Я медленно брела вдоль итальянских бутиков и французских салонов и чувствовала, как нарастает растерянность. Казалось, что сам воздух Торгового Ряда был пропитан тяжёлым запахом роскоши и дорогих духов. Витрины ювелирных магазинов горели россыпями бриллиантовых и сапфировых искр. А на тумбах с подсветкой стояли манекены в платьях и костюмах от кутюр. В конце концов, я толкнула дверь в первый попавшийся магазин и очутилась в мире элегантной роскоши. Из невидимых колонок доносилась приглушённая музыка. Вдоль бежево-золотистых стен растянулись ряды платьев, стеклянные тумбы с аксессуарами и манекены. Я растерянно скользнула взглядом по ближайшему манекену в жемчужно-розовом шифоновом платье. Оно казалось лёгким, элегантным и очень нежным. «То, что надо для вечера», — подумала я и обернулась в поисках продавца. Ко мне подошла женщина в безукоризненно белоснежной блузе и бежевой юбке. Придирчивый взгляд и холодно сжатые губы очень не понравились. Словно продавщица делала одолжение. Выслушав мою просьбу, она натянуто улыбнулась и строго произнесла: — Извините, мы не занимаемся благотворительностью. На мгновение я опешила скрытой грубости в её ответе, но взяла себя в руки и проговорила: — Я тоже ей не занимаюсь. Я пришла посмотреть ассортимент. — Боюсь, у нас ничего для вас ничего нет. Вам бы поискать что-то попроще. На Торговой Аллее, например, — недвусмысленно ухмыльнулась она, многозначительно окинув меня взглядом. Я проследила за ним. Джинсы и футболка были чистыми, но обращение было такое, будто я вылезла из лужи и пришла пачкать вещи в этот элитный магазин. Уязвлённая гордость требовала немедленно поставить зарвавшуюся продавщицу на место. Однако вместо этого я развернулась и направилась к выходу. — Доброе утро, госпожа Ларанская, — услышала я за спиной и автоматически повернулась в сторону той, кому предназначалось вежливое приветствие. Кристин впорхнула лёгкой бабочкой в магазин. Блестящие каштановые волны лежали на плечах, а миловидное лицо скрывали чёрные очки. Они казались просто огромными для её лица. Кристин приветственно замахала мне руками, тепло улыбаясь, словно встретила старого друга. — Рика! Рика, привет! Мгновение, — и я оказалась в облаке тонкого французского парфюма. Она разжала почти невесомые объятия, и улыбка из тёплой превратилась в по-детски застенчивую. — Я увидела тебя в магазине и подумала ты это или не ты. Но на всякий случай решила зайти и поздороваться. Какими судьбами здесь? — Подумала, что стоит приодеться к вечеру, — ответила я и искоса бросила взгляд на продавщицу. Та наблюдала за нами, сцепив руки в замок перед собой. Судя по окаменелому выражению лица, она поняла свою оплошность. — Кстати, я расстроилась, узнав, что тебя не будет сегодня. Кристин печально вздохнула и всплеснула руками. Получилось больше театрально, нежели искренне. — О-о-о! Боюсь, сегодня не смогу провести вечер с вами. Знаешь, я после вчерашних событий до сих пор не могу прийти в себя. Сначала я хотела остаться дома и никуда не выходи́ть. Но потом поняла, что не могу находиться в четырёх стенах. Знаешь, иногда хороший шопинг помогает… Кстати, ты удачно зашла. Это один из моих любимых магазинов. Здесь собраны лучшие коллекции последнего сезона. Выберем то, что заставит всех вокруг потерять речь! — Спасибо, Кристин. Возможно, здесь самые лучшие коллекции сезона, но я не привыкла, чтобы со мной так неуважительно обходились, — я натянуто улыбнулась продавщице и проговорила: — Всего доброго. Кристин метнула пристальный взгляд на женщину, и в её голосе зазвучала сталь: — Надеюсь, господину Росси будет, что сказать в оправдание своих сотрудников. — Пожалуй, я