– Поэтому, сэр, я и не говорю, что мы сдержим русских. – Ваше Величество, – чуть пожевав губы, произнёс Эдуард Грей, – а этот Ярослав, он ведь пока наследник? Никаких законов или постановлений, меняющих это положение дел, Николай ещё не подписал? – Ах вот вы к чему. Пустая затея. Вы в курсе, сколько было на Императора покушений? Не советую вам даже начинать. Покойный Франц-Иосиф отошёл в лучший мир с тавром на афедроне. И я не хочу закончить свой жизненный путь так же. Не забывайте: Николай – безжалостный и кровожадный тиран. Он не пожалел своих родственников, которых заподозрил в измене. Сгноил их на каторге, как обычных разбойников, невзирая на пол, возраст и положение. – В сложившейся ситуации все меры хороши… У меня есть кое-какие выходы в его ближайшем окружении. – Ваш предшественник был убит при невыясненных обстоятельствах. Все считают, и не безосновательно, что это стало следствием его российских проектов. Повторяю: Николай – безжалостный и кровожадный тиран. Если он узнает, что вы организовали покушение на него – вы труп, а я стану обладателем парочки весьма унизительных тавро. И это – в лучшем случае. Поэтому подобные игры – плохая идея. Очень плохая. – Если мы сейчас не вмешаемся, то Россия и Франция разорвут Германию. И трупом будет уже Великобритания, а не только мы. – Почему вы считаете, что они её разорвут? – повёл бровью король. – До меня дошли слухи о том, что Император провёл переговоры с представителем Святого Престола. И папа сильно оживился. – И как это связано? – Император предложил папе возрождать «Древнюю Империю», сказав, что «настало время собирать камни». До победы в Восточной Померании я не придавал этим словам никакого значения. Мало ли? Просто русские искали союзника на поле идеологии, чтобы надавить на французов. Однако победа в Померании показала, что Император не шутит. Всё об этом говорит. И задумал он это очень давно. Вы ведь помните, что он короновался по обрядам Византии в 1904 году. Тогда это выглядело юродством… тогда, а не сейчас. – Не понимаю. – Россия позиционирует себя как Империя Востока. И, очевидно, в такой парадигме нужна Империя Запада. Кто ею выступит? Самым очевидным кандидатом является Франция. Она таким образом сможет возродить Империю Карла Великого. – Но Франция – республика! – воскликнул Ллойд Джорд. – Кроме того, у неё крайне натянутые отношения с Россией. – О! Это поправимо. Последнее время монархические газеты Франции оживлённы не на шутку. Кажется, что они решили припомнить республиканцам все их промахи. Тем более что во Франции до сих пор всё ещё сильны монархические партии. – И кто будет монархом? – Да кто угодно. Во Франции им может оказаться любой популярный человек. Тем более что дом Бонапартов очень близок к Санкт-Петербургу. Да, его ветвь, происходящая от Луи-Наполеона, на Николая сильно обижена, но остальные-то нет. А там кандидатов хватает. В крайнем случае у Николая в кармане есть Бурбоны в лице лояльного к нему Альфонсо. Поле вариантов – огромное. В любом случае, если Император задумал действительно возрождать Империю Запада, то… нам конец. И немцам конец… конец всему старому миру… – Отдавать Германию на разграбление Франции тоже не сильно лучшая идея, – отметил Ллойд Джордж. – Эта Империя – вилами по воде писана. Одни домыслы. А тут – Франция. И получив такие ресурсы, она окрепнет чрезвычайно. – У Франции нету флота. Серьёзного, во всяком случае. И в ближайшее время не появится, – заметил Джон Фишер. – Да, они строили корабли, но их бардак и финансовые проблемы наложили свой отпечаток[110]. Воруют слишком много там, где не надо. – Смерть Николая в сложившейся ситуации ничего не поменяет, – чуть помедлив, произнёс Георг V. – Его сын, даже если взойдёт на престол до срока, вряд ли откажется от успеха в войне. – Поэтому его нужно занять чем-то более интересным. Например, борьбой за престол. Мы должны прекратить это безумие. Мы слишком долго наблюдали за ростом могущества этого чудовища. Да и Францию, я уверен, мы сможем занять чем-то интереснее, чем война с Германией. В конце концов, в 1871 году у них так удачно произошла революция… так вовремя. Что мешает недовольным рабочим высказать своё пролетарское недовольство сейчас? – Вы ступили на тонкий