Рыжие волосы чуть растрепались, на них висели нити паутинки. Лицо казалось измученным и бледным. Голубые глаза потускнели и приобрели несвойственную им серьёзность. Такое выражение было бы уместно для больничной палаты, а не для званого вечера. Пусть даже этот вечер посвящён безрадостному событию. Дан понял моё высказывание по-своему. — У Лотты дрянной характер, — с равнодушием проговорил он. Окинув меня оценивающим взглядом, принялся снимать с волос налипшую паутину. — Но при этом она безобидна. Как уж, который способен только шипеть, но никогда не укусит. — Я заметила. — Она попыталась унизить вас заочно. Ничто так не раздражает в других людях, как собственные недостатки, выставленные в самом неприглядном свете. — Для бывшей элитной проститутки у неё чересчур несдержанный характер. Рука Ларанского зависла в воздухе над моей головой. Художник вопросительно заломил бровь. Я вздохнула и небрежно пожала плечами. — Из разговора стало понятно. «Золотая Орхидея» — это, скорее всего, какой-нибудь бордель под прикрытием. Судя по тому, что вы там бывали — элитный. А достать и отмыть от грязи… Она явно там не горничной работала. Это куда намного труднее, чем томно вздыхать и тешить мужское эго, — я снова вздохнула и испытывающе посмотрела на Дана. — Какая всё же потрясающая многоходовка! — О чём вы? — О вашей давней вражде со Степлмайером. Знаете, Дан, чем больше я узнаю́ ваше дворянское гнездо, тем больше оно мне напоминает осиное. Сколько яда за спиной по отношению к незнакомому человеку! А уж к близкому… Не удивлюсь, если каждый из вас хранит нож для другого. Художник усмехнулся. — Добро пожаловать в человеческий зверинец, Рика. Люди, собравшиеся здесь, не просто сливки общества. Это хищники, которые попытаются разорвать вас, едва вы дадите слабину. Но ни один из них не отважится напасть, если вы сразу покажите зубы. — Замечательный совет. Обязательно им воспользуюсь. Дан снял последнюю паутинку, подошёл к шкафу и вынул бархатный футляр. В приглушённом свете сверкнула россыпь сапфировых искр. Я оторопело уставилась на художника. — Сапфиры отлично подойдут вашим глазам. Ларанский тепло улыбнулся. Я чуть вздрогнула, когда прохладное ожерелье коснулось шеи. — Всё должно быть идеально, не правда ли? — насмешливо ответила я. — Боитесь, Степлмайер решит, что у вас дурной вкус? — Вы почётный гость в этом доме, приглашённый лично мной. Кстати, почему вы всё же решили принять приглашение? — Такое чувство, будто вы ждали обратного. — Скажем так, я ожидал вашего прихода. Но не удивился бы, если бы вы не пришли. Я осторожно коснулась камней. Подумать не могла, что однажды буду носить целое состояние на своей шее. Пусть даже только на один вечер. Однако восхищение пропало так же быстро, как и появилось, уступив место тревожности. — Решила посмотреть, что происходит за закрытыми дверями званых ужинов. Захотелось новых впечатлений. — И как? — Ларанский застегнул замочек и развернул меня к себе лицом. — Зверинец, — выдохнула я. — Я поговорю со Степлмайером. Но только сегодня. Больше от меня помощи не ждите. По бледному лицу художника скользнуло выражение, которое я не смогла разобрать. — Вы необыкновенно красивая, Рика, — улыбнулся он, хотя глаза оставались серьёзными. — Поверьте знатоку на слово. Глава 6. Светский прием Коридор до главного зала показался невообразимо длинным, а высокие потолки — удушающе низкими. Меня не отпускало чувство, будто я — не почётная гостья, а узница, идущая на эшафот. От напряжения свело внутренности. Ноги так и норовили подкоситься от страха. Я надеялась, что лицо выглядело спокойно, не выдавая волнения. Но чем ближе мы подходили к залу, тем сильнее пальцы впивались в локоть Ларанского. Краем глаза я уловила едва насмешливый взгляд художника и тут же ослабила хватку. — Не стоит так переживать, — чуть слышно произнёс Дан. — Они всего лишь люди. Не следите за тем, чтобы им понравиться. Вы всё равно не будете для всех приятной. Но вы можете постараться никого не обидеть. Лучше следите за тем, нравятся ли они вам. Это беспроигрышная тактика. И улыбайтесь. Я удивлённо воззрилась на него. Ларанский лишь тепло улыбнулся в ответ. На душе стало легче, словно разжалась натянутая пружина. Я была настолько занята мыслями о том, как понравиться другим, что напрочь забыла о себе. Пожалуй, это был один из прекрасных советов, который я когда-либо слышала. Он словно вернул мне меня. Зал встретил ослепительным светом хрустальных люстр. Брызги света рассыпались по белоснежным колонам и мраморным полам. Высокие окна скрывали тяжёлые бархатные портьеры. В эркере на возвышении расположились музыканты в чёрных фраках. Лилась тихая классическая музыка. Гостей оказалось не так много, как я себя представляла. Кто-то в одиночестве потягивал шампанское и бродил по залу, разглядывая картины. Другие объединились в небольшие группки и вели непринуждённые беседы. В воздухе витал аромат женских духов и лёгкости общения. Между гостями сновали официанты в белых рубашках и с подносами хрустальных фужеров, наполненными игристым шампанским. Наше появление не осталось не замеченным. Я ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин и оценивающие — женщин. Всем было любопытно посмотреть не столько на нового в их обществе человека, сколько на женщину, с которой Ларанский в последнее время писал портреты. Пока Дан представлял меня присутствующим, в голове родилось сразу две мысли. Первая — сто́ит