— Тогда ты ни черта не знаешь Дана! — резко оборвала меня Лотта. Я почувствовала тонкую, как остриё иглы, агрессию в её голосе. Оторвавшись от моего лица, Гензе посмотрела в сторону особняка, где по-прежнему сновали полицейские среди переполошённых гостей. — По-твоему, он изнеженный портретист, который прозябает среди выпивох и наркоманов, чьё самомнение раздуто до вселенских масштабов? — Очередной признанный гений, выхвативший кусок всемирной славы? — Я такого не говорила… — Да ты понятия не имеешь кто он! — зло бросила Гензе и внезапно встала. Потом окинула оценивающим взглядом и снисходительно ухмыльнулась. — Спроси откуда у него шрам на груди? Хотя лучше не спрашивай. Одна догадалась, да только ничем хорошим для неё это не закончилось. И заруби себе на носу — попытаешься лезть в дела Ларанского, последуешь за ней. Резко развернувшись, Лотта направилась к особняку, оставив меня наедине в полной растерянности и разрастающейся липкой тревогой. Глава 21. Необдуманные поступки — Н-да… Когда есть деньги, себе можно позволить хоть королевские покои… Коридор частной клиники насквозь пропитался запахом антисептика и роскоши. На бледно-голубых стенах висели незатейливые пейзажи, на каждой двери — позолоченные таблички с названием кабинетов и номером палат, а идеально обустроенный просторный холл с кожаными диванами недвусмысленно намекал, что простым смертным сюда ход заказан. В голове всплыли образы палат городских больниц — с обшарпанными стенами, раздражающим запахом хлорки, мочи и больничной еды, с жёсткими кроватями и отсутствием душевых. Дан искоса бросил на меня взгляд. В разноцветных глазах читалась смесь вежливого любопытства и недоумения. Ему, как любому человеку, выросшему в достатке, показалось странным моё замечание. — Ты просто не представляешь, что твориться в городских больницах, — пояснила я. — В моем родном городе в хирургическом отделении бегали тараканы размером с кулак. — На мой взгляд, обращаться к врачу имеет смысл, когда копьё в спине мешает спать. — Чисто мужской подход к здоровью, — хмыкнула я и остановилась напротив двери. — Кажется, это здесь. Палата, в которой лежала Кристин, оказалась просторной, больше похожа на одноместный номер отеля. Здесь не было огромных окон, выходящих в коридор. Зато висели аккуратные голубоватые жалюзи, а жизнерадостный морской пейзаж украшал одну из стен. Воздух пропах больничным антисептиком и лилиями. Пресса сделала своё дело, и уже на следующий день интернет пестрел заголовками типа «Проклятие дома Ларанских» и «Опасное венчание: покушение на княгиню Ларанскую». Потянулась вереница желающих выразить свою поддержку. Букеты от неравнодушных знакомых, друзей и просто сочувствующих загромождали подоконник. На прикроватной тумбочке стояли пёстрые упаковки шоколадных конфет и фрукты в вазах. Кристин полулежала на широкой кровати под капельницей, прикрыв глаза. На фоне белой повязки каштановые волосы казались чёрными. Бледное лицо сковало тревожное напряжение. Возле постели суетилась пухлая медсестра в белоснежной форме. Увидев нас, она поздоровалась со слащавой вежливостью и, взяв букет из рук Дана, выскользнула в коридор. Кристин открыла глаза, приветственно махнула рукой и попыталась выпрямиться. — Представить не можете, как я рада вас видеть! — негромко проговорила она, силясь придать голосу бодрости. — Врачи заявляют, что продержат неделю. Но уверена, что это излишне. Я чувствую себя нормально! Ларанский придвинул мне стул, а сам сел рядом с Кристин на кровать. — С врачами не сто́ит спорить, — мягко ответил он, поправив одеяло. — К тому же самый безопасный вариант — остаться в больнице. Чем дольше, тем лучше. Я поговорил с Ангелидисом. С сегодняшнего дня за тобой будут присматривать. Кристин застонала. Мысль о вынужденном охраннике