меньше всего хочу знать, что скажет господин Росси в оправдание своих сотрудников. Я не намерена что-либо приобретать в магазине, где к клиенту относятся с пренебрежением. Но вдова Эдмунда решила не сдаваться так просто. Она демонстративно подхватила меня под локоток и потащила на выход. — В таком случае, я знаю, куда нам нужно. Там нас точно обслужат по высшему разряду. А с господином Росси я поговорю потом. Глава 10. Ангелидис — Дан — хороший человек. Он бывает жёстким, порой бескомпромиссным. Иногда эксцентричным. Но при всех недостатках Дан добрый и внимательный. Я едва сдержала саркастическую усмешку. Сколько ошибок в слове «психопат». Впрочем, с психопатами всегда так — они обаятельны, умны и производят впечатление, когда им это нужно. Люди, как правило, не догадываются, кто перед ними. Лишь когда жертва оказывается в полной зависимости, маски падают, и истинная сущность вырывается наружу. В том, что Ларанский являлся психопатом, я не сомневалась. Он нарушал чужие границы, легко перекраивал ситуацию под себя и не стеснялся применять в ход скрытые угрозы. Готова поспорить, Дану нравится загонять человека в угол, чтобы посмотреть на его метания. Это даёт чувство контроля и собственной власти над остальным. С другой стороны предположения могли оказаться ложными, а выводы поспешными. Мы сидели под полосатым тентом уличного кафе. Рядом на стульях стояли разноцветные пакеты из итальянского бутика. В стеклянных чашках темнел чай, на белоснежных блюдцах возвышались воздушные клубничные пирожные с шоколадной крошкой и орешками. Они оказались настолько нежными, что таяли во рту, заставляя жмуриться от удовольствия. Я краем уха слушала щебетания Кристин и молчаливо восхищалась непередаваемым вкусом десерта. — Я помню Дана весёлым, — проговорила Ларанская, отделив ложечкой кусочек пирожного. — Тем, кем движет жажда приключений. Никогда не сидел на месте. Помню, как однажды на своём дне рождения Дан вышел из клуба и… пропал. Мы искали его три дня. Всех на уши поставили. А потом он позвонил и сказал, что находится в Италии. Ты представляешь — в Италии! Ему захотелось настоящего итальянского вина́. Я рассмеялась. — Вина́? Он поехал за вином в Италию? — Да! — глаза Кристин горели огнём. Девушка схватила меня за руку и, поддавшись вперёд, заговорщицки продолжила: — А ещё через три дня после этого Эдмунду пришлось высылать ему деньги, потому что Дан оказался в Аргентине без гроша. Правда, как он туда попал и зачем, история умалчивает. — Мне сложно представить Дана, способного на такие безрассудные поступки. — Дан говорил, что грех упускать возможности, которые предоставляет жизнь… Вот только после смерти Ланы он сильно изменился. Замкнулся в себе, стал жёстким, неприветливым. Словно два разных человека: тогда и сейчас. Эдмунд говорил, что его снедает чувство вины за произошедшее. Я отодвинула опустевшее блюдце и прямо посмотрела на девушку. — А что случилось? Кристин закусила нижнюю губку и уставилась куда-то вдаль за моё плечо. Желание рассказать и сохранить тайну боролись в ней. Тёмные бровки трагично дрогнули, и она тихо проговорила: — Пять лет назад Лана с друзьями поехала отдыхать в горы. Она любила природу. Никто не знает, что произошло, но в один из дней её не обнаружили в номере. Все говорили, что вечером она ушла спать. Утром комната оказалась пуста. Поначалу все решили, что она вышла прогуляться. Однако она не вернулась ни к завтраку, ни к обеду. Через неделю тело Ланы обнаружили в горной реке. После похорон Дан закрылся у себя и не выходи́л девять дней. А когда вышел, это был уже другой человек. В антрацитовых глазах задрожали слёзы — верный признак