присмотреться ко всем гостям. Если верить некоему Штефану, то среди них мог быть и убийца. Скорее всего, он входил в близкий круг Эдмунда. Но кто мог составлять его, Эдмунда, близкий круг? Вторая мысль пришла одновременно с первой. Где тот, из-за которого я была приглашена на вечер? Где Эрих Степлмайер? Этот вопрос я задала Ларанскому, когда мы отошли в тень колонны. Дан взял два бокала с шампанским у официанта и, протянув один из них мне, неопределённо пожал плечами. — Думаю, он скоро подойдёт. Я разговаривал с Эрихом перед тем, как встретить вас. — Как вы узнали, что я пришла? — Увидел в окно, — художник улыбнулся и перевёл тему: — Как вам общество, Рика? Я медленно покачала головой, глядя, как по запотевшему хрусталю стекают хрупкие капельки. — Интересные люди. Но среди своих друзей я видеть их не желала бы. — Вот как! — Полагаться на первое впечатление — не моё качество. Да, сейчас они приятные люди. Милые и хорошо воспитаны. Но каковы они на самом деле? По своему опыту знаю, что фасадом добропорядочности зачастую скрываются самые настоящие чудовища. К тому же мне не нравится, как смотрят на меня. Вроде бы вежливы, а глаза так и шарят за что бы зацепиться. Неприятное чувство. Улыбка Ларанского стала ещё шире. Однако в разноцветных глазах скользнула грусть. — Вам сто́ит полагаться на свою интуицию и не доверять первому впечатлению. С этими людьми действительно сто́ит держать ухо востро. Например, министр культуры, Ион Карлов, — он указал взглядом на пухлого мужчину и начинающейся проплешиной. — Большой поклонник артхаусных фильмов, классической музыки и юных мальчиков. В прошлом году его поймали в одном из борделей Таиланда в объятиях местного несовершеннолетнего жиголо. Избежать международного скандала помогло чудо и огромные деньги. Рядом с ним больше похожий на ожившую мумию, доктор Скалигари, всемирно пластический хирург, — Дан приподнял бокал в сторону худощавого мужчины лет пятидесяти. Тот приветственно поднял свой. — Не раз спасал других от старости, тюрьмы и переизбытка денег на счетах. Большинство из присутствующих периодически пользуются его услугами. Видишь, возле лестницы стоят две почтенные дамы? Та, что повыше ростом со строгим выражением лица, как у учительницы? Это бывшая министр по делам с общественностью, Эмилия Ратникова. Именно она в своё время ратовала за легализацию однополых браков и проституции. А также за разрешение снижения возраста согласия. Рядом с ней, Эльза Очакова. Как её ещё называют Славная Эльза. Филантроп, неутомимый борец за права женщин и… весёлая вдова, которая свела в могилу трёх мужей, когда те стали ей неугодны. Я смотрела на людей, о которых говорил Дан, и чувствовала пробирающее отвращение. Подумать только! Все они наделены такой властью, которая могла бы изменить мир к лучшему, но вместо этого тянули его к пороку. — Знаете, что меня больше всего удивляет, — наконец проговорила я, невольно подивившись холоду в собственном голосе. — Что все эти люди с подобной репутацией находятся сейчас здесь. Это наталкивает на определённые мысли. — Это общество Эдмунда. С большинством из них он имел дела, хотя я был против. С точки зрения общественности, все эти люди чисты перед законом, — произнёс Дан с циничной ухмылкой, поднеся бокал к губам. — А слухи… Кстати, вот вам и ответ на ваш вопрос. — На какой из? У меня очень много вопросов. — Плевать ли мне на их мнение. Как правило, сплетни плетут те, у кого рыльце в пуху. — Есть другое выражение для этого. Но я вам его не скажу. Это не по этикету. Дан невесело рассмеялся. — Раньше мне казалось, что колоссальная власть, как и огромные деньги портят людей. Но чем старше становлюсь, тем больше убеждаюсь: деньги не меняют. Они открывают истинное лицо. Я внимательно посмотрела на него. Возникло чувство, будто я упускаю что-то важное из виду. Что-то, что делает его человечным, а не отрешённым и расчётливым. Впрочем, может это просто самообман? Я не знала Ларанского настоящего. Но меня тянуло к нему, как может манить к красивому мужчине, увлечённому делом, своей жизнью. Стоит ли удивляться, что теперь я принимаю желаемое за реальность? Просто идеальная жертва для манипуляций. — Я не могу быть беспристрастной, — как будто со стороны услышала собственный голос. — О чём вы? — Дан смотрел на меня с интересом. — О склонности воспринимать желаемое за действительное. Кто сказал, что я не перескажу слова Степлмайера на свой манер? У меня нет никаких гарантий, что я не приплету своего отношения к разговору. А это уже лишает непредвзятости. Ларанский задумчиво потёр подбородок. На мгновение показалось, что признание озадачило художника. Потом длинные пальцы осторожно убрали выбившийся локон за моё ухо. — Знаете, а ваши рассуждения не лишены смысла, — горячее дыхание защекотало кожу. Дан положил руку на талию, привлекая к себе, отчего сердце заколотилось как сумасшедшее. — Ты мне нравишься, Рика. Здравомыслие вкупе с честностью… Это очень притягивает. Столь резкий личный жест сбил меня с толку. Ещё совсем недавно, Ларанский просил меня втереться в доверие Степлмайера, а теперь себя так, будто нас связывают далеко не самые рабочие отношения. Я не успела ответить ему, как услышала звонкий женский голос, заставивший брезгливо поморщиться: — Искренне рада тебя видеть, Дан. Жаль, что по такому печальному случаю. «А вот, кажется, и объяснение странного поведения Ларанского,» — едко отметила я про себя и повернулась.