– Просто курорт, – не смог удержаться от оценки моряк. – Смотря с чем сравнивать, – ухмыльнулся прапорщик. – Сейчас пришлю истопника с дровами, так что не замерзнете. – Благодарю, – кивнул ему Будищев, борясь с желанием дать на чай. – Да, чуть не забыл, – повернулся к нему собравшийся уже уходить прапорщик. – Когда пошлете за постелью, распорядитесь доставить вам мундир. Если, конечно, не желаете здесь задерживаться и далее. – В смысле? – Но вас же подвергли аресту за ношение партикулярного платья! – Что?! – Так написано в сопроводительных документах, – пожал плечами офицер. – И часто за такое сажают? – За нарушение формы одежды? Да не то чтобы часто, но случается. Бывает господа офицеры перестараются с горячительными напитками, да по ошибке чужую фуражку или, того хуже, мундир напялят и в эдаком расхристанном виде попадутся начальству. Вот их голубчиков и к нам. – Сурово! – Да что вы, разве же это наказание? Вот при блаженной памяти императоре Николае Павловиче за эдакий пердимонокль некоего конногвардейца на Кавказ тем же чином перевели. И всего-то вины было, что колет своего товарища кавалергарда накинул, но тут как на грех, навстречу сам Михаил Павлович. Ну и поехал бедолага горцев усмирять[65]. – В ближайшее время непременно воспользуюсь вашей рекомендацией, – пообещал словоохотливому провожатому Дмитрий. Тот с полуслова понял намек и вышел вон, оставив «узника» одного. По сравнению с прошлым заключением, когда мастеровой Будищев оказался в общей камере с уголовниками, условия и впрямь были царскими. Все же, как ни крути, а офицером быть лучше, чем представителем простого народа! Через пару минут снова лязгнул засов и на пороге появился солдат с охапкой дров. – Дозвольте, ваше благородие? – для порядку поинтересовался нижний чин и с грохотом уронил свою ношу на пол. Вытащив из кармана шаровар небольшой нож, истопник споро наколол щепок и принялся укладывать их в печи, после чего взялся за огниво. Услышав, как тот бьет кремнем по кресалу, Дмитрий уже хотел предложить солдату спички, но тот неожиданно быстро справился и сам. Быстро раздув угодившую на трут искру, он сунул ее в кучу щепок, и та немедленно занялась. – Ловко! – похвалил служивого Будищев. – Так ведь мы к такому сызмальства приучены, – пожал плечами рядовой, после чего вопросительно посмотрел на переодетого в штатское офицера. – Не будет ли каких поручений, ваше благородие? – Прими-ка, – сунул ему монетку подпоручик, после чего вполголоса спросил: – Нельзя ли записку отнести моим друзьям? – Отчего же нельзя, – охотно согласился солдат. – Только надоть у их благородия господина коменданта бумагу взять с пером. Коли угодно, так я расстараюсь… – Не надо, – остановил его Дмитрий и вытащил из кармана записную книжку с серебряным карандашом. – Сами справимся. Что интересно, при задержании его не стали обыскивать. Жандармы попросили его сдать оружие и, получив два револьвера с патронами и нож, совершенно успокоились. Что же касается бумажника, часов и тому подобных мелочей, то они остались у арестованного, заставив его немного пожалеть о своей «честности». Быстро написав две записки, он отдал их истопнику. – Вот эту отнесешь господину инженеру Барановскому на Сампсониевский, а эту на Выборгскую сторону отставному ефрейтору Шматову. Адрес я для верности сверху написал. Сделаешь все, как надо, получишь полтину. – Все исполним в лучшем виде, ваше благородие! Может, прикажете самоварчик раскочегарить? – Нет, – мотнул головой подпоручик. – Спать хочу, больше чем, мать ее, в Бразилию! – Как угодно-с. * * * Следующие два дня прошли совершенно спокойно. За это время Дмитрий показал себя образцовым заключенным. Ел, спал, гулял, когда положено. Едва ему доставили форму, тут же в нее переоделся, вызвав немалое уважение у нижних чинов своим иконостасом. Начальство, узнав, что под караулом находится спаситель Александра-Освободителя, тоже прониклось. Комендант Петербурга генерал Самсонов – коренастый худощавый старик со звездой Святой Анны, украшенной императорской короной, на мундире и траурным крепом на рукаве, вскоре прискакал осведомиться у арестованного, нет ли жалоб? Услышав, что не имеется, удовлетворенно кивнул, но видимо, впечатленный синяками на лице, все же распорядился прислать доктора. Все это в глазах Будищева выглядело каким-то непонятным фарсом, но он и не подумал ни с кем спорить или протестовать, а спокойно плыл по течению и, казалось, совершенно не заботился, куда его вынесет. Навестивших его Барановского и Шматова просил о нем не беспокоиться, но позаботиться в случае надобности о Степаниде. Развязка наступила утром третьего дня. Дмитрий как обычно встал рано, умылся ледяной водой, проделал гимнастику, что