщиков», вскрывая и вычищая этот гнойник до самого донышка. В этот раз Император не проявлял показного гуманизма. В этот раз никаких трудовых лагерей. Всех… всех, кто проходил по этому делу и оказывался замешан, «кололи», без оглядки на сохранение товарного вида, и убивали, сваливая в братскую могилу. В большой овраг. Включая тех чиновников и сотрудников службы безопасности, кто покрывал деятельность Ярослава и его компании. Без жалости. Без сострадания. Рядовых-то сотрудников, понятно, не трогали, так как не они принимали решения. Но всех офицеров, что молчали, пустили под нож. Такое прощать нельзя. А потом, когда экстренное следствие закончилось, туда, к уже затухшим трупам вывезли Ярослава и имитировали расстрел. Дескать, он последний. Велели раздеваться догола. Поставили на край оврага и вывели комендантский взвод. Тот выстрелил в него холостыми патронами. Обмякшего, потерявшего сознание парня увезли приводить в чувство. А овраг с трупами бульдозером засыпали толстым слоем земли. И распорядились наваливать сверху мусорную свалку, чтобы вонь перебивать. Ну и так… символично для тех, кто в теме… Самым удивительным оказалось то, что Великобритания промолчала. Она не сказала ни слова. Вообще. Ну исчезли несколько десятков её подданных и нанятый ими персонал, в том числе и публичные лица. И что? Подумаешь? Всякое бывает. Совсем молчать-то, конечно, она не смогла. И если про покушение на Николая Александровича и говорить было нечего (так как этот вопрос вообще никак не обсуждался публично ни одной из сторон), то смерть президента Франции вызвала в ней бурный отклик, вылившийся в красивую и даже в какой-то мере пафосную речь о том, что «это великая трагедия для всех нас…» Николай Александрович тоже промолчал. О чём вообще тут можно говорить? Да, покушались. И что с того? Но виноват-то он сам. Запустил дела… запустил… Спустя пару недель вся семья вновь собралась за одним столом, включая Ярослава и Святополка. Средний сын сидел бледный и на удивление молчаливый. А старший… он даже глаз поднять не решался. Вежливый. Тихий. Слова не скажет, если не спросишь. Рядом сидела его будущая супруга, исподволь бросающая на вполне благожелательного Николая Александровича испуганные взгляды. Потому что лицо его дружелюбно улыбалось, а в глазах был ТАКОЙ лёд… да и всё окружение её жениха куда-то исчезло. Раз. И по мановению волшебной палочки буквально за пару дней все, с кем тот рос, все, с кем он столько общался, исчезли. Просто исчезли. Словно сквозь землю провалились. Невеста дома Айсинь Гьоро тоже обратила на это внимание. Но в Китае, в отличие от Японии, подобное было вполне в норме вещей. И особого ума ей не потребовалось, чтобы понять суть произошедшего. Поэтому – в отличие от японки и Ярослава со Святополком – она посматривала на Императора с уважением. Страхом, да, но ещё и с уважением… Глава 4 1914, июнь, 22, Санкт-Петербург Пока в Санкт-Петербурге шла достаточно потная и кровавая чистка, вызванная попыткой государственного переворота, в армии шло всё своим чередом. Император выжил. И он продолжил гнуть свою линию, не мешая генералам воевать. И те воевали. Получалось, правда, не очень… Основные силы Северного и Центрального фронтов пока ещё не высвободились и сковывались миллионной армией, капитулировавшей в Западной Пруссии. Вот уж поистине выходило как в старом анекдоте: – Я медведя поймал! – Так тащи сюда. – Не могу. – Так бросай. – Не пускает. Формально войска сдались. Формально никаких боёв не шло. Формально инженерно-сапёрные подразделения сдавшихся германских соединений совместно с российскими спешно восстанавливали железнодорожные пути, чтобы в Западную Пруссию поехали со стороны России эшелоны с продовольствием. Но всё это было так не быстро… всё так долго и мучительно. И уйти не уйдёшь. И взять не возьмешь. А ещё – довольно крупная группировка Австро-Венгрии нависала над южным флангом Центрального фронта. И бои, несмотря на все усилия, там ещё шли. Оборонительные. Наступать на таком узком фронте выглядело сущим безумием. Мясорубкой. Не иначе. В Вене, может быть, так же думали, но всё одно – пытались. Что сковывало много войск. Поэтому пришлось работать очень ограниченными силами в попытках как можно скорее прорваться к Берлину. Да, письмо, отправленное супруге Вильгельма II, было подлогом. Ну так, серединка на половинку. Точнее, даже не подлогом, а подстраховкой. Если удастся с ходу взять Берлин, то оно будет лишним. А если нет? Мало ли, что-то пойдёт не так? И оно пошло. Танковый полк, подкреплённый пехотной дивизией Имперской гвардии, попытался обойти германские войска с фланга. Очень уж не хотелось вновь лезть в лобовую атаку. Это ведь были, по сути, последние доступные прямо вот сейчас войска. Больше не имелось. А значит – что? Аккуратнее надо быть. Тем более что после боёв в Восточной Померании у него из двухсот шестнадцати осталось всего сто двадцать восемь машин. Да, далеко не все оказались безвозвратно потеряны. Но наступательный потенциал полка резко сдулся, что также наложило свой отпечаток. В основном – мелкие повреждения ходовой. Однако не суть. Потому как по факту эти машины были не на ходу и принять участие ни в чём не могли, кроме обороны. Да и там только как неподвижные огневые точки. В общем – не вариант. Немцы же агрессивно маневрировали. Насколько могли, опираясь на свою железнодорожную сеть. Новый глава Генерального штаба не сильно хотел следовать за своим предшественником. Поэтому старался. Наконец, после нескольких дней напряжённых манёвров, войска вышли к Эльбе, где и произошло вынужденное встречное сражение. Тяжёлое и очень потное. В танковом полку осталась всего двадцать одна машина, да и пехотная дивизия очень сильно просела, потеряв до трети личного состава. Однако германские войска оказались разбиты и спасались бегством, отходя в беспорядке. Хорошо это или плохо? Николай Александрович посчитал, что обычно. Это был один из наиболее вероятных сценариев, по которым должны были развиваться события. Император готовился к нему. Да, имелся и удачный вариант. Он обойдёт с фланга. Сомнёт германцев минимальными усилиями. Займёт Берлин. Что откроет для него очень широкое окно возможностей. Но не вышло… ну и чёрт с ним. Не беда. У него были проблемы посерьёзнее. Медленно идя по коридору, он накручивал себя всё сильнее и сильнее. Ему предстоял семейный совет. Как ему доложили, там уже собрались все, включая детей и супругу. Ждали только его. Полчаса уже ждали. А он всё не решался. Его ожидала мерзкая работёнка, но кто-то её должен был сделать. Дверь. За ней тишина. Практически гробовая. Взгляд на дежурившего адъютанта в предбаннике у двери. Тот молча кивнул, быстрым шагом прошёл к двери и распахнул её, отступая с дороги. Николай Александрович чуть заметно улыбнулся и прошёл внутрь. Туда, где, как ему казалось, в воздухе витало что-то невообразимое… что-то густое, словно кисель. Вошёл. Замер. По помещению разнёсся шелест приветствий. Люди очень тихо здоровались. Буквально на грани слышимости.