лёд, – тихо произнёс Георг V. – Мы там все уже стоим. Вынужденно. – Вы уверены в этом? – Абсолютно. – Все согласны? – спросил король, обводя взглядом присутствующих. Те нехотя кивали. – Ну что же… действуйте… – едва слышно прошептал он, понимая, что требуется его санкция. – И постарайтесь не ошибиться… Глава 3 1914, июнь, 16, Санкт-Петербург Николай Александрович захлопнул крышку часов и задумчиво посмотрел на сидевшего рядом с ним бойца лейб-конвоя. Улыбнулся. Вроде бы нормально и по-доброму, но лёгкая нервозность чувствовалась. Едва различимая. Взял со стола чашку горького кофе без сахара и молока. Зёрна слабой обжарки, чтобы больше кофеина сохранить. Отпил глоточек. И закрыл глаза, прислушиваясь. Шаги. Вдали были слышны шаги. «Неужели удалось? – пронеслось у него в голове. – Сынок… сынок…» Николай Александрович регулярно оставался в своём кабинете поработать по вечерам. Когда дел было слишком много. В отличие от оригинала, он обязанностями монарха не манкировал, относясь к ним очень ответственно. Что все знали. И нередко искали именно там. И, что немаловажно, находили. Самым важным во всей этой истории была система охраны. Зимний дворец охранялся. Очень хорошо охранялся. Но по системе периметров. Всё выстраивалось от массивного вторжения извне. Поэтому вход во дворец был последней и самой мощной линией обороны. Несколько других, включавших систему круглосуточного наблюдения, охватывали очень приличное пространство вокруг здания. Внутри же вся внутренняя территория выступала зоной свободного перемещения. Николай Александрович не желал, чтобы его дом напоминал тюрьму с постами на каждом углу. И это оказалось главным уязвимым делом в его безопасности… Император и раньше знал, что его сыновей очень плотно окучивают. И чем выше старшинство, тем больше. Это было естественно и ожидаемо. Будущий правитель – лакомый кусочек. Многие хотели бы иметь на него влияние. Это касалось всех, вот буквально всех – от чиновников и бизнесменов до иностранных послов. И англичане в этом празднике жизни тоже участвовали. Однако он не ожидал, что их участие будет ТАКИМ массированным. Причём не явным, а каким-то партизанским. Публичная группа тоже была, но такая… не вызывающая лишних подозрений. А вот исподволь с Ярославом работали так плотно, что это пугало и завораживало одновременно. Да, Николай был виноват. Кругом виноват. Это всё была его вина и только его. Слишком уж он расстроился, поняв, что старшенький слабоват умом. Вот и налегал на этот аспект развития, стараясь выжать из того, что есть – максимум. А потом и средненький подтянулся с близкими проблемами. Тоска. Горе. Неудовольствие. Они застилали ему глаза и заставляли самозабвенно работать над устранением этого недостатка. А вот воспитание он упустил. Как-то всё мимо проскочило. И вот – сам того не заметил, как старшенький уже вырос. И удивил его. Сильно и крайне неприятно удивил. Нет, конечно, при нём-то Ярослав держался молодцом. При нём и Клеопатре. А когда родителей не было рядом, преображался и вытворял по-настоящему чудовищные вещи. Но все молчали. Он ведь следующий Император. Сейчас, пожалуй, промолчит, а потом что будет? Ведь припомнит, обязательно всё припомнит. И, судя по тому, что он творил, лучше бы, чтобы припоминал он это кому-то другому… Николай Александрович так бы ничего и не узнал до самой своей смерти, если бы младшенький своей очередной вызывающей выходкой не спровоцировал разбирательство. Поначалу-то что? Император думал, что Всеволод растёт маленьким чудовищем. Да, умным. Наконец-то умным. Но коварным, мстительным и избалованным, наслаждавшимся мучениями окружающих и даже самых близких людей. А оказалось, что нет. Очень скоро, после начала разбирательств, выяснилось, что этот карапуз ещё неплохо держится. Да, до Николая Александровича и раньше доходили отголоски несколько предвзятого отношения старших братьев к нему. Но внимания он тому не придавал, путая причинно-следственные цепочки. Он-то что думал? Правильно. Что Всеволод старших дразнит и те дёргаются, третируя его в ответ. Но при более близком и вдумчивом изучении вопроса оказалось, что источником конфликта был совсем не он… парень ещё очень хорошо держался, находясь под постоянными и весьма