– Займитесь делом наконец. Отведите арестантку в камеру, я прибуду после. – Так точно, ваш бродь. Мужики были мощными, в их руках истеричка затихла. Подозревала я, что кротости этой хватит ровно до улицы. Хитрые перемигивания служивых между собою эти подозрения укрепили. Не откажут себе по дороге в удовольствии новых подробностей про начальственные причуды услышать. Ну и ладно. Мне-то что? Не у меня же «вот такенный». – Барышня Евангелина, - подошла ко мне Клава. - Не верьте вы ей, сколопендре этой. Григорий Ильич действительно у нас вчера был, но лишь по служебной надобности. – Пустое, - отмахнулась я, времяпровождение Грегори меня интересовало сейчас меньше всего. – О чем Хрущ с Мими в мое отсутствие говорили? – Она грозилась, просила «дай», он обещал помочь, ежели сейчас признается и аресту сопротивляться не будет, после дал, ну зелья этого, ее сразу разобрало. Тут и вы вернулись. Если Клавдия и врала, проверить этого было никак невозможно. О том, чем бордель-мадам, по ее мнению, держит в кулаке Андрона Ипатьевича, выяснять надо у нее лично. Судя по признанию, версию мне предлагают про убийство в пылу ссоры. Мне она не подходит. Во-первых, от того, что неправда, а во-вторых, от ревности к Бобруйскому ниточки я не протяну. Эх, напарника бы мне для допроса, я бы быстро управилась. Но ничего, как-нибудь, косвенными припру, не впервой. – Ты-то теперь куда? - спросила я девицу дружелюбно. - Мадам Мими в ваши «насладжения» больше не вернется. – Да куда мне? Здесь останусь,тем же делом займусь, только по закону, без девчонок-малолеток под клиентами. Стану не Клавка-дура, а, положим, мадам Кла-кла. – Лучше Ди-ди,или просто Ди, так благозвучнее. И буквы на вывеске поменяй. Девица почтительно кивала. Я же, вспомнив, что в обязанности сыскарей вообще-то планирование бордельного развития не входит, сменила тему. – Следствию помочь не желаешь? – С преогромным удовольствием. Что ищем? – Орудие убийства, о котором Хрущ говорил. То, чем мадам Мими могла корпулентную довольно Чикову разделать. Клавдия перекрестилась: – Ножей у барыни преизрядно, коллекция целая, слабость у нее к клинкам. Я кликнула оставшегося в моем распоряжении городового,и мы пошли в будуар. Городового звали Остап, просто без отчеств, выправка его намекала об армейском прошлом. Клава уверенно отодвинула картину: – Здесь! – И шифра ты, разумеется, не знаешь? Девка пожала плечами. Я поразмыслила. «Держать в памяти комбинацию из… – Взгляд на дверцу сейфа. – …семи цифр и одной буквы опиумщица не могла в виду полного отcутствия этой самой памяти. Стало быть, она ее где-нибудь записала». Надев на нос чародейские стекла, я осмотрела бумаги на столе и в ящике оного, футляр от шприца и обе трубки. «Не мудри, Геля. Что-то совсем простое должно быть». Шифр был выцарапан внизу портрета, просто нацарапан, безо всякого чародейства. Повернув медную пластину восемь раз, я достигла нужной комбинации. Замок щелкнул, дверца приоткрылась. В нише сейфа лежали в открытых бархатных коробочках драгоценности: диадема, колье и пара широких браслетов. Клавка присвистнула: – Очень барыня камни обожает. А ножи вот. Коллекция хранилась в кожаном несėссере. Девица достала тубус, дернула застежку и развернула длинное полотно с нашитым поверх кармашками для клинков. Один из кармашков пустовал. Пока я возилась у стены, городовой успел обыскать комнату. – Тряпочки только дамские, ваш бродь! – отрапортовал служака.– И всякой… ерундени для зелья поганого. Опиумных трубок было две, одна деревянная из полированной вишни, другая нефритовая, с отбитой чашей. Опий Мишкина потребляла не только курением, но и пилюлями,и с помощью инъекций. Футлярчик с медицинским шприцем лежал в верхнем ящике шифоньера. – Сумеете опись составить? - спросила я Остапа. Он кивнул. – Включите в опись все предметы,так иди иначе с опием связанные, упакуйте их и доставьте в приказ. Это, - я приподняла тубус, - отдельным документом оформим. Городовой кивнул. Немногословный мужик, но, кажется, дело cвое знает. Однако, напраслину я на покойного Блохина возводила, с прицелом работников он себе подбирал. На базарной площади гулял народ, хорошо