– Вы еще очень молоды, дочь моя, – вздохнул старый банкир, – и не знаете, что услуги, оказанные прошлому царствованию, ни к чему не обязывают нового монарха. Посему прошу, не предпринимайте сейчас ничего, не посоветовавшись прежде со мной. Недавние события, о которых вы только что упомянули, дали возможность претендовать вам на весьма высокое положение при дворе. Но любая оплошность может все испортить. – Мне все равно! – отвечала ему Люсия, хотя уже и не таким уверенным тоном. Услышав этот ответ, утомленный ее упорным сопротивлением Штиглиц решился на крайние меры. – Томас! – кликнул он слугу. – Слушаю, господин барон, – выскочил тот как черт из табакерки. – Госпожа Люсия не здорова и не может покидать дом без разрешения врача! – Да, господин барон! – Проводите ее в комнату. – Слушаюсь, – кивнул тот и, обернувшись к барышне, хотел было сделать приглашающий жест, но та и не думала повиноваться. – Сердар! – громко крикнула она, и через секунду рядом с ней оказался ее любимец. Быстро оценив ситуацию, молодой пес встал между лакеем и хозяйкой и, оскалив клыки, издал негромкий рык, которого, впрочем, вполне хватило, чтобы эстонец утратил свою флегматичность. – Если ты еще раз протянешь ко мне свою руку, Сердар ее откусит! – пообещала баронесса. – Нет-нет, что вы, – пробормотал прислужник, в ужасе косясь на оскалившегося алабая. – Люсия, остановитесь! – сокрушенно вздохнул банкир. – Вам все равно не быть вместе. Мне только что сообщили, что издан приказ об аресте господина Будищева. Именно поэтому я стремился удержать вас от необдуманных поступков. – Вы лжете! – выкрикнула дочь ему в лицо. – К сожалению, нет, – покачал головой отец, и девушка с ужасом поняла, что он говорит правду. – Но в чем его обвиняют? – Подробности мне не известны, но зная, насколько могущественны его недоброжелатели, могу сказать, что повод для приговора найдется. – Что же делать? – всхлипнула баронесса, чувствуя, как подкашиваются ее ноги. – Вообще-то выход есть, – заметил после недолгого молчания Штиглиц. – Конечно, мое влияние теперь не столь велико, как прежде, но облегчить участь вашего бывшего жениха мне, пожалуй, под силу. – Что вы хотите взамен? – тихо спросила помертвевшая внутри Люсия. – Для начала пообещайте, что не станете натравливать своего зверя на наших слуг. – Я сделаю все что вам угодно, только помогите ему! * * * При взгляде на покойного родителя Александр едва не прослезился. Чтобы ни говорили досужие кумушки обоих полов, каких множество обреталось при дворе и вообще в столице, отца он любил. Политики его, в особенности внутренней, он не одобрял, это верно. Светлейшую княгиню Юрьевскую, осмелившуюся занять место его матери, пока та была еще жива, ненавидел, это тоже правда. Но вот лежащего перед ним человека любил и почитал, как и полагается примерному сыну. Он помнил, как этот большой и сильный, а в ту пору еще и молодой император носил его на руках и подкидывал вверх, отчего у маленького Сашки, которого все называли «бульдожкой», захватывало дух. Как он впервые вывел его на плац перед лейб-гусарским полком и объявил юного великого князя его шефом… И вот теперь отец умер, а Александр стал императором и теперь ему придется вести этот огромный корабль под названием «Россия» по бушующему морю. И нет никого, с кем можно разделить эту тяжелую ношу! Прикоснувшись губами к холодному лбу покойника в последний раз, государь перекрестился и твердым шагом вышел в соседний зал, где нестройною толпой теснились министры правительства, доставшегося ему от отца. Внимательный взгляд холодно скользнул по их парадным мундирам, блестящим от золотого шитья и многочисленных орденов, совершенно не замечая лиц, будто это и не люди вовсе, а механизмы. Неисправные. Не те, что ему нужны. – Господа, – негромко сказал он, обращаясь ко всем присутствующим разом. – Мы не нуждаемся более в ваших услугах. Имена ваших преемников вы узнаете позже. В переполненном зале повисла гробовая тишина, ибо это был скандал. Обычно, отправляя в отставку высших сановников империи, прошлый император благодарил их за службу, жаловал награды, вводил в Государственный совет или давал какую-либо иную синекуру, из числа специально предназначенных для вчерашних властителей, ныне вышедших в тираж. И вот пожалуйста… Но если лицо Лорис-Меликова оставалось бесстрастным, ибо многоопытный армянин хорошо знал о неприязни к нему нового царя и нисколько не обманывался на этот счет, то на генерал-адмирала было жалко смотреть. Эдак великих князей в России еще от службы не отстраняли, и никак не ожидавший подобного афронта Константин Николаевич стоял перед августейшим племянником с дрожащими губами, будто нашкодивший гимназист перед инспектором. А новый государь уже шел дальше, оставив за спиной остолбеневших царедворцев со всеми их обманутыми чаяниями. На выходе его ждала охрана во главе с бессменным капитаном Кохом. Последний выглядел куда бледнее обычного, что, в общем, неудивительно, принимая во внимание его преданность покойному императору. – Здоров ли ты? – счел нужным спросить его Александр. – Так точно, ваше