Внутри всё звенело от тревоги, однако я нашла в себе силы и доброжелательно улыбнулась гостю, прошелестев в ответ: «Доброе утро». — Ты же знаешь, что тебе рады здесь в любое время. Для завтрака рановато, но могу предложить коньяк. Его прислали буквально на днях. Ангелидис скривился так, будто у него резко разболелся зуб. — Рановато для коньяка. К тому же врачи запретили алкоголь, так что обойдусь кофе. — Располагайся, — с улыбкой отозвался Дан. Через четверть часа, когда Альберт поставил поднос с дымящимися чашками на кофейный столик и плотно прикрыл за собой дверь, Дан обратился к Ангелидису: — Я слушаю тебя. Следователь поёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и с явным удовольствием отпил кофе. — Вчера вечером на трассе в сторону Города Грёз обнаружили машину Кристин. Машина на полной скорости слетела с дороги и перевернулась несколько раз. Автомобиль практически всмятку. Но несмотря на повреждения, Кристин выжила. Правда, она вряд ли оценит это. Врачи говорят, что, даже если она выйдет из комы, то на всю оставшуюся жизнь останется овощем. По предварительным данным, Кристин не справилась с управлением, но что-то мне подсказывает, что машине помогли перевернуться. Ларанский заломил бровь и усмехнулся. — Карма? — Или чей-то умысел, — Ангелидис многозначительно прищурился. Чашка задрожала в руках — неужели Дан причастен к аварии? Однако художник безмятежно откинулся на спинку оттоманки и наклонил голову. — Скажи мне, почему я не удивлён? Кристин могла запудрить мозги кому угодно, но только не своему подельнику. Думаю, Милош, предчувствуя свою участь, решил избавиться от новоиспечённой жены. После инсценировки на свадьбе смерть Кристин не выглядела бы подозрительной. Можно было списать на неведомого убийцу, который решил пойти до конца. — Это ещё не всё. — Дай догадаюсь. Кристин успела отравить Милоша? Следователь отпил глоток и, поставил чашку на столик, щёлкнул пальцами. — Всё произошло так, как ты и предполагал. Милоша нашли дома в собственном кабинете. Увы, не успели вовремя. Вучич скончался раньше, чем мы прибыли. Хотя официального подтверждения ещё нет, но предположительно цикутоксин. — А улики? — Косвенных предостаточно. Но для суда всё равно мало. Дан лукаво прищурился. Поднявшись с оттоманки, он подошёл к столу, вынул оттуда коричневую папку и протянул её изумлённому следователю. — Тут признание Кристин. Кого и как убила. Как избавлялась от улик. Интересное чтиво. Тебе понравится. Ангелидис, помедлив, осторожно взял папку, будто она могла рассыпаться у него. Зашуршали листы, и чем больше он погружался в чтение, тем удивлённее становилось его лицо. Наконец отложив папку, он поднял взгляд на Дана и ошеломлённо проговорил: — Ты чёртов фокусник, Ларанский. Как тебе это удалось? Тот небрежно повёл плечами. — Немного шантажа, немного угроз… Впрочем, всё как всегда. Следователь скис. Допив кофе, он поднялся. — Великие не раскрывают своих секретов, да? Думаю, этого будет достаточно, чтобы закрыть дело. Кстати, не думаешь о том, чтобы вернуться? — У меня другое призвание, Диметрий, — Дан улыбнулся, однако его взгляд оставался серьёзным. — Ты ловишь преступников, я рисую картины. У меня другая жизнь. Возвращаться к старой нет желания. Ангелидис рассмеялся и потряс папкой. — Я смотрю, тебе и в новой скучать не приходится. Рад был повидать тебя. И ещё. Картину не нашли. Она как в бездну канула. — Ничто не исчезает бесследно. Как будет время, заходи. — На следующей неделе. Ну бывай, художник. Первая мысль, которая пришла в голову, когда следователь покинул библиотеку: вот и всё. Всё закончилось хорошо и больше никто не погибнет. — Сегодня позавтракаем пораньше. Я оторвалась от созерцания чаинок в чашке и подняла глаза на Дана. Он пересел на кресло, где сидел Ангелидис, и расслабленно допивал вторую чашку кофе. Значит, следователь и Ларанский отлично знали друг друга и даже работали вместе. Что ж, это объясняет, как Дану удалось найти меня в другом городе, почему следователь тянул с арестом и откуда узнал про Агну раньше всех остальных. А ещё почему с такой лёгкостью воспринял рассказ о моём визите в Следственный Комитет. Я рассматривала бледное лицо и разноцветные глаза, будто впервые их увидела, и вдруг отчётливо поняла: Лотта была права. Я абсолютно не знаю человека, в которого имела неосторожность влюбиться. Эта мысль отдалась в груди глухой тоской. — Я не хочу, — негромко ответила я и вернулась к созерцанию чаинок. Потом, помолчав, задумчиво добавила: — Я не понимаю — зачем нужно было бросать пыль в глаза с женитьбой? Впрочем, это неважно… Я чувствовала себя одураченной. Интуиция подсказывала: всё происходящее — фарс. Всё изначально просчитано. Конечно, найти убийцу куда важнее. Ну а внезапные чувства… Что ж, внезапные чувства редко бывают уместны. Я позволила себе доверять, но к чему это