язвительными издёвками старших. Типаж внешности Ярослава и Святополка был один – близкий по своему виду к образу Александра III. Очень такая характерная внешность. Глянешь – не ошибёшься. Да и сам Николай такой обладал в какой-то мере, хоть и сильнее скорректированной влиянием матери. А вот младший имел внешность другую – достаточно резонансно отличавшуюся. Из-за чего эти мерзавцы постоянно называли его «плодом любви»: дескать, они-то законные Романовы, а его мама нагуляла на стороне. Всеволода это бесило чудовищно. Просто невероятно. Но отличия во внешности он тоже прекрасно замечал и потому молчал. Видимо, в глубине души и сам сомневался в своём происхождении и положении, из-за чего отчаянно старался соответствовать. Почему так себя вели старшие? Вопрос невеликой сложности. Нашлись доброхоты, вбившие им очень «интересные» мысли в голову. В основном они пели о том, что они – богоизбранные, золотые дети, а остальные – дерьмо, а не люди. Об остальных можно вытирать ноги и ни во что их не ставить. И за этих остальных они и младшего старались выдать. Дескать, мать излишне увлекалась одним служивым лейб-конвоя. Вот и «вылупилась» на свет божий «эта мерзость». Николай Александрович был абсолютно уверен, что эти наговоры не имели ни малейшего основания под собой. Они ведь жили на виду. Даже в туалет сходить так, чтобы об этом не узнала половина дворца, было ровным счётом невозможно. А уж секс, не говоря уже о романе, утаить было нереально. Тем более что их брак начался в сложных условиях, когда свежи были воспоминания о покушениях. Как на него самого, так и на его первую невесту. Поэтому она если и могла где уединяться, то в сортире. Да и то: всегда кто-то поблизости был, прислушиваясь, нормально ли всё? Не нужно ли помочь? Они оба были окружены людьми так плотно, что утаить подобные игры, даже намёки на них, было нельзя. Технически. А уж секс… даже, казалось бы, спонтанный, проводимый максимально вдали от чужих глаз, обсуждался после половиной дворца. Шёпотом. Но всё равно. Иногда в деталях. Нет… нет… это было невозможно. Тем более что юный Всеволод своим видом сильно напоминал молодого прапрадеда – Николая I. Что прозрачно намекало на другую рекомбинацию генов. Но разве старшим братьям это что-то объясняло? Нет. Они видели в нем гадкого утёнка. Они видели в нём того, кто умнее и лучше их, во всяком случае в том, что так ценил их отец. Из-за чего очень легко поддавались внушению со стороны. Такое оправдание ведь решало всё. Но это было бы полбеды. Да чего уж там? Сотой частью. Оказалось, что старших, особенно первенца, не только стравливали с младшим, но и развращали самым паскудным образом. Их приучали к тому, что им можно всё. Ведь они – лучшие из лучших. И держались неплохо они только с отцом и матерью. Они играли с унижением окружающих. Наслаждаясь им. И если бы только унижением… Это был гнойник. Настоящий. Зрелый. Мерзкий. И на удивление огромный, так как вокруг старшего и в меньшей степени среднего сына уже сформировалась тусовка, всецело разделяющая их увлечения. Страшные. Чудовищные увлечения. О каких Николай Александрович даже и не догадывался, глядя на них. Да, девочки рядом с ними крутились странноватые и излишне распущенные, но он принимал это за излишнее либидо. Однако… если бы это было только им… Так, прорабатывая сначала Всеволода, а потом окружение его братьев, и удалось выйти на английскую агентуру. Очень хорошо замаскированную агентуру. И надо сказать: это произошло крайне своевременно. Ещё бы чуть-чуть – и всё: не успели бы. Николай не выдержал и нервно дёрнул щекой. Когда он всё узнал, то ему не хотелось верить. Расследование ведь проводилось быстро. Но это во многом объяснялось тем, что по чудачеству его детишек и их свор у полиции и Имперской безопасности хватало материалов. Обезличенных. Но хорошо проработанных. Не всегда ведь сразу удавалось выяснить, что расследовать эту тему нельзя. Николай Александрович в тот день и час просто сидел и покачивался… просто как какой-то заведенный болванчик. У него всё это не умещалось в голове. Никак. А потом… потом вдруг что-то в нем перещёлкнуло, и он понял, наверное, самую важную во всей этой истории вещь… Он столько говорил, что «Империя превыше всего!», что