– Нет, – отказался Шматов. – Не будет счастья от такого богатства. Много крови безвинных на нем. – А на вас ее меньше? – изумился бандит. – Может, и не меньше, – не стал спорить Федя. – Только ведь дружки твои, которых я порешил, они ведь не безвинные. А за такую погань бог простит! – Я знаю, где его ухоронки, – вмешалась женщина. – Возьмете с собой, все вам открою, ничего не потаю! Услышав это предложение, однополчане переглянулись, после чего Будищев веско сказал: – Значит так, красавица. Решай сейчас. Если ты проститутка по кличке Лаура, то иди себе с богом на все четыре стороны! А если зовут тебя Дунька, то есть Евдокия, и ты вдова нашего боевого товарища, от которого у тебя сын, то пошли с нами. Мы своих не бросаем! – Вот оно как? – широко распахнула глаза та, потом вздрогнула всем телом, будто сбрасывая с себя наваждение, и твердым голосом сказала: – Я с вами! – Тварь! – простонал висящий на балке бандит, но Федор не стал его больше слушать, а подхватив все еще валяющийся под ногами топор, проломил ему обухом голову. После чего он подхватил еле живого товарища на руки и поволок наружу, крикнув Дуне, чтобы забрала оружие Дмитрия, дескать, ругаться будет, если потеряем чего. – Ой, мне же тоже вещи собрать надо! – всполошилась та. – Так собирай, только не долго, и тащи к экипажу. – Ага, – кивнула женщина и пулей умчалась к себе. – Ишь ты, какая шустрая! – только и успел сказать ей вслед Шматов. – Спасибо, Федя, – тихонько шепнул другу Будищев. – Век не забуду! – Свои люди, сочтемся, – ухмыльнулся тот, запихивая приятеля в карету. – Ты вон как здорово сказал, мы, мол, своих не бросаем! Ровно батюшка на проповеди. – Сам в шоке от такого красноречия, – отозвался Дмитрий и обессиленно откинулся на спинку дивана. Минут через пять к ним присоединилась растрепанная Евдокия в распахнутой лисьей шубе, непонятно как удерживающая в руках чемодан, саквояж, узел с какими-то вещами и две шляпные коробки. Заскочив с разбегу внутрь, она плюхнулась на сиденье и принялась рассовывать свой багаж по углам. – Трогаем, что ли? – осведомился Шматов, устраиваясь на козлах. – Быстрее, Феденька, – отозвалась Дуня и, с опаской посмотрев на Будищева, добавила извиняющимся тоном: – А то я ненароком свечку опрокинула. Того и гляди пожар будет! – О как! – покачал головой подпоручик, никак не ожидавший подобной инициативности. – Ничто, – по-своему поняла она его опасения. – На дворе уж белый день, даст бог никто не угорит, а Тишку с дружками не сразу хватятся! – Ладно. Лучше расскажи, кто меня заказал? – Так старообрядцы же! Человек от них приходил, приказчик купцов Прохоровых. – И чем же я им насолил? – Так ведь адвокат, которого вы в Рыбачьей слободе подстрелили возле церкви, из ихних будет. Вот и озлились! – Что за Прохоровы? – задумался Дмитрий. – Что-то не припомню таких среди первогильдейцев. – Нет, эти во второй обретаются, да и что им в первый ряд лезть? Они свои дела в тайности ведут. Будищев мало что знал о староверах. Вроде как последователи протопопа Аввакума и противники патриарха Никона, или все же наоборот? Крестятся как-то не так и попов не признают. Короче, что-то вроде иеговистов в его времени, разве что по домам не ходят и журналы не раздают. Люди вроде меж собой сплоченные, но особо никуда не лезущие. И то, что кто-то из них решил расправиться с Дмитрием, сильно его задело. – Ну-ка показывай дорогу! – велел он Дуне. – Господь с вами, Дмитрий Николаевич! – испугалась теперь уже бывшая проститутка. – На вас же лица нет, ей-ей покойники краше выглядят! На что вам к ним теперь ехать? – Не мельтеши, – бесцеремонно оборвал ее подпоручик. – Паровозы надо давить, пока они чайники! Сегодня какие-то сраные купчики решили, что могут офицера из царской охраны заказать, а завтра что захотят? * * * Порфирий Никифорович Прохоров[64] повидал в жизни всякого. Его не раз и не два пытались ограбить и даже убить. Ему приходилось терять близких, а однажды он даже разорился и едва не угодил в долговую тюрьму, но пришедшие на помощь родственники и единоверцы смогли