гулял, по-берендийски. Там плясали, пели, веселились, в теплом фонарном свете кувыркались скоморохи, лоточники бойко торговали хмельным и горячим на разлив. Чем занят сейчас Григорий Ильич? Отыскал нам недостающий нож? Если да, я готова даже подлость его той ночью забыть. То есть, не забыть, простить и более о ней не упоминать,избегая в будущем любых двусмысленностей в общении. Потому что, давай, Геля, начистоту, доля твоей вины в этом деле тоже прослеживается. Ты должна была на предложение пристава у кровати твоей дежурить ответить решительным отказом и дверь своей спальни на два оборота ключа запереть. Не сделала? Любой тебе скажет: сама дура виновата. В приказе уже кипела жизнь, служащие вернулись с поисков, некоторые уже, по причине окончания присутственного времени, собирались по домам. Предложение господина Давилова сперва чайку испить, а после приступать к допросу, восприняла я с благодарностью. Обед был давненько,так что перекусить не помешало бы. Накрыл он мне в кабинете Волкова,тубус передал Старунову, чтоб тот опись составил. – Сделает, все сделает, каждую зазубринку в документ внесет. Метки, говорите, чародейские? Нет, не нужно Ивану очков, он чародей,и так усмотрит. Парень горделиво кивнул и унес ножи с собой. – Евсей Харитонович, - спросила я, – а силен ваш приказной чардей? – Не чета Степану Φомичу покойному, – Давилов перекрестился, - но могет кое-что. – А вы? – Я-то не чародей. Вы располагайтесь, Евангелина Ρомановна, у нас и расстегайчики вон имеются и прочие плюшки. – И вы со мною посидите, – предложила я, смахнув со стола в ящик связку ключей. - Терпеть ненавижу одна чаевничать, как-то это не по-нашему получается, не по-берендийски. Тон я выбрала правильный. Служака размяк, не чинясь, налил себе чаю, стал пить вприкуску. – Вот вы, ваше высокоблагородие Евангелина Романовна, барышня разумная… – Давайте без чинов, – перебила я. - Так короче,тем более, что никакого официального статуса я в Крыжовене пока не имею,только снисхождением Григория Ильича пользуюсь. При упоминании Волкова регистратор скривился: – Снисхождения… ну да, ну да… Расстегаи были великолепны, как и прочие плюшки, чай крепок в меру и ароматен сверх. Я жмурилась от удовольcтвия, сквозь прищуренные веки все же замечая, с каким отвращением смотрит Давилов на мое невестино кольцо. Контры у него с Волковым. Когда только поссориться успели? Спрятав под стол правую руку, я вбросила: – Так вы о разумности начинали. – Уговорите наше начальство эксгумацию отменить. – Почему? – удивилась я. – Мне он не поверит, басурман этот с тросточкой. Он же себе решил, что мы из-за денег Степана Фомича извели. – Ну, - сказала я осторожно, - нежеланием тело выкапывать вы эту версию немало подтверждаете. – Нельзя! – Отчего же? – Не знаю! – Давилов стукнул о стол стаканом. - Не ведаю. Только каждую ночь мне Блохин во сне являетcя и говорит: «Евсей, не трогайте меня!» Экий дух неупокоенный этот пристав, к Губешкиной он ходит, к регистратору тоже. К кому еще? – Давайте с другой стороны на это посмотрим, Степан Фомич нашей веры был, исконной, стало быть за оградою покоиться никак не может, нам тело его перезахоронить надобно со всеми полагающимися обрядами. Вы нынче, когда дух пристава к вам явится, изложите это почтительно. – Не могу я во сне говорить, - вздохнул Давилов. - Сколько раз уже пытался, натурально немею. А Блохин скажет свое «не трогайте меня!» и пропадает до следующей ночи, а сон мой дальше идет, обычный да непримечательный. Пообещав регистратору поспособствовать, про себя я рассудила, что Грине всяко не до эксгумации, у него чародейский сон на носу. А я дождусь сперва Мамаева. Сейчас мне главное нож получить, да следом за признанием в убийстве Чиковой у Мишкиной про Блохина все выбить. А, если нож один и тот же? Достав из письменного стола лист бумаги, я подвинула его Давилову. – Евсей Харитонович, все раны на теле пристава опишите подробнейше, я знаю, вы осмотр проводили. Регистратор достал из-за пазухи картонную казенную папку: – Описал уже. Через четверть часа, ознакомившись с делом, я спросила: – А вы, ведь не местный, не Змеевичского уезда уроженец? Мужик грустно ухмыльнулся.