того, что боль чужой потери Кристин воспринимала, как свою. Она тяжело вздохнула и порывисто взяла меня за руку. — Знаешь, я рада, что ты появилась в жизни Дана. Да, с ним нелегко, но в глубине его души есть место для любви. В конце концов, мы все заслуживаем счастья, ведь так? Мимолётная тень, скользнувшая по лицу Кристин, неприятно ковырнуло изнутри. Слёзы девушки вдруг показались неискренними. Ларанская что-то недоговаривала. Я отмахнулась от накатившего чувства. Однако привкус лжи не исчезал. Если бы ложь имела вкус, то она была бы именно такой — приторно-сладкой, тягучей с мерзкой горечью. Видимо, выражение на моём лице изменилось. Кристин суетливо заёрзала на стуле, будто он стал неудобным. — Я не должна была этого говорить. Вечно так. Хочу, как лучше, но никогда не могу держать язык за зубами. — Ты не обязана извиняться, Кристин, — я поспешила успокоить девушку. — Похоже, Дан сильно любил свою жену. — Мне кажется, что нет, — Ларанская неопределённо пожала плечами, словно эта мысль раздражала её. — Он просто чувствовал вину за её смерть. Но я сомневаюсь, что Дан любил Лану. Он любил в одну девушку. Даже собирался жениться на ней. Но его отцу она не понравилась. Он отправил Дана учиться в Италию. Когда Дан вернулся, то узнал, девушка вышла замуж и уехала в другую страну. Долгое время он считал, что она предала его. Пока не узнал, что его отец угрозами вынудил её уехать. Дан не простил отца. Даже на похороны не приехал. — А что стало с девушкой? Почему они не сошлись? Развестись сейчас не составляет труда. Кристин поковыряла ложкой в остатках пирожного и хмуро уставилась на недопитый чай. — Дан не рассказывал почему, — она снова заёрзала и полезла в сумочку за смартфоном. Помолчала и торопливо добавила, словно хотела побыстрее закончить разговор: — Он всегда молчит о своих делах. Но, сдаётся мне, он женился на Лане, чтобы досадить обществу. Я хмыкнула. Похоже, что у Ларанского привычка жениться назло всем. Как в старой поговорке: «Назло бабушке отморожу уши». — А какие отношения были между Даном и Эдмундом? — Эдмунд очень любил Дана. Хотя Дан бесился. Он не признаёт авторитетов, а Эдмунд наставлял его. Я слышала, люди болтают, будто Дан приложил руку к смерти Эдмунда. Но это не больше, чем бредни. Резкий звук мобильного заставил меня вздрогнуть. — Госпожа Романовская? — холодно осведомились на том конце телефона. — Диметрий Ангелидис. Вы можете подъехать сейчас в отделение? Если бы проводился конкурс на самый чистый кабинет, то кабинет Ангелидиса занял бы первое место. Первое, что бросилось в глаза — папки в застеклённом шкафу. Огромное количество папок, расставленные согласно цветам радуги и размерам. Каждая из них была аккуратно подписана. Названия шли один за другим от «а» к «я». Папки с цифрами стояли ниже всё в такой же строгой последовательности: один, два, три… Над рабочим столом висел портрет президента. А напротив шкафа — грамоты в золочёных рамках. На столе красовался прибор с письменными принадлежностями: карандаши — отдельно, ручки — отдельно. Скрепки, булавки, кнопки — всё лежало в строго отведённом месте. Как и листы бумаги, разложенные по размерам. Компьютер и принтер стояли на отдельном столе слева. И ни единой пылинки. Пожалуй, чище только в операционной или в музее. «Интересненько», — подумала я и осторожно присела на край стула. Следователь хмуро окинул меня взглядом и, не удосужившись поздороваться, спросил: — Где вы были вчера с семи пятнадцати до семи сорока пяти? Я задумчиво уставилась на портрет президента. Странно, но он помогал унять нервную дрожь. Сложно сохранять спокойствие, когда смотрят, словно ты закоренелая преступница.