– Все же надо околоточному сообщить, – не унимался татарин. – И кто тебя держит? – поинтересовался Будищев, проворачивая ключ с неожиданным скрежетом. – Если надо, так и вали со всех копыт, а у меня есть договор на съем этой квартиры, и я не собираюсь под мостом ночевать из-за того, что полиция ерундой мается! Дворнику эта мысль показалась разумной, и он опрометью бросился вниз, после чего там вскоре раздалась трель свистка. И в самом деле, его обязанность сообщить, а дальше пусть у пристава голова болит о барских делах. А дело Ахмета – сторона! – Приказания будут, ваше благородие? – почтительно поинтересовался швейцар, почтительно поедая глазами начальство. – Пожалуй, что нет. Хотя, не знаешь ли, где моя прислуга обретается? – Как не знать, господин подпоручик. Марфутка, то есть горничная, к соседям на третьем этаже перешла. Они как раз свою Лушку рассчитали, вот она и подсуетилась. А кухарка бедует. Не нашла еще места себе. Да и расплатиться с ней Гедвига Генриховна не успели. Прикажете позвать? – Валяй, – кивнул Будищев, входя внутрь. – Это мы мигом, со всем нашим удовольствием! – вслед ему отрапортовал бывший солдат. Квартира выглядела нежилой. По полу разбросаны какие-то бумаги, непокрытая чехлами мебель сдвинута в беспорядке, дверцы шкафов распахнуты настежь, и все это покрыто толстым слоем пыли. – Самки собаки! – не удержался Дмитрий, глядя на все это безобразие. Нужно было что-то решать, то ли собирать прислугу и заниматься приборкой, то ли бросить все к черту и перебраться в другое место, выкинув из памяти этот период жизни. Под ногами его что-то хрустнуло. Наклонившись, он увидел, что это фарфоровая статуэтка, изображавшая не то пастушку, не то танцовщицу. Когда-то она заинтересовала Гесю, и он, не раздумывая, купил ей подарок, а теперь маленькая фигурка лишилась руки. – Твою ж мать! – вздохнул Будищев. В этот момент в дверь тихонечко постучались, скорее даже поскреблись. Открыв дверь, Дмитрий увидел девушку, служившую у них прежде горничной. Судя по всему, дела у нее шли неплохо. Новенькое платье с передником, белоснежный накрахмаленный чепец, еще более покруглевшее с их последней встречи лицо с милыми ямочками на щеках. – Дмитрий Николаевич, – фальшиво всхлипнула она, – горе-то какое! – Привет, – хмыкнул он. – Как хорошо, что вы вернулись, – затараторила она, сообразив, что в ее сочувствии никто не нуждается. – Гедвигу Генриховну как забрали, нас почти сразу выставили. Даже собраться толком не дали, не говоря уж о расчете. А уж мы так за нее с Домной переживали, так переживали, а нам и неизвестно ничего! – Так уж и ничего? – усмехнулся моряк. – Говорят, – перешла на заговорщицкий шепот горничная, – что госпожа Берг вовсе даже не Берг, а жидовка по имени Геся Барнес, и она совсем не крещенная. Вывалив на бывшего хозяина эту сногсшибательную, по ее мнению, информацию, Марфуша замолчала, выжидая, как тот отреагирует. – Мы конечно же не поверили ни в одно это лживое слово, но все-таки люди говорят, – продолжила она, так и не дождавшись ответа Будищева. – Ты что хотела-то? – скучающим голосом спросил Дмитрий. – Расчет, – поджала губы девушка. – Мне Гедвига Генриховна за два… то есть три последних месяца не заплатила. – Негодую вместе с тобой, – усмехнулся подпоручик. – Что?! – не поняла его горничная. – Я говорю, скоро твоя хозяйка вернется, тогда и спросишь у нее свои деньги, а я ваших дел не знаю. А теперь ступай с богом. Я слышал, у тебя новое место? Хозяева, поди, не обрадуются, что ты по чужим квартирам шлындаешь! Не ожидавшая подобного ответа Марфа пошла пятнами и спешно ретировалась, бубня про себя, что так порядочные господа не поступают. Примерно через полчаса появилась кухарка Домна и, увидев, что Будищев складывает разбросанные по полу вещи, тут же присоединилась к уборке. – Доброго здоровьичка, Дмитрий