и сам в это поверил. Не зря же говорят: если долго кого-то называть свиньей, то он рано или поздно захрюкает. Николай слишком свыкся с этой фразой… с этой идеей… Он растворился в собственной идее и стал её рабом. Хотя рабом ли? Большой вопрос, на самом деле, как эту ситуацию называть. Если подумать, то эта самая Империя и была его настоящим, истинным ребёнком. Не было во всём мире ничего, ради чего он пожертвовал стольким. Время, силы, эмоции, ресурсы… всё… он вкладывал в своё детище всё… вообще ВСЁ! Даже детей своих биологических рассматривал только и исключительно в интересах благополучия своего настоящего дитяти. А тут, когда ему рассказывали с документальными подтверждениями о похождениях Ярослава и в какой-то мере Святополка, он вдруг понял, что его Империя может умереть. Вот так вот взять и сдохнуть по мановению руки. Да, конечно, когда-нибудь всё умирает. Но не так же быстро? Просчитать сценарий, задуманный англичанами, оказалось несложно. Это был бы конец всего. Могущественный и вполне самодостаточный конгломерат Евроазиатской Империи раскололся бы и погряз в пучине кровавых разборок. «Всё под небесами!» Этот девиз Николай Александрович, под соусом наследия Цинь Ши Хуан-ди, старался внедрить на всём просторе своей Империи. Да, конечно, он знал, что в китайской традиции это высказывание звучит диковато, потому что «Под небесами» может быть только срединное царство. Но он подавал свою идею под соусом начала новых времён. Что, дескать, пришло время расширять Тэнся до новых пределов, дабы в обновлённом Срединном царстве снова был покой и порядок, как некогда поступил Ин Чжэн[111]. И что же? Неужели тень этого могущественного человека прошлого настигнет его, поделившись судьбой? Неужели его Империя умрёт вместе с ним[112]? В приёмной послышался какой-то шум. Крики. Возня. Несколько ударов. Николай Александрович уставился куда-то в пустоту перед собой. В какую-то несуществующую точку. Он прекрасно представлял то, что происходило там, за стеной. Кто туда вошёл. Как им навстречу вышли отборные бойцы лейб-конвоя, а их боевые товарищи зашли со спины заговорщикам, окружая и не давая им никаких шансов. Как проходил сценарий «беседы». Как их «вяжут» и обыскивают… И как в своей комнате плачет и молится Клеопатра, потрясённая заговором по-своему, по-женски… Наконец затихли. Стук в дверь. – Ваше Императорское Величество, разрешите? – спросил командир тех, кто руководил этим участком операции. – Входите, – громко произнёс Николай Александрович и невольно стиснул рукоятку лёгкого автоматического карабина, лежавшего у него на столе. Опытная модель. Чрезвычайно опасная на такой дистанции. Дверь открылась, и бойцы лейб-конвоя начали вводить задержанных, жёстко и довольно грубо фиксируя их. Быстро. Все помятые. Лица кое-кого с кровоподтёками: видно, что усмиряли их прикладом, без какого-либо пиетета. Ярослав, кстати, чистенький. Просто бледный, но следов сопротивления нет. «Пожалели или сам не дёргался?» Император встал. Подошёл к первому субъекту. Девица. Развращённая и избалованная особа. Редкая тварь, упивавшаяся своей безнаказанностью. Как-никак любовница самого наследника престола. Хотя удалось вскрыть по меньшей мере два десятка жутких, просто кошмарных смертей замученных ею людей. Очень уж она любила извращённый садизм. Как только на неё вышли, сразу всплыли попавшие под сукно дела и фотографии тех изуродованных трупов… молодых девушек и юношей, чьи смерть и боль доставили ей сексуальное удовольствие. Ярослав, судя по всему, в этом не участвовал, но покрывал свою любовницу и не осуждал. Или участвовал? Николай Александрович скосился на сына и увидел на его пальце кольцо. Такое, неприглядное на первый взгляд. Когда он его впервые заметил, то поинтересовался: откуда. Тот сказал, что подарок любовницы. Этакое баловство. В одном из дел, что достали из-под сукна, это кольцо тоже фигурировало. Не в виде фото, нет, но с достаточно точным описанием. Оно, со слов матери одной из замученных девушек, было обручальным подарком её дочери… и оно пропало… Ярослав, заметив этот взгляд отца, вздрогнул, побледнел ещё пуще прежнего и невольно отвёл руку за спину, скрывая кольцо с глаз. – Знал? – хрипло спросил Николай Александрович.