выручить, а после дали средства на первое обзаведение. Как клещ он тогда вцепился в новое дело и работал не щадя ни себя, ни других. И вот выкарабкался же! Но ни до, ни после не приходилось ему испытывать такой страх, как в тот не по-зимнему солнечный день. – Удивляюсь я вам, ваше степенство, – жутко улыбнулся еще не зажившими губами странный человек. – Все у вас есть, дом – полная чаша, жена молодая, детки славные, а вы с террористами связались. На государя императора покушались… – Я никогда… – Молчать! Будете говорить, когда я разрешу. – Х-хорошо, – сглотнул купец. – Чаша терпения государственных служб переполнена! Мы не намерены более попустительствовать таким, как вы. Поддерживаете убийц и бандитов? Значит, сами ничуть не лучше и с вами поступят соответственно! – Но… – Вам что, ногу прострелить, чтобы лучше доходило? – Не надо. – Господин Крашенинников был организатором покушения на его величество и понес вполне заслуженное наказание. Или вы не согласны? – Я? Я не знаю… а как же закон? – Как мило! Всякий раз, когда таких, как вы, берут за задницу, вы начинаете вспоминать о законах! Скажите на милость, а каким законом руководствовалось ваше степенство, когда отдавало приказ похитить и убить заместителя начальника царской охраны? – К-какого заместителя? – Меня! А я, знаете ли, очень не люблю, когда меня хватают и подвергают пыткам. – Пыткам? – А вы думаете, я на карнавал собрался и сам себе морду разрисовал? – Нет, что вы… но я не отдавал подобных приказов! – А вот арестованные бандиты и ваш приказчик дают совершенно другие показания! – Врут! Ей-богу, врут! – Да я тебя, сука, сейчас на куски порежу и скажу, что так и было! Будищев еще раз жутко усмехнулся. Он в очередной раз играл ва-банк, раз за разом поднимая ставку. Щербатый и его подельники уже покинули этот мир и не могли ничего рассказать, даже если бы захотели. Приказчика в лавке не оказалось, возможно, они разминулись, когда тот все же отправился на встречу с бандитами. Зато в лавке нашелся сам хозяин, и Дмитрий тут же взял его в оборот. – Понимаете, в чем дело, Порфирий Никифорович, – почти сочувственно сказал он купцу, сочтя его достаточно подготовленным. – Сейчас решается вопрос, то ли ваш приказчик действовал по вашему наущению, и тогда вы – организатор всех этих жутких преступлений, и отправитесь в лучшем случае на каторгу, но быстрее всего на виселицу. Либо вы, милостивый государь, ни сном, ни духом о его делах, и тогда можно все спустить на тормозах. Бандитов и так есть за что по этапу отправить, приказчик ваш, может, и преставиться ненароком, а вы останетесь чисты перед законом, аки слеза младенца! Выбирать вам. – Ни сном, ни духом! – тут же выбрал купец и, внутренне поежившись от предстоящих трат, осторожно спросил: – Сколько? – Фи, какая пошлость! – скривился Будищев. – Нет, друг мой, ваши деньги мне не нужны. – Тогда что? – Ваше чистосердечное раскаяние и добровольная помощь следствию. – Я готов, но… как? – Берите перо и пишите, как все было. Не беспокойтесь, этот документ никто не увидит. По крайней мере, пока вы будете сотрудничать. – Но что от меня нужно? – Да ничего особенного. Вы человек опытный и осведомленный во многих делах, в том числе криминальных. Будете делиться со мной информацией. Сразу говорю, ваши мелкие грешки меня не интересуют, а вот если в поле зрения попадут революционеры или что-то более или менее крупное, а вы забудете об этом сообщить, я обижусь. Причем гораздо сильнее, чем сейчас. Это понятно? – Более чем. * * * Через полчаса у Дмитрия появился первый агент, прихваченный на горячем, обязанный своей свободой лично ему – Будищеву. Как ни мало он разбирался в оперативной работе, но то, что без агентуры не обойтись, было понятно даже ему. Другим, точнее другой, могла быть Лаура, то есть теперь уже Дуня. А что, красива, не глупа, сантиментами не страдает, излишней моралью тоже не обременена, но при этом какой-то внутренний стержень у нее есть. И ребенок. Если показать бывшей проститутке возможность иной, лучшей жизни, она схватится за нее руками и зубами.