– Мне нужно кое в чем тебе признаться. Я варил рис только один раз, и он у меня пригорел. – Тогда хуже уже некуда. – Не скажу ему, что я тоже не специалист по приготовлению риса. Он у меня постоянно либо слишком мягкий, либо слишком жесткий. Всегда съедобный, но никогда не идеальный. – Ну, погнали? – Дилан подбрасывает упаковку в воздух, ловит ее и трясет. – Без риса нет суши. – Вперед! Преисполненные энтузиазмом, мы приступаем к варке риса, однако, когда после указанного времени мешаем его и я деревянной ложкой вынимаю небольшую порцию, эйфория сменяется скепсисом. – Как думаешь, он такой и должен быть? – Без понятия. Выглядит мягким. Но рис для суши ведь мягкий. И он должен хорошо склеиваться. Или как там говорят? Если прилипает, то готово? – Это про макароны, – поправляет Дилан, но я уже трясу ложкой. Рис как суперклей. Он приклеился к дереву, словно стал с ним одним целым. – Не отходит, видишь? – И в этот момент комок отлипает и шлепается на шею Дилану, а ложка летит по воздуху и с грохотом приземляется на полку. Блин. Я обеими руками прикрываю рот, который сложился в букву О, и смотрю, как рис превращается во второй кадык Дилана. Ни в коем случае нельзя смеяться. Это было бы некрасиво, но мне так смешно. – Кажется, это называется «несчастный случай на производстве»? – пищу я и сама слышу, с каким трудом сдерживаю смех. Дилан тоже с ним борется, но все еще выглядит слегка шокированно. Он медленно поднимет руку, его пальцы сжимают комочек риса – и тот издает своеобразный хлюпающий звук, когда отстает от кожи. И слишком быстро, чтобы успеть среагировать, я ощущаю у себя на лице ладонь Дилана, которой он размазывает рис по моему лбу и носу, и ахаю. – Ты что делаешь? – Плачу той же монетой. – Теперь он лепит рис мне на щеки. – Это… это же не одно и то же! Это был несчастный случай. И совсем чуть-чуть! Маленький миленький комочек риса. – Нет никаких доказательств несчастного случая, – нагло ухмыляется он. – Давай-ка разберемся с этим как взрослые, – заявляю я и хватаю кастрюлю, чтобы шлепнуть ему на лицо пригоршню риса. На этот раз горсть получается чересчур большой и не приклеивается, а падает с его лба и правой брови, которая теперь покрыта рисом. Еще парочка крупинок прилипают к его волосам и ресницам. – Теперь мы квиты. – Я приторно ему улыбаюсь и вдруг взвизгиваю от неожиданности, когда он резко сдвигает в сторону все вещи на столешнице, а потом поднимает меня и сажает туда. Сейчас мои глаза и его находятся на одном уровне, Дилан стоит прямо передо мной, и наше дыхание сталкивается, словно у него нет другого выбора. – Извини. – Его руки все еще лежат на моей талии, а мои вцепились в его плечи, как два утопающих. – Я не подумал. – Все нормально. Ничего страшного. – Я буквально задыхаюсь, хотя практически не двигалась. Видимо, это то, что он со мной делает. Его тепло, его взгляд, его голос, его тактичность. Видимо, это мои ноги, которые наполовину обвивают его бедра – и небольшое расстояние, которое нас разделяет. Видимо, меня сводит с ума тот факт, что это расстояние существует, и еще больше то, что мне хочется его преодолеть. Его правая рука отпускает мой бок, замирает у меня на шее, и я думаю, что вот-вот сгорю, когда большой палец Дилана гладит мою щеку. Нет ни неприятных мыслей, ни сомнений, ни прошлого, и это настолько драгоценно, что меня охватывает дрожь. Совсем легкая, но, очевидно, достаточно ощутимая, чтобы ее заметил Дилан. – Я не хотел тебя напугать, Зоуи. Прости. Он пытается от меня отстраниться, но я его удерживаю. – Ты не напугал. Все хорошо, правда. – Его взгляд медленно изучает мое лицо, и я надеюсь, оно покажет ему, о чем я думаю. Что я чувствую. – Пожалуйста, останься. – Я не собираюсь портить наш вечер, попросив его об этом. Мы могли бы продолжить, смыть с себя рис и приготовить