причиняла едва ли не большую боль, чем разбитая голова. — Господи Боже! Дан! Ты серьёзно думаешь, что наличие полицейского поможет избежать очередного нападения?! Вы можете приставить хоть гарнизон, но если кто-то решил закончить начатое, то он это сделает. Я уставилась на неё. Подобные восклицания казались странными. Разве не пытается человек обезопасить себя, когда чувствует угрозу? Но Кристин, похоже, не собиралась сдаваться. Тёмные глаза горели упрямством и решительностью покинуть больницу раньше положенного. Удивительно, сколько смелости и выдержки таится в этом хрупком теле. Ещё вчера убийца попытался проломить ей череп, а сегодня новая госпожа Вучич заявляет, что делать в больнице ей нечего. Даже несмотря на подтверждённое сотрясение мозга и зашитый затылок. — Не вижу смысла оставаться так долго в больнице, — твёрдо проговорила Кристин. — Я понимаю, что ты хочешь меня защитить, но больница — не самый лучший вариант. Представь, какая шумиха поднимется среди пациентов и их родственников, если они увидят охранника рядом с моей палатой. А если ещё и репортёры об это прознают, то мне точно не будет здесь ни жизни, ни лечения. Однако легче пробить стену, чем переубедить Ларанского. Он напомнил мне учителя, который со строгим выражением лица разъясняет хулигану, как себя вести. — Кристин! Мне всё равно, что думают остальные. Твоя безопасность сейчас превыше мнения других. Давай оставим бесполезные споры. Охрана будет, — и точка. — Рика, хоть ты ему скажи, что он чрезмерно осторожничает! Оторвавшись от созерцания морского пейзажа на стене, я развела руками. Безусловно, Дан прав, а потому мне было непонятно, почему Кристин с олимпийским упорством продолжает настаивать на выписке. — Лишняя осторожность не помешает. Некто проник в дом на глазах у сотни человек, Кристин, — примирительно сказала я, — и его никто не заметил. Он может попытаться снова, но уже в больнице. Кто его остановит? Медсестра? И что она сделает? Подкрадётся к нему сзади с клизмой? Будет размахивать «уткой»? Кристин звонко рассмеялась и тут же со стоном скривилась. — Я бы не вставал на пути у женщины с клизмой, — Дан задумчиво потеребил бороду. — Ладно, будь по-вашему, — отсмеявшись, она махнула рукой. А потом уже более серьёзным тоном добавила: — Я всё же надеюсь, что мне удастся уговорить врачей выписать меня раньше. В палату вошла медсестра с вазой и букетом от Дана. Она смерила нас строгим взглядом и проговорила: — Госпоже Вучич нужен покой. Приходите завтра. — Уже уходим, — Дан поднялся с кровати и осторожно поцеловал Кристин в лоб. — Мы завтра приедем снова. Сла́бо улыбнувшись ему, она тихо ответила: — Я буду ждать. Мимолётное проявление нежности укололо острой иглой ревности. Однако я дружелюбно улыбнулась Кристин, пожелав ей скорейшего выздоровления и пообещав навестить на следующий день, и, не глядя на Дана, вышла в коридор. Уже в холле Ларанский вдруг остановился и сказал: — Подожди меня возле машины. Я сейчас подойду, — и, направившись в противоположную от выхода сторону, исчез за дверью с табличкой «профессор Резник К. Б.». Вид идеально вычищенной парковки произвёл угнетающее впечатление. Остановившись рядом с чёрным «лендкрузером», я задрала голову и принялась рассматривать небо, с раздражением думая о непроизвольной ревности и невозможности контролировать собственные чувства. Как здорово было, если бы мы влюблялись только в подходящих людей! Если бы могли включать и выключать наши чувства щелчком тумблера. Не пришлось бы выбирать между разумом и сердцем. Конечно, всё стало бы предсказуемо, но зато безопасно. А ещё я злилась. Злилась на Дана за невнимательность ко мне, за проявление теплоты к другой. И за неопределённость, которая неотступно следовала за мной по пятам. Я хотела большего. Хотя даже понятия не имела, в