в ограниченном пространстве его камеры было совсем не просто, и приказал караульному солдату позвать цирюльника. Тот привычно нагрел воды, затем намылил щеки и подбородок своего клиента взбитой пеной и, взявшись за бритву, принялся скоблить едва отросшую щетину. Стоила эта процедура три копейки, но Будищев платил пять, да еще в самый первый раз дал сверху полтину на одеколон, так что подрабатывающий брадобреем нижний чин старался изо всех сил. За этим занятием их и застал все тот же молодой и жизнерадостный прапорщик, принимавший арестованного в первый день. – Как славно, что вы успели побриться! – радостно воскликнул он, появившись на пороге камеры. – Хотите пригласить меня на свидание? – иронично отозвался подпоручик. – Нет, что вы, – смешался тот. – Не тушуйтесь так, – скупо улыбнулся Дмитрий. – Вы тоже не в моем вкусе. – За вами приехали, – зачем-то понизив голос, сообщил прапорщик. – Жандармы? – В том-то и дело, что нет! То есть не совсем. В общем, из дворцовой полиции. – Подумать только, какая честь! Присланный за ним штабс-капитан оказался Будищеву незнакомым, но вел себя вполне корректно. Пригласив заключенного занять место в экипаже, сам устроился напротив, а два стражника заняли места на запятках кареты. – Трогай! – велел офицер кучеру. – И куда меня? – поинтересовался Дмитрий. – Скоро узнаете, – туманно ответил провожатый. Приди в голову бывшего охотника Болховского полка мысль сбежать, он проделал бы это с легкостью, но вот желания-то и не было. Зачем ему это? Что потом? Скрываться? Уехать за границу? Так что он просто откинулся на спинку сиденья, постаравшись устроиться с наибольшим комфортом. Как оказалось, его спутник тоже не отличался словоохотливостью, и поэтому они весь оставшийся путь провели в молчании. – Выходите! – велел ему штабс-капитан, когда карета остановилась. Выглянув из экипажа, Будищев понял, что его доставили в Зимний дворец, к тому самому подъезду, куда они с Федором привезли раненого императора Александра II. Потом он долго шел по знакомым коридорам, пока не оказался перед царским кабинетом. Вышколенные лакеи беззвучно отворили высокие двустворчатые двери, и подпоручик шагнул внутрь. В глубине большой комнаты или, скорее, маленького зала за столом сидел новый император и что-то внимательно читал, время от времени черкая по строчкам карандашом. – Здравия желаю вашему императорскому величеству, – негромко произнес Дмитрий, нарушив затянувшееся молчание. – Вот и ты, – поднял голову Александр и, внимательно посмотрев на своего подданного, усмехнулся: – Хорош, нечего сказать! Обескураженный таким приемом подпоручик в ответ лишь пожал плечами, дескать, уж каков есть. Царь, судя по всему, тоже не ждал ответа и после недолгой паузы продолжил: – Ума не приложу, что с тобой делать? Читаю вот твой прожект охраны первых лиц государства и вижу, что офицер ты дельный и за дело радеешь. Незабвенного родителя моего от злоумышленников спас. От изобретательства твоего отечеству опять же большая польза. Один беспроволочный телеграф чего стоит! Да и картечницы твои в походе на Геок-Тепе себя недурно показали. – Служу царю и отечеству, – мрачно отозвался Дмитрий. – Да неужто! – язвительно отозвался император. – А бессудные расправы тебя кто уполномочил творить? – Эти люди были причастны к покушению на вашего отца! – Знаю! Оттого ты и не под судом до сих пор. Но теперь уж как хочешь, а терпеть подобного я не намерен! – Так больше и не надо. – Что ты имеешь в виду? – Террористы закончились. Я имею в виду тех, кто участвовал в том покушении на государя. Да вот только… отчего он умер? На какое-то мгновение Александр помрачнел, но затем справился с переживанием и глухо ответил: – У моего отца было большое сердце, болевшее за каждого из его подданных. Четыре дня назад оно не выдержало. – Мне жаль, – не нашел другого ответа Дмитрий. – Жаль ему, – покачал головой император, потом, очевидно, что-то для себя решив, продолжил нетерпящим возражений голосом: – Вот что я тебе скажу, Будищев. Человек ты хоть и полезный, но все мои ближайшие помощники отчего-то злы на тебя. А коли я твою натуру правильно понял, через это может много крови пролиться. Но для меня и государства эти люди во сто крат нужнее, чем ты, тут уж не обессудь. Посему отправляйся-ка, брат, в отставку. – Благодарю, ваше величество! – За что же? – удивился царь, явно не ожидавший такой реакции. – Или ты не желаешь мне служить? – Честно говоря, государь, меня Лорис-Меликов заставил заняться охраной вашего отца. Я не хотел этого назначения, а теперь не хочу еще больше. Ни службы, ни наград, ничего! – И признания отца, а также титула? – прищурился император. – Посмотрите на меня, ваше величество, ну какой я граф?