суши. Вместо этого мои ладони перемещаются с его плеч на шею, поглаживают кожу, и я вижу, как он сглатывает. Пульс Дилана отчетливо стучит под моими пальцами, быстро и сильно, так же, как мой… а когда я провожу ими по его щекам и бороде, он сжимает губы. Его взгляд прикован ко мне, Дилан не отворачивается и не уходит. Просто стоит, предоставляя мне свободу. У меня есть выбор. Настоящий выбор. – Зоуи, – произносит он осипшим голосом и одновременно сдавленно стонет, стоит мне сильнее обнять его ногами. Я осторожна, прислушиваюсь к себе, хорошо ли себя при этом чувствую. Не только из-за того, что задумываюсь, каково было бы переспать с Диланом, или из-за того, что хочу этого, а из-за того, что знаю: это нечто другое, нежели одна из немногочисленных интрижек, на которую я потрачу всего одну ночь. Потому что с Диланом не было бы простого удовлетворения физической страсти – или попытки выяснить после трех-четырех лет, до сих пор ли я слишком травмирована для этого. Лишили ли они меня тогда способности доверять кому-то, любить и получать удовольствие от секса. Или желания получать от него удовольствие. Я не знаю. Не уверена. Единственное, что мне ясно, – это что я такого не допущу. Мне нравится Дилан, и я не отступлю из-за страха. Никогда больше. А что в этом самое безумное? Похоже, мужчине передо мной это прекрасно известно. – Я не очень хорош в этом, – негромко говорит он, все так же оставаясь очень близко ко мне. – Но… я дико хочу тебя поцеловать. Если ты позволишь. Моя улыбка становится шире и шире, и я чувствую, как засыхает рис на щеке. – Спасибо, что спросил. Сама я не решилась, – шепчу я в ответ, и теперь он тоже улыбается. Так открыто и искренне, что во мне поднимается волна тепла. – Я всегда буду спрашивать тебя, если хочешь. У меня мало опыта, мной управляют неуверенность и боль. И вопреки моему желанию в голове проносится тысяча вопросов. Два из них кричат громче остальных: Что, если все получится совсем не так? Что, если у тебя получится плохо? Однако Дилан обвивает меня руками, придвигает ближе к краю и вплотную к своему телу, как будто хочет тем самым задушить мои сомнения на корню. И тогда я сама наклоняюсь вперед, накрываю его губы своими, и мое сердце грозит разорваться. 25 Ты думаешь, что защищен – от чего угодно. Но даже бронежилеты не спасают, если использовать правильное оружие Дилан Это, безусловно, лучшая дерьмовая идея, которая у меня когда-либо возникала. Тут я уверен. Понятия не имею, о чем я думал, когда размазал рис по лицу Зоуи. А тем более тогда, когда вдруг поднял ее и усадил на столешницу. Перемена настроения едва не сбила меня с ног, настолько она оказалась ощутима. Не только для меня, но и для нее. И все же я должен был ее спросить. По-моему, я обязан был спросить, можно ли взять ее на руки. Может, я смотрю на вещи со слишком узкой точки зрения, а может, абсолютно правильно – в конце концов судить об этом может лишь девушка передо мной. Она устанавливает свои границы, не я. Она не оттолкнула меня, а посмотрела открытым взглядом и казалась мне при этом бесконечно красивой, невзирая на рис на лице. И желание больше никогда ее не отпускать давило мне на грудь, как тяжелый камень. Пока она не задрожала. Не сильно, но достаточно, чтобы меня отрезвить. Я бы ушел, если бы Зоуи меня не остановила – и тогда я просто это сделал. Я ее спросил. Я надеялся, что она скажет «да», однако не рассчитывал на признание, что она сама этого хотела, но не осмелилась. Поэтому я притянул ее ближе к себе, уничтожил последнее крошечное расстояние между нами и решился сомкнуть руки у нее за спиной. Теперь ее губы касаются моих, и я почти забываю, как дышать. Они теплые и мягкие, и я даже не могу вспомнить, случалось ли в моей жизни что-то лучше. Целоваться с женщинами всегда было приятно, однако это – это