чём заключается это большее. Вдруг с невероятной ясностью я осознала, что неспособна близко подпустить кого-то к себе. Как реагировать на близость, на проявление заботы? Как отличить искренность чувств другого человека от желания использовать? Где наступает тот самый момент, когда можно расслабиться, не ожидая удара в спину? Я вдруг вообразила, что Дан открыто признаётся в чувствах и… меня охватила паника. «Ну ведь этого же не произойдёт, верно?» — спросила я себя, чувствуя одновременно беспомощность и тоску. — «Глупо заниматься сердечными терзаниями, когда твоим близким угрожает смертельная опасность…» За спиной раздался шорох шагов. Дан обошёл машину и, остановившись возле двери, спросил: — Что-то случилось? Я встрепенулась и уставилась на него, радуясь про себя, что Ларанский не умеет читать мысли. Минутная слабость сменилась привычным напряжением. — Нет, а что? — Ты выглядишь потерянной. Я тряхнула головой и забралась на переднее сиденье. — Пустяки. Просто опять появились вопросы. — Какие? — спросил он, заводя автомобиль. Я нахмурилась. Нужно было что-то срочно придумать, но не так-то легко переключиться с собственных терзаний на другие, более важные темы. — Где Милош? — Он у себя в департаменте. Я сейчас еду к нему. — Я понимаю, но… На его жену совершено нападение, а он в департаменте? Мой голос прозвучал резче, чем хотелось. Впрочем, я надеялась, что Дан спишет это на нервозность из-за очередного нападения. — Просто, — продолжила я, глядя на проплывающие мимо здания, — как-то очень странно получается. Жена в больнице, а вместо мужа суетишься ты. Пока он занят другими делами. Это выглядит крайне подозрительно. Дан не ответил. Но я затылком ощутила пристальный взгляд и ещё больше сосредоточилась на мелькающих мимо домах, хотя на самом деле они были столь же интересными, как новости о снеге в декабре. — Вот представим, — я повернулась к нему, — я убийца и хочу убрать человека. За плечами у меня уже есть опыт. Меня знают, потому как никто не обратил внимание на присутствие постороннего лица на празднике. Вот я выслеживаю жертву, захожу за ней в комнату. Что дальше? И тут два варианта. Первый — меня не знают, а потому поднимают шум. В крайнем случае держат меня на виду, не давая близко подойти. Второй вариант — меня знают, а потому Кристин даже не придаёт значение моему появлению, что позволяет мне подобраться к ней поближе. Дальше следует удар и… И что дальше? В это время Милош, по его словам, ищет Кристин. Он дважды проверяет комнату, которая заперта на ключ. Решив, что её там нет, он уходит. Значит, мне нужно дождаться, пока коридор останется пустым, и я только тогда смогу покинуть место преступления. Теперь два вопроса. Первый — куда мне нужно деть орудие. Второй — почему не видно пятен крови? — Отвечая на твой второй вопрос — потому что с одного удара кровь вряд ли будет фонтанировать как из брандспойта, — отозвался Дан, бросив недовольный взгляд на обгоняющий нас автомобиль. — Мелкие капли могли остаться незамеченными. — Да, но не на белой тунике официанта. — Думаешь, это был кто-то из своих? Подозреваешь причастность Милоша? — Не знаю. Я не утверждаю, но меня смущает ещё один факт — второе преступление совершено в доме, где есть гости. Как бы парадоксально ни звучало, но, на мой взгляд, лучший способ обеспечить себе алиби. Дан оторвался от дороги и с удивлением посмотрел на меня. Я развела руками. — Все друг у друга на глазах и все постоянно двигаются. Люди не манекены, которые будут стоять там, где их поставили. А потому отследить что кто-то отлучился на пару минут практически невозможно. Разве что записи посмотреть. Кстати, где записи свадьбы? — Где им и положено сейчас быть. В следственном комитете, — задумчиво ответил Ларанский. Помолчав, он спросил: — Тебя отвезти домой?