привело? То, что казалось таким близким и родным вдруг резко стало вне досягаемости. В носу защипало от обиды. Дан отставил чашку и положил подбородок на переплетённые пальцы. — Да, с Диметрием мы действительно давно сотрудничаем. Я работал в дипломатическом корпусе, когда мы с ним познакомились. Потом пару раз помог им раскрыть пару дел, и меня пригласили работать следователем по особо важным делам в отделе тайной полиции. Официально числился сотрудником дипломатического корпуса, а неофициально — работал на другую структуру. После смерти Ланы я написал заявление об отставке и полностью посвятил себя искусству. А Диметрий… Диметрий имеет крайне въедливый характер, что не нравилось начальству. Вот его и понизили. В качестве назидания всем остальным. Я удивился, увидев его в вечер убийства Степлмайера. Но это оказалось только на руку. Будь кто-то другой, меня посадили бы и это значительно бы усложнило задачу… Поэтому да, женитьба стала запасным вариантом на случай непредвиденных обстоятельств. — Ммм… Понятно… — Что-то не так? — Враньё, Дан. Вот что не так. Мне казалось, что я в кой-то веки могу доверять тебе. А теперь даже не знаю, что и думать… — А что мешает доверять? Я не знала, что ответить. Признание пробило брешь в том хрупком доверии, которое только-только начало зарождаться, и как теперь его восстановить я не представляла. Моё молчание Ларанский истолковал по-своему. — Что ты хочешь? Хочешь, я дам тебе денег? Ты сможешь уехать отсюда куда пожелает, начнёшь новую жизнь, забудешь весь кошмар… — Все-то у тебя складно получается, — я хотела разозлиться, но вместо этого испытывала тоскливую пустоту. — Всё легко решается деньгами, правда? Мне искренность нужна. Любовь. А этого ты мне дать не можешь… Я поднялась. Оставаться в библиотеке мне не хотелось. Природа казалась умиротворённой, обновлённой. От травы поднимался запах сырой земли, на побитых дождём цветах дрожали хрустальные капли воды. Вдалеке, со стороны леса доносилось жизнерадостное чириканье птиц. Я зажмурилась и медленно втянула сырой воздух. Ноздри защекотал остро-сладковатый запах озона. Газетчики будут расстроены — в ней нет ничего примечательного. Нет приведений и проклятий. Только человеческие пороки, толкающие на жуткие действия. И всё же преступникам не удалось уйти от наказания. Чудовищного, как и их преступления. Одного убрали, когда он стал не нужен, а главная зачинщица всю жизнь проведёт в состоянии овоща без надежды на выздоровление. Я думала, что буду испытывать облегчение, когда эта история закончится. Но чувствовала пустоту, словно душу вывернули наизнанку. Возможно, действительно сто́ит взять деньги и уехать в Адрианополис и забыть то, что произошло. Потому что можно быть красавицей, иметь айкью, как у Эйнштейна, боготворить человека, но, в конце концов, всё лишено смысла, если любовь не находит отклика. Смогла бы я оставаться с человеком, который относится с уважением, но не имеет ни грамма любви ко мне? Я поняла, что нет. Так стоит ли переживать из-за того, чему не бывать? Разум говорил, что пора остановиться и наконец-то выбрать себя. А сердце… а сердце болезненно сжимала тоска. Завтрак проходил в напряжённой тишине. Казалось, что мы сказали друг другу всё и добавить было нечего. Я старалась не смотреть на Дана. Лишь искоса бросила на него взгляд, собираясь сказать о решении, но в этот момент вошёл высокий, похожий на жердь мужчина. Он окинул цепким взглядом столовую и остановился на Дане. — Господин Ларанский, верно? — хриплый голос был приятен, как если кто-то додумался водить железом по стеклу. Долговязый перевёл взгляд на меня. — А вы, должно быть, госпожа Романовская? Меня зовут Аарон. Я от Эдмунда. Я вздрогнула, глядя на пришедшего со смесью раздражения и любопытства. Лицо у гостя было обычное, если не сказать отталкивающее — жидкие, зализанные набок волосы, перебитый нос и бледные глаза хаски. Тонкая кожа казалась пергаментной, и едва заметная улыбка делала его похожим на веселящуюся мумию. Затрапезного вида костюм резко контрастировал с золотым перстнем с крупным отшлифованным камнем, на котором красовались иероглифы. Визитёр не понравился Дану так же, как и мне. Он отложил вилку и нож и сдержанно поинтересовался: — Чем обязаны? Однако пристальное внимание не смутило Аарона. Он по-хозяйски прошагал через столовую, с грохотом отодвинул стул и сел напротив Ларанского. — Я не займу много вашего времени. Видите ли, господин Эдмунд обратился ко мне ровно за день до своей внезапной кончины. Он просил кое-что сохранить и передать вам, как только станет известно, что его жена, госпожа Кристин Ларанская, и Милош Вучич скончаются. Вы догадываетесь что? Подозрительность во взгляде Дана сменилась интересом к гостю. Он устало выдохнул: — Картина. «Незнакомка». Аарон довольно улыбнусь и кивнул. Дан продолжил: — У меня два вопроса господин…