императорское величество! – вытянулся офицер. – Что же, хорошо. Служи, брат, мне верные люди нужны! – Счастлив быть полезным вашему величеству! – А где твой помощник? – неожиданно сам для себя спросил царь. – Ну, этот, из моряков… Тут государь немного слукавил. Обладая с детства хорошей памятью, он знал в лицо и по именам большинство служителей и придворных, а также многих, с кем сводила его судьба. Так что Будищева он помнил, причем еще с Балкан. Что-то было необычное в этом нижнем чине, оказавшемся бастардом графа Блудова. А потом он еще и дослужился до офицера, не говоря уж о недавнем спасении его… теперь уже покойного отца. На лице капитана отразилась целая гамма чувств, но кривить душой перед своим сюзереном он не посмел и, вытянувшись еще более, четко отрапортовал: – Подпоручик Будищев находится под арестом! – За что? – искренне удивился император. – Кажется, я не отдавал подобных приказов… – Распоряжение генерала Черевина! – продолжал нести правду-матку Кох, несмотря на выразительные взгляды стоящих за спиной государя людей. – Интересно, что же он натворил? – обернулся к товарищу шефа жандармов Александр. – Э… м-м… а черт его знает! – ответил успевший с утра приложиться к рюмке генерал, давно забывший, в чем провинность офицера. – Вот как? – Ваше величество, – почтительно приблизился к царю граф Дмитрий Толстой. – За подпоручиком числятся некоторые неблаговидные поступки. – Какие же? – заинтересовался император и, видя, что приближенные затрудняются ответить, перевел взгляд на Коха. – А что, брат, хорошо ли служил Будищев? – Осмелюсь доложить, ваше величество, превосходно! Именно он представил прожект реорганизации охраны первых лиц государства, горячо одобренный вашим незабвенным родителем! – Любопытно. Мы желаем ознакомиться с этим документом. – Сегодня же вечером я представлю его вашему августейшему вниманию, – почтительно поклонился Толстой, бросив на простодушного Коха злобный взгляд. Еще вчера граф собирался покинуть ставшую негостеприимной столицу и отправиться к новому месту службы. Известие о смерти императора застигло его практически на перроне, после чего дальний родственник великого писателя размашисто перекрестился и велел поворачивать оглобли. Справедливо полагая Будищева причастным к своему неудавшемуся удалению от двора, Дмитрий Андреевич упросил хорошо знакомого ему Черевина арестовать слишком бойкого моряка, чтобы затем опорочить его, но в последний момент все пошло как-то не так… * * * Первая гауптвахта в Петербурге появилась еще при блаженной памяти императоре Петре Великом и предназначалась для размещения караульных солдат. Впоследствии там же стали содержаться проштрафившиеся офицеры, для которых были устроены отдельные камеры, больше напоминавшие дешевые номера в провинциальных гостиницах. В царствование праправнука Петра – императора Александра Благословенного, здание гауптвахты на Сенном рынке перестроили в камне по проекту известного итальянского архитектора Луиджи Руска. Что интересно, отбывали наказание на гауптвахте не только военные, но и статские, от весьма известного в свое время журналиста Николая Греча, до писателя Федора Достоевского. И сюда же, как это ни странно, привезли арестованного Будищева. Поскольку большая часть гарнизонных войск и командовавших им офицеров принимала участие в проходивших по всей столице траурных церемониях, принимал его молоденький прапорщик, очевидно, оставленный старшими товарищами за главного. Вид у него был, что называется, лихой и немного восторженный, чтобы не сказать придурковатый. – Да, это не Рио-де-Жанейро! – скривил разбитые губы подпоручик, обозрев унылый плац и обшарпанные стены будущего памятника архитектуры федерального значения. – Вы бывали в Бразилии? – удивленно воскликнул молодой офицер. – Нет, мой друг, – светским тоном отвечал ему арестованный, – но собираюсь посетить в самое ближайшее время. – Ах, как я вам завидую! – мечтательно протянул исполняющий обязанности начальника. – Вы – моряки, можете бывать в далеких странах, видеть тамошние красоты и чудеса… – Хотите поменяться? – Что?! О, понимаю, это шутка. Веселый вы человек, господин Будищев! – Угу, обхохочешься. – Содержаться вы будете здесь, – открыл дверь камеры провожатый. Заглянув внутрь, Дмитрий увидел стоящую у стены узкую кровать, застеленную шерстяным одеялом, а рядом с ней невысокую этажерку, очевидно предназначенную для личных вещей. У небольшого окошка, забранного частой решеткой, расположился грубо сколоченный стол и такой же табурет. В углу сложенная из кирпичей печь. На этом список удобств заканчивался, поскольку ни параши, ни даже умывальника в узилище не наблюдалось. – Если угодно будет облегчиться, – правильно понял его взгляд прапорщик, – вызовете караульного, тот проводит вас в уборную. То же касается и умывания. Постель довольно жесткая, но это ничего. Вы можете послать домой за периной и подушками. Столоваться из здешнего котла также не рекомендую, лучше пошлите человека в любой трактир или даже ресторацию. За пятачок любой из здешних солдат будет счастлив услужить вашему благородию.