– Какой рост был у этого человека? Приблизительно. – Я правда не могу вспомнить. – Примерно в котором часу это было? – Как только я подошел к входной двери. Примерно в полночь. Может, чуть позже. – И это была не… – она постукивает кончиком пальца по распечатке, – это была не эта девушка? – Честное слово, я не помню… Было темно, и, как я уже сказал, я выпил вина. Я правда ничего не… Оуэн говорит очень быстро. Он знает, что в его голосе слышна паника. Наверно, зря он рассказал о странной девушке в толстовке с капюшоном. Полиция бы ушла, а он благополучно вернулся бы в свою комнату. – Вообще-то это полезная информация, большое вам спасибо. Я рада, что вы смогли вспомнить ее для нас. И, если вы не возражаете, мы хотели бы снова связаться с вами. Когда у нас появится возможность поговорить с людьми, живущими на другой стороне улицы. Люди на другой стороне улицы. Люди, которые бросают на него неодобрительные взгляды всякий раз, когда проходят мимо. Худенькая блондинка с неприятным лицом. Ее дочь-верзила. Нелепый мужик в легинсах, бегающий в темноте вверх и вниз по холму, словно в поисках забвения. 23 Перекинув сумку через плечо, Кейт открывает входную дверь, собираясь пойти в свой арендованный кабинет в Сент-Джонс-Вуде, чтобы лечить пациента, но внезапно вздрагивает при виде невысокой блондинки в черном. Ее сопровождает мужчина в полицейской форме. Кейт замирает на месте и секунду смотрит на них. Она уже поняла: они здесь для того, чтобы поговорить о Сафайр Мэддокс. – Здравствуйте, – говорит Кейт. – Извините. Я как раз собиралась по делам. – Ничего страшного. Мы можем прийти еще раз. – Ой, – говорит она. – Лучше не надо. Я могу уделить несколько минут. – Вы уверены? Она проводит их в гостиную, слава богу, только что убранную. Подушки на диване аккуратно расставлены в ряд. – Хорошая квартира, – одобрительно говорит женщина. – Спасибо, – благодарит Кейт. – Она не моя. В смысле, мы снимаем ее. Просто временное жилье. – В любом случае, здесь мило. Обожаю высокие потолки. Инспектор Керри, – говорит женщина и протягивает маленькую руку. – А это констебль Родригес. – Принести вам что-нибудь? – Нет, не беспокойтесь. Но все равно спасибо. Все садятся, и инспектор Керри достает блокнот и стопку бумаг. – Мы расследуем исчезновение одной школьницы. – Она передает лист бумаги Кейт. Та тупо смотрит на знакомую фотографию Сафайр Мэддокс. – Понятно, – говорит Кейт. – Да. Я видела это в газетах. – Хорошо, тогда вы наверняка немного в курсе этого дела? Кейт кивает. Она ждет, когда инспектор скажет что-нибудь про Роана, про его связь с Сафайр Мэддокс, но, к ее удивлению, инспектор говорит совсем другое. – День святого Валентина. Вы можете вспомнить, где вы тогда были? – А-а-а, – говорит Кейт. – Понятно. Да. Я была с мужем в Хэмпстеде, мы ужинали и выпивали. – А во сколько вы вернулись домой? – Примерно в двадцать три тридцать. – А вы что-нибудь видели? Или кого-нибудь? Когда вы вернулись? Кейт задумывается. Она собирается что-то сказать о фигуре, которую видела через шторы. Но ее что-то останавливает. – Не могу вспомнить, – говорит Кейт. – Около полуночи, может быть? – Нет, – качает головой Кейт. – Нет. В полночь я была в постели. – А ваш муж? – Мой муж? – Он тоже был в постели? В полночь? Она не может вспомнить. Она никак не может вспомнить. – Да, – твердо отвечает Кейт. – Я почти уверена, что да. – Она смотрит на часы. – Мне очень жаль, – говорит она. – Но мне пора идти. Через двадцать минут у меня в Сент-Джонс-Вуде будет пациент. – Пациент? Вы врач? – Нет. Я физиотерапевт. – Понятно, извините, – говорит инспектор Керри, поднимаясь на ноги. – Мы не станем задерживать вас ни на минуту. Неловко толкая друг друга, они все вместе выходят. Инспектор Керри и констебль Родригес стоят у входной двери и рассматривают дверные звонки. – Кто-нибудь сейчас дома? – спрашивает инспектор Керри. – Извините, без понятия. – Кейт виновато улыбается и говорит: – До свидания. – Она поворачивается и идет прочь по улице; сердце болезненно бьется о ребра. * * * Однажды у Роана действительно был роман. Это было в самые первые дни их брака, когда они были еще очень молоды и лишь привыкали к мысли о том, что теперь они супруги, когда все их друзья еще не были женаты. Кейт внутренним чутьем догадалась, что происходит. Роан довольно плохо скрывал свои действия. Презервативы начали исчезать со скоростью, несоизмеримой с количеством половых контактов, которые у них были – тогда еще довольно много, до появления детей. Кейт отвечала за получение презервативов в клинике планирования семьи, поэтому лучше большинства женщин знала, сколько презервативов должно быть в коробке. Роан тогда еще учился, и это было частью проблемы, а Кейт окончила колледж тремя годами ранее и работала полный рабочий день в спортивном реабилитационном зале. Пару лет их графики не совпадали. Кейт зарабатывала деньги, проводила дни с людьми старше нее и к десяти часам сильно уставала. Роан не приносил денег, проводил время с другими студентами и в 22:00 обычно сидел в пабе. Он трахался с другой студенткой. Ее звали Мари. Она была того же возраста, что и Кейт, и у нее были очень длинные волосы. В тот момент, когда Кейт высказала ему свои подозрения, Роан оборвал этот роман – отказался признать его романом, – сказав, что это был «просто секс». Через час Мари пришла в их квартиру, но Кейт держала ее на тротуаре снаружи, пока та плакала, заламывала руки и причитала. Вернувшись в дом, Кейт нашла на своем кардигане волос Мари. Она сняла его и некоторое время смотрела на волос, а затем бросила на пол. Роан сидел, опустив голову. Его лопатки были двумя острыми пиками раскаяния, и он всхлипывал, словно сквозь слезы. – Она ушла? – спросил он. Кейт кивнула и налила себе бокал вина. – Все кончено? – Все кончено? – притворно удивилась она. – Мы женаты. Что ты имеешь в виду, говоря, что все кончено? – Я имею в виду, между нами все кончено? Кейт вспоминает, как смотрела на одинокий волос Мари, который больше не был частью Мари, полтора фута длиной, скрученный на ковре в виде буквы С. «С»-секс. «С»-стыд. «С»-стерва. Кейт помнит, что представила тогда, как в постели Роан сжимал эти волосы в кулаке, пока они занимались «просто сексом». Она с трудом сдержала смех. Все это было так жалко, так мерзко. – Я не могу жить без тебя. Ты ведь знаешь это, правда? Я не могу жить без нас. Потом он расплакался, по-настоящему расплакался, полный раскаяния. Его лопатки поднимались и опускались, как поршни. И вот теперь она вспомнила свой ужас, свой шок. На какой-то миг она даже усомнилась, любила ли она его вообще, любила ли хоть когда-нибудь. – Я бы умер без тебя, – сказал он, когда она передала ему салфетку. – Я буквально умер бы.