– Вот что, Федя, – остановил он приятеля. – Надо нашу Дуняшу в какое-то надежное место спрятать. Пока шум уляжется. – Это понятно, – кивнул Шматов, – только куда? – В меблированные комнаты или гостиницы нельзя, – покачал головой Будищев. – Там ее быстро найдут. – Может, к нам? – Хочешь, чтобы Аннушка тебя из дому кочергой погнала? – Н-да, – поежился живо представивший подобную перспективу Федор. – Не хотелось бы. – Я могу в горничные пойти, – вмешалась Дуня. – Чай, не совсем забыла, как господам прислуживать. – В принципе, вариант. Только такое место быстро не найти, да и рекомендации надо. – А ежели ее в Стешином доме поселить? – подал идею Шматов. – А чего, место хорошее, дрова запасены. Никто и не подумает ее на Выборгской стороне среди фабричных искать. – Я согласная, – снова подала голос Евдокия. – Скажу, родственница дальняя. От мужика ушла, мол, пил, дрался, оттого и синяк под глазом. – Ты себя в зеркало видела? – недоверчиво покачал головой Дмитрий. – Кто тебе поверит, что у тебя мастеровые в родне? – А ну выйдите-ка из кареты! – велела им она и почти выпихала друзей за дверь. – Что я там не видел, – хмыкнул Будищев, но спорить не стал. Судя по всему, у Дуняши была припасена одежда на все случаи жизни, и часть этого гардероба она предусмотрительно захватила с собой. Не прошло и нескольких минут, как наружу выглянула молодая женщина, более всего похожая на небогатую горожанку из простых. Пышная господская прическа спряталась под платком, с пальцев исчезли перстни, а вместо фривольного и яркого платья, разом выдающего принадлежность к древнейшей профессии, появились скромная ситцевая кофточка и сатиновая юбка. И только обильно припудренный синяк выбивался из образа. – Мать моя женщина! – изумился подобному преображению Дмитрий и пихнул в бок совершенно обалдевшего Федю. – Ага, баба, – поддакнул тот. – Шубка не подходит, – скромно потупила глаза бывшая Лаура, как будто и впрямь в чем-то была виновата. – Решаемый вопрос, – хмыкнул подпоручик, после чего обернулся к Шматову. – Значит, на том и порешим. Вези нашу подопечную в дом Филипповых, ну и помоги там печь растопить, продуктов прикупить и все такое прочее. – А ты? – А я домой сам дойду. Тут недалеко, да и я без мундира, так что доберусь без урона чести. Завтра встретимся. Федор в ответ недоверчиво посмотрел на друга, как бы говоря: кто тебя знает, в какую кучу вляпаешься, однако спорить не стал и снова полез на козлы. Дмитрий махнул ему с Дуней на прощанье рукой и неторопливо пошагал по улице. Все тело болело, побитое лицо нещадно саднило, но он упорно шагал вперед, успев несколько раз пожалеть о своем опрометчивом решении идти пешком. Но даже самая долгая дорога рано или поздно заканчивается, и наш герой все-таки добрался до своего парадного. – Куда лезешь, бродяга?! – несокрушимой скалой встал на его пути швейцар. – Пафнутьич, пошел на хрен! – хмуро отозвался ответственный квартиросъемщик. – Сил нет даже в морду тебе дать! – Дмитрий Николаевич! – изумился привратник. – Кто же это вас так? А тут вот… – Потом, братец, все потом, – вяло отмахнулся от него Будищев и хотел было пройти мимо, но за спиной швейцара вдруг появились два жандарма, а третий зашел ему за спину и провозгласил казенным голосом, как будто провозглашал приговор: – Подпоручик Будищев, вы арестованы! – Вы что, охренели? – Вот приказ генерала Черевина. – Пошли вон! Я заместитель начальника царской охраны, и отдать приказ о моем аресте может только сам государь Александр Николаевич. – Хорош заместитель, – издевательски отозвался жандарм, – позвольте спросить, господин подпоручик, где же вы были последние сутки? – Выполнял особое задание, подробности которого разгласить не имею права. А вы с какой целью интересуетесь? – Сегодня утром император Александр II почил в бозе. У нас новый государь, Александр III Александрович! – Охренеть! – только и смог сказать в ответ Дмитрий. С тех самых пор, как Маша поступила на службу в дом Штиглицев, ей не приходилось попадать в такую сложную ситуацию. Сам господин барон, когда еще принимал ее, строго-настрого приказал, чтобы все письма, какие только могли попасть в их особняк, первым делом беспременно попадали к нему, а там уж он сам решит, кому их отдать. Мадемуазель Люсия, которой она, собственно, и служила, естественно, имела на этот счет свое мнение и ни в коем случае не собиралась мириться с подобной перлюстрацией. Ну и, конечно, молодой господин Людвиг Александрович очень бы удивился, если бы адресованное ему письмо попало к кому-нибудь другому. Разбираться с корреспонденцией, приходившей в дом банкира со всего света, было