— Давай не будем притворяться, что я всего лишь удобная… как меня назвала эта гнусная женщина? Игрушка для траха? И каждый раз, когда ты меня трахаешь, ты мстишь моему отцу, так что я думаю, что я особенная «два по цене одного». Если это было возможно, взгляд Маркуса стал еще темнее. Его голос был опасен, когда он сказал: — Какая женщина? — Я не расслышала ее имя, и на ней не было ошейника, но, видимо, тебе нравится заниматься с ней сексом втроем, поэтому я надеюсь, что ты хотя бы знаешь ее имя. — Люсинда. По глупости слышать ее имя на его губах было больно. Потому что Кора была глупой, глупой девочкой. Но, очевидно, Маркус двигался дальше без каких-либо комментариев по поводу своей бывшей или, возможно, все еще текущей игрушки для секса. — Если ты думаешь, что рассказ репортеру о том, что я держу тебя против твоей воли, поможет тебе… Кора горько засмеялась. — Если у тебя есть под пятой полицейское управление Новой Олимпиады, я уверена, что ты без особых усилий справишься с третьей по популярности газетой в городе. Она встретилась с ним взглядом, что, к сожалению, означало, что она все еще смотрела на него снизу вверх — недостаток, с которым не могли справиться даже ее трехдюймовые каблуки. — Я хочу увидеть свою подругу Мейв. Она должна беспокоиться обо мне, потому что я даже не разговаривала с ней после свадьбы. Даже говорить о свадьбе было больно, вспоминая, какие надежды и радость она испытывала в тот день. Кора вызывающе вздернула подбородок. — Кроме того, такой мафиози, как ты, наверняка воспользуется любой хорошей прессой, которую он может получить, потому что так это работает, верно? Лицемерие этого города? Все знают, что на самом деле происходит, но вы все приходите на подобные вечеринки, потираете локти, улыбаетесь друг другу и притворяетесь, что заботитесь о благотворительных организациях, когда все это лишь дымовая завеса для ужасной реальности? — Осторожно, — рявкнул Маркус, и его рука коснулась ее горла. Кора продолжала смотреть на него. — Закрой меня снова. Мори меня голодом. Ударь меня, если хочешь. Ничего подобного у меня раньше не было. Я сказала тебе, я выжила раньше и я переживу тебя. Что-то промелькнуло в его глазах, но прежде чем она смогла понять, что именно, Маркус схватил ее за талию и повернул так, чтобы она смотрела в противоположную от него сторону. Он приподнял юбку ее платья и в следующую секунду снял с нее трусики. Послышался звук застежки-молнии, и он притянул ее к себе. Она почувствовала жар его длинного стержня на своих ягодицах, и ее влагалище сжалось в предвкушении. Такая глупая девочка. Он склонил голову ей через плечо, так что его пятичасовая тень ощетинилась у ее уха. — Ты никогда больше не будешь проявлять ко мне неуважение на публике. Делай, как я говорю. Он вошел в неё. Ее глаза почти закатились от его полноты. Его пальцы чувствовались хорошо, но это, о боги, это… — Извини, если я не твоя обычная бездумная тёлка. Его рука обвилась вокруг ее груди и изогнулась, пока его рука снова не коснулась ее горла. — Язык, — прорычал он. И как бы на всякий случай он крепко шлепнул ее по заднице. Кора издала гневное шипение, даже когда ее влагалище сжалось вокруг него. Другая его рука, которая была перемычкой вокруг ее талии, опустилась, пока его пальцы не начали бренчать по ее клитору, и сразу же удовольствие начало расти снова. Она заметила, что так было всегда. После одного оргазма второй поднимался легче и быстрее, а также часто было труднее и приносило большее удовлетворение. — Это ничего не меняет, — задыхалась она, несмотря на то, что ее бедра упирались в него от удовольствия. О боги. — Я все еще, — вдох, — ненавижу, — выдох, — тебя. — Пора закрыть твой ротик, — рявкнул он. Когда он лишил ее девственности, он был нежным и терпеливым. Похоже, терпению пришел конец. Он прижал ее к себе обеими руками и сделал глубокий, дикий и яростный толчок. Кора перестала думать. Она только чувствовала всеми своими чувствами. Влажный звук и ощущение его толстого члена, проникающего внутрь и наружу. Резкий звук его дыхания у ее уха. Запах его пота, смешанный с одеколоном. Смотря вниз и видя, как его сильные, мужественные руки сжимают ее и работают. Обычно он так все контролировал. Так