желание. Более мощное и пугающее, чем я ожидал. Когда я углубляю поцелуй, она наклоняет голову набок, подается мне навстречу, а я ловлю ее тихий стон, отвечаю на него, не в силах с собой справиться. Я чувствую ее руки у себя на щеке и на затылке, она зарывается пальцами мне в волосы, тянет за них, и мне кажется, я вот-вот сойду с ума. В ту секунду, когда Зоуи прижимается ко мне и ее язык встречается с моим, я ощущаю, что мое возбуждение увеличивается и начинает давить на джинсы. Это как удар по лицу. Я не хочу, чтобы для нее это стало чересчур, не хочу загонять ее в угол, я… – Зоуи. – Мы тяжело дышим, я прислоняюсь лбом к ее лбу и слегка отвожу бедра назад. – Все в порядке. – Она целует меня под подбородок, потом смахивает остатки риса с носа и покрасневших щек и в ожидании смотрит на меня. – Обещаю. Я всегда буду говорить тебе, если… чего-то не захочу. – Я просто киваю и даю себе минуту. Зоуи не просто какая-то женщина. Она для меня особенная. Но это не все. Ее прошлое… и мое. Я не имею ни малейшего понятия, сумею ли соответствовать ей. – Что с тобой? – спрашивает она так робко и в то же время смело, что я вновь отбрасываю свои сомнения. – Думаю, нам не стоит торопиться. – Не хочу все испортить. И не собираюсь строить карточный домик из лжи. – Л-ладно. – Она выглядит неуверенно, и я готов на что угодно, лишь бы у нее не возникло впечатления, что я хотел бы остановиться. Черт, я хотел бы всего, но только не этого. Поэтому я беру ее лицо в ладони и целую еще раз. Целую ее так, как будто это первый и последний раз – спокойнее, осторожнее, напряженнее. А когда отпускаю, ее губы блестят почти так же, как и глаза. – Давай уберемся здесь. – Мне с трудом удается выговаривать слова, потому что ни одно из них не верно. А те, что грозят сорваться с моего языка, звучат так: Плевать на еду, давай продолжим. Давай перейдем в постель. Давай… прекратим, пока я тебя не разочаровал. Я не думаю плохо о Зоуи, не считаю, что она ужасно отреагирует, если увидит мою ногу. За этим кроется гораздо больше. Если я покажу ей свой протез, если распахну эту дверь, доверюсь ей полностью, то неизбежно должен буду посвятить во все и остальных. А когда откроется эта дверь, то придется отпереть следующую, ту, которая по сей день разбивает мне сердце и за которую я стыжусь. – Как думаешь, рис еще можно спасти? – спрашивает она, и мы оглядываемся вокруг. Позади Зоуи разбросаны овощи и рыба, а на полу и нашей одежде больше риса, чем в кастрюле. – Будет сложно. – Хм. Надо попытаться. Можешь… я хочу сказать, ты не спустишь меня вниз? – Я еще думаю. – Это заставляет ее улыбнуться, и отныне мне не хочется заниматься ничем другим, кроме как вызывать у нее улыбку. В итоге я помогаю ей встать на пол, и она убирает руки с моих плеч. А мои ненадолго сжимаются в кулаки, чтобы снова тут же не схватить ее и не притянуть к себе. Вместо этого мы вместе опять раскладываем все ингредиенты и отскребаем рис от пола. Десять минут спустя Зоуи сдувает челку со лба и в отчаянии смотрит на корявое нечто перед собой. Мы облажались и не сумели сделать ни единого кусочка суши. Но это того стоило. – Похоже, нам придется что-нибудь заказать, – предлагаю я. – Мне тоже так кажется. На следующей неделе опять попробуем что-нибудь, где не надо возиться с липким рисом. – Я обеими руками «за». Мне сделать заказ? Тогда ты сможешь сходить в ванную и смыть остатки рисовой каши с лица. – Фу, звучит отвратительно. Надеюсь, выглядит не так же. Я лишь пожимаю плечами, чем зарабатываю легкий удар по руке, если это вообще можно так назвать. – Так что ты будешь? – Какое-нибудь вкусное сочетание. Удиви меня. А давай возьмем большой сет ассорти на двоих, если у них такое есть? – Понял. Я согласен. – Можешь заказать дополнительный соевый соус? Маленькой порции мне никогда не хватает.