обязанностью секретаря, и ей, конечно, следовало передать полученный конверт ему, но… Впрочем, обо всем по порядку. Обычно пирожные и сладкие булочки в их дом по утрам доставлял мальчик из кондитерской лавки, но сегодня что-то случилось, и к ним никто не пришел. Конечно, никто бы не допустил, чтобы господа могли остаться голодными, но уж коли для утреннего кофе положены булочки с корицей, а полдничать в баронском доме полагалось с птифурами, то так тому и быть! Но несносная старая карга Клара, заправлявшая всем на кухне, разумеется, никого из своих посылать не стала, а настояла, чтобы в лавку отправилась она. Дескать, эта русская бездельница все равно ничего не делает, так пусть хоть пройдется! Госпожа Люсия в последнее время пребывала в меланхолии, и защиты от нее ждать не приходилось, а Клара и прочие чухонцы вполне могли выжить бедную девушку из полюбившегося ей дома. А терять такое хорошее место, сами понимаете, ей не с руки. Так что делать было нечего, и она, накинув подаренную молодой госпожой шубку, быстро пошагала к кондитеру. Над его лавкой развевался немного приспущенный имперский флаг с траурным крепом, а сам хозяин выглядел разбитым и глубоко несчастным. – Прошу передать господину барону мои глубочайшие извинения, – печальным голосом заявил он. – Кончина нашего доброго государя стала большим ударом для всех нас, и потому все валится из рук, но, заверяю, такого больше не повторится! – Кого?! – ахнула девушка, до сей поры знать не знавшая, что царь умер. – Ой, горе-то какое! – Да, мой либер фройляйн. Это большая потеря для всех нас. Но не извольте беспокоиться, я сию же секунду все исправлю и пошлю к вам киндер с заказом. Еще раз приношу свои извинения! Узнав такую сногсшибательную новость, горничная тут же бросилась со всех ног домой, чтобы поделиться ею с хозяйкой, но едва не налетела на какого-то мальчишку. – Ты, что ль, у молодой баронессы служишь? – поинтересовался он, дернув ее за подол шубки и воровато оглянулся. – Я, – с достоинством, как и полагается уважающей себя прислуге в хорошем доме, отвечала ему Маша. – А тебе что с того? – Письмо для твоей госпожи принес, – шмыгнул носом вихрастый посыльный. – Так давай. Я передам. – Не-а, велено лично в руки. – Тогда сам неси. – Еще чего! У вас там собака большая враз портки оборвет. Дураков нет! – А мне какая печаль? Не хочешь отдавать, иди к Сердару, авось он передаст. – Кобеля вашего Сердаром кличут? – заинтересовался мальчишка. – Никто его не кличет. Он сам, куда ему надо, приходит, да таким, как ты, уши откусывает! – Беда, – задумался маленький проныра. На самом деле, его старания были вполне понятны. Кто принесет послание, тому и чаевые, а уж если письмо долгожданное, так и награда может быть немалой. Вот только помогать ему Маша не собиралась, хотя… Люсия Александровна в последнее время казалась сама не своя. Всю душу ей этот проклятый Будищев вымотал! И письмо конечно же от него, от проклятущего! Вот и сидит юная баронесса дома, никуда глаз не кажет, даже в модные магазины… а раз новых вещиц у нее не появляется, стало быть, старые ей никуда девать не надо. А ведь могла бы Маше подарить! И что делать? Вдруг она от этого письма повеселеет? А если, наоборот, еще больше закручинится? Ох, грехи наши тяжкие! – Тебе, небось, господин Будищев заплатил за доставку? – как бы невзначай поинтересовалась она. – А ты почем знаешь, что это от него? – Да от кого же еще? Ни букета, ни коробочки с подарком, никакого другого презента. Сразу видать, кто посылал. – Да, он. – И что он скажет, коли узнает, что ты сплоховал, и письма не отдал? – Не знаю, – насупился посыльный. – Зато я знаю! Ох, чую, быть тебе драному… – С чего бы? Я ему не служу, – неуверенно протянул мальчишка, в глубине души понимая, что если квартирант пожалуется отцу, служащему в его доме швейцаром, порки не миновать. Хотя Дмитрий Николаевич жаловаться не станет, он такой… – Ну, как знаешь, – пожала плечами девушка и хотела уже зайти в парадное, когда парнишка сдался. – На, держи, – насупившись, буркнул он, – только беспременно в руки молодой баронессы передай! – Уж я-то передам, – с чувством полного превосходства отвечала ему горничная и спрятала конверт в муфту. Остановившись у комнаты Люсии, Маша на секунду задумалась, а ну как Александр Людвигович узнает, что она письмоношей заделалась, но с другой стороны, а как ему узнать? И барышню жалко, вон на ней уже лица нет. Эх, была не была! – Дозвольте зайти, Люсия Александровна, – тихонько поскреблась она в дверь. – Заходи, – отозвалась хозяйка и тут же спросила: – А где ты пропадала? Я тебя искала, но никто не знал, где ты.