учился и холодно. Но его толчки были дикими, а его шум — животным, когда он брал ее. Он не мог сдерживаться больше, чем она. Эта штука была больше, чем они оба. Кора не могла удержаться от крика удовольствия, сорвавшегося с ее губ, когда на этот раз наступила кульминация, и рука Маркуса переместилась от ее горла к ее рту, чтобы заглушить ее звуки. Каким-то образом это делало ее еще сексуальнее, когда он так жестко трахал ее в этом шкафу для пальто, зажимая ей рот, чтобы она успокоилась. Она прижалась к нему, когда спазмы прокатились по ней, сначала непроизвольно, а затем добровольно, когда он выругался ей в ухо и начал еще сильнее. Он врезался лицом в впадину ее шеи и вонзился в самую глубину, которую когда-либо испытывал, когда она чувствовала его, его жар, когда он пролился внутрь нее, и она чувствовала себя выше кульминации, женского триумфа. Он вытащил и снова вошел, и снова, и он замер, как будто не хотел упускать момент. Он оставался там надолго, его дыхание было прерывистым, и Кора вцепилась в него изо всех сил. Она еще не позволяла мыслям вернуться. Еще нет. Еще нет. В этот момент были только Маркус и она, так прекрасно связанные. Она не знала, как долго они так пробыли. Целая минута? Две? Прежде, чем он наконец вышел, и она почувствовала, как его семя начало скользить вниз и вниз по ее внутренней стороне бедер. Ее киска снова непроизвольно сжалась, как будто удерживая его внутри нее. Она была рада, что отвернулась от него, потому что не знала, что он увидел бы на ее лице в тот момент. Она была уверена только в одном, глядя вперед на вешалку с пальто, взволнованная и напуганная всем, что только что произошло. Это не входило в план. ГЛАВА 20 Через три дня Кора вошла в приют для собак. Пауза, и она побежала, бросившись в объятия Мейв. Мейв прижала ее к себе, но ненадолго, прежде чем отступить и схватить Кору за плечи. — Дай мне взглянуть на тебя. Она улыбалась, но ее улыбка потускнела от взгляда на Кору с головы до ног. — Милая, ты в порядке? Нижняя губа Коры задрожала, и она сдержала слезы, кивнув. Она снова крепко обняла Мейв. — О, милая, — сказала Мейв, успокаивающе поглаживая Кору спину. Кора закрыла глаза и погрузилась в подругу. Боги. Она не осознавала, насколько ей нужно было дружелюбное лицо. Слезы текли по ее щекам, но она не издавала ни звука. Она прижалась к Мейв. В течение долгого времени. Когда она наконец отпустила, она вытерла глаза и издала короткий фальшивый смешок. — Я не знаю, что на меня нашло. Столько всего произошло с тех пор, как я тебя видела. Она протянула руку и схватила Мейв за руки, сжав их. — Мне жаль, что я не обратилась раньше. Мейв снова сжала руки. — Ничего страшного, я понимаю. Я помню, каково было быть молодожёнами. Затем ее брови нахмурились. — Но дорогая, серьезно, ты в порядке? Кора тяжело сглотнула и кивнула. За завтраком Маркус более чем ясно дал понять, что она не должна раскрывать правду об их ситуации своей подруге. Он не зашел так далеко, чтобы угрожать безопасности Мейв, если она не подчинится, но Кора не собиралась ставить ее в такое положение. Может быть, было эгоистично вернуться сюда. Маркус был опасен. Помещение Мейв куда-нибудь в поле зрения его или его Шейдов не пошло ей на пользу. Но отношения между ней и Маркусом продолжали таять еще больше после гала. Он все еще позволял ей свободно передвигаться по квартире, и они обсуждали возможность снова разрешить ей работать волонтером в приюте на временной основе, раз в неделю. Сегодня был пробный запуск. Под обсуждением она имела в виду, что Маркус постановил это с длинным списком условий, включая то, что его Тени охраняли переднюю и заднюю часть здания, а Шаро постоянно ее сопровождал. Маркус работал весь день, а иногда и ночи, но они вместе обедали хотя бы раз в день, хотя никогда особо не разговаривали. Хотя иногда он читал ей. Сначала из газеты. И без обсуждения он взял книгу с книжной полки и начал читать ее вслух. Это был роман Томаса Харди, очень красивый и очень грустный. И каждую ночь он обязательно приходил в ее комнату. Он не торопился с ней. Иногда это было немного грубо, но никогда не было быстрым, и, как бы она ни ненавидела это признавать, это никогда не было нежелательным.