Николаевич, – поприветствовала она его и тут же всплеснула руками. – Ишь, что ироды понаделали! Это же рази можно так с людями? Дайте-ка мне это, неча вам мундир пачкать. – И тебе не хворать, – усмехнулся хозяин. – Как поживаешь? – По-всякому, – не стала плакаться потерявшая место прислуга. – Мир не без добрых людей, помогли. Выглядела она гораздо хуже Марфы. И одежда поплоше, и лицо не такое довольное, но прежде всего в глаза бросались ее руки, красные и натруженные. Судя по всему, женщина, чтобы прокормиться, подалась в прачки. – С тобой Гедвига тоже не рассчиталась? – спросил Дмитрий. – Да когда ей? – пожала плечами Домна. – Нам хоть собраться дали, а ее под белы руки и поволокли. – И много задолжала? – Так за последнюю неделю. – Держи, – протянул ей пятерку хозяин. – Да много это, Дмитрий Николаевич, – отказалась кухарка. – Тем более что неделя-то неполная вышла. Вы меня лучше назад возьмите. – Бери-бери, – вложил ей в руки купюру Будищев. – Тут порядок еще наводить и наводить, продуктов опять же купить надо. Короче, не долби мне мозг, и без тебя есть кому. А что до места, так оно твое. – Вот спасибо, – обрадовалась женщина. – Без места-то простому человеку худо. Да вы и сами, поди, знаете. – Это да, – кивнул головой подпоручик, – я вот другого не знаю. Жандармы ничего не говорили, за что Гедвигу забрали? – За что забрали, врать не буду, не знаю. А только в последнее время вокруг Геси вашей много разного народа крутилось. Все коробки какие-то приносили, потом уносили. Не тяжелые, но и не особо легкие. С бумагами, наверное, а может еще с чем. Я внутрь-то не лазила, не мое это дело. Да не смотрите на меня так, вестимо, знали мы, что Геся она, а не Гедвига. От прислуги разве такое утаишь? – Вот как? – Так вы сами, Дмитрий Николаевич, ее так называли, когда думали, что никого рядом нет. Опять же, наружность у нее, как ни крути, жидовская. Мы, правда, думали, что она из выкрестов, но то опять же не наше дело. В конце концов, жиды тоже люди, а плохого мы не от вас, ни от нее не видели. Третьим квартиру Будищева посетил полицейский, очевидно вызванный дворником Ахметом. – Здравию желаю вашему благородию, – рявкнул он, отдавая честь. – Ефим? – удивился Дмитрий, узнав в городовом своего старого знакомого. – Так точно, господин подпоручик! – Не тянись, мы вроде не чужие люди. – Э, нет, Дмитрий Николаевич, вы теперь в чины вышли, так что запанибрата никак нельзя! – Ладно, как знаешь. Ты зачем приперся? – Да как сказать, вашбродие, – помялся Ложкарев. – Не положено печати полицейские самовольно снимать. – А жить я под мостом должен? – Никак нет! Просто пришли бы в участок да сказали, мол, так и так, желаю вселиться в свою квартиру, и вся недолга! И начальству приятственно, и вам невелика канитель. – Ладно, в другой раз не буду. Ты, кстати, как здесь оказался? Твой участок ведь на Выборгской стороне. – Так мы люди подневольные, куда поставили, там и служим. Перевели меня. – А штабс-капитан Деревянко? – Уже капитан. – Растут люди. – Ага. Только я все еще на среднем окладе. – Кто на что учился, братан. Кстати, ты в обыске участвовал? – Нет. Это жандармы суетились. Они потом еще засаду здесь держали, а нас уж после вызвали, чтобы опечатать. – Засаду? – Ага. Только кто же так засады делает? Сначала шум подняли, прислугу выставили, а потом ждут, что сюда злодеи придут. Я чаю, политические не дурней уголовных, чтобы так подставляться. – Понятно. Вот, значит, откуда столько окурков. Городовой в ответ только пожал плечами, мол, бестолковые, что с них взять? – Значит, не знаешь, что искали? – Почему не знаю? Эту, как ее, литературу запрещенную. Вот. – Нашли? – А как же. Да то не беда, что книжки и эти, как их, прокламации были. Такой дряни, если поискать, в каждом доме на Невском найти можно. Нашлось кое-что и похуже. – Это что же? – насторожился Будищев.