– Вот оно что, – сочувственно покивал головой Барановский. – Понимаю. Но, если все так, как вы говорите, нет никакой беды, если вы окажете некоторую помощь вашей бывшей возлюбленной. Об адвокате я позаботился, передачи пока, к сожалению, не принимают, но это вопрос решаемый. Но, ради всего святого, не хлопочите о ней у сильных мира сего. Испортите себе репутацию, только и всего. – Хорошо, но я хотел бы пообщаться с ее адвокатом. – Это не трудно устроить. Завтра, я так понимаю, вы заняты, а послезавтра мы заедем к нему в контору и все обсудим. – Отлично. – Что же, вернемся к гостям, кажется, они нас заждались? – А поговорить о делах? – Но разве мы не о них только что беседовали? – изумился фабрикант. – Не-а, – мотнул головой Дмитрий. – О главном вы мне и слова не сказали. Как обстоят дела с большим заказом на наши пулеметы? – Пока никак, – вздохнул Барановский. – Примерно через три недели будет создана комиссия при Главном управлении артиллерии. Она и решит, нужно ли ваше изобретение нашей армии. – Твою мать! – энергично высказал свою точку зрения Будищев. – Все не так плохо, – поспешил успокоить его компаньон. – Флот готов заказать у нас по две митральезы на каждый боевой корабль первого и второго рангов и по одной для вооружения миноносок. – Мелочь. – Не скажите, Дмитрий Николаевич, не скажите. В нашем флоте этих маленьких кораблей почти сотня, да и более крупных совсем не мало. Объем более чем приличный. – Это, конечно, хорошо, но я рассчитывал как минимум на пару тысяч пулеметов для нашей армии. Согласитесь, это совсем другие цифры. – Господь с вами! – округлил глаза Барановский. – Ведь это верных три миллиона. – Если с дополнительным снаряжением, то в полтора раза больше, – ухмыльнулся Будищев. – Но нам столько и не сделать на нашей фабрике! По крайней мере, в приемлемые сроки. – А Путилов на что? – вопросительно посмотрел на него подпоручик. – Вместе с ним, разумеется, справимся, – не слишком охотно согласился компаньон, подразумевая, что Будищев свои авторские отчисления получит в любом случае, а ему надо еще и о собственном предприятии думать. – Иностранцы интерес не проявляли? – Ну не то чтобы совсем, – поморщился Владимир Степанович. – От князя Александра Батенберга приходили справляться. – Это из Болгарии, что ли? – Именно. – Хм, и что же пожелалось его высочеству? – Халявы, – усмехнулся Барановский, – так вы, кажется, говорите? – Понятно, – засмеялся Дмитрий, чего-то такого и ожидавший. – Володенька, Дмитрий Николаевич, ну где же вы? – заглянула к ним жена Барановского. – Гости без вас совсем уж заскучали. – Уже идем, – отвечал ей муж, вопросительно посмотрев на компаньона. – Простите великодушно, Паулина Антоновна, – повинился Будищев, – это я вашего супруга заболтал. – Ничего страшного, но теперь извольте вернуться в общество, – мягко улыбнулась хозяйка дома. * * * Нельзя сказать, чтобы сидевшие перед бароном Штиглицем гости были нежданными. Напротив, его заблаговременно известили об их визите и цели появления. И тем не менее ни малейшего удовольствия от разговора с ними бывший придворный банкир не испытывал. Хотя, разумеется, вел себя в высшей степени любезно и предупредительно. Будучи одним из самых щедрых благотворителей в Российской империи, Александр Людвигович хорошо знал и уважал сидящих перед ним Антонину Дмитриевну Блудову и Елизавету Дмитриевну Милютину. Они обе принадлежали к высшим слоям аристократического общества Петербурга, обе прославили себя на ниве общественного призрения, обе остались незамужними. Впрочем, Милютина, кажется, будет исключением в этом смысле. В свете ходили слухи о ее недавней помолвке с князем Шаховским. И вот теперь она, не успев выйти замуж сама, начала устраивать браки других! – с неожиданным раздражением подумал Штиглиц, оставшийся внешне абсолютно бесстрастным. Так уж случилось, что барон не любил свою дочь, и даже просто разговор о ней нагонял на старого финансиста черную ипохондрию. Сына Людвига, напротив, почти обожал. Приемную дочь Наденьку, пожалуй, тоже, а вот Люсию… – Так значит, ваши сиятельства выступают ходатаями господина Будищева? – холодно проскрипел Штиглиц, буравя пристальным взглядом своих гостей. – Именно так, Александр Людвигович. Они с Люсией любят друг друга и просят ваше благословление. – Весьма прыткий молодой человек, – покачал головой банкир. – Еще совсем недавно он просил у меня денег на открытие мастерской и ставил электрический звонок в квартире моего зятя. А теперь он сватается к моей дочери. Интересно, в каком состоянии он пребывает теперь? – Дмитрий Николаевич, как вам, вероятно, известно, выслужил офицерский чин, да к тому же кавалер двух орденов, дающих право на потомственное дворянство, – веско заметила Милютина. – Согласитесь, весьма немногие сумели достичь подобного положения в столь короткий срок, начиная с самых низов. – О, я нисколько не умаляю достоинств вашего протеже! Более того, я вполне уверен, что он сможет пойти еще дальше. Но все же… – Мой дорогой барон, – печально улыбнулась Блудова. – Вы ведь старше меня и успели повидать всякое. На петербургском небосклоне вспыхивало много разных звезд, но долго ли они светили? – Вы, несомненно, правы, – с легкой запинкой отвечал ей банкир. Дело в том, что Антонина Дмитриевна была почти на полтора года старше его, но Александр Людвигович, будучи человеком воспитанным, не стал возражать даме. – Мой племянник, как вам вероятно известно, изобретатель и промышленник. В годы нашей молодости это была не самая лучшая рекомендация, но теперь одетый в скромный сюртук коммерсант может иметь в свете не меньший вес, нежели блестящий кавалергард и флигель-адъютант. – И это верно, – медленно наклонил голову в знак согласия финансист. – Я вполне уверена, что Дмитрий сможет составить счастье вашей дочери и уж точно способен дать ей достойное содержание. – Моя… м-м… дочь не нуждается в благотворительности. – Это, вне всякого сомнения, так, – поспешила вклиниться в разговор Милютина, – но и господина Будищева нельзя назвать охотником за приданым. – Вот что я вам скажу, милые дамы, – отвечал им после недолгого раздумья Александр Людвигович. – Если бы к моей дочери посватался граф Блудов, у меня не было бы повода ему отказать, но я никогда не соглашусь на брак своей дочери с безвестным офицером, будь он хоть трижды предпринимателем и изобретателем. – Неужели вы не желаете счастья вашему ребенку? – воскликнула не ожидавшая такого вердикта Елизавета Дмитриевна. – Напротив, я только о нем и думаю. – Я вас услышала, господин барон, – сухо проронила Блудова. – Скажите, могу ли я переговорить с Люсией? – Разумеется, но ее, к сожалению, теперь нет дома. Они с Людвигом отправились на прогулку. – Вот значит как, – покачала головой Антонина Дмитриевна, поднимаясь из кресла. – Что же, нам пора. – Не смею задерживать. – А как же кофий? – растерянно спросил слуга, только появившийся на пороге кабинета с подносом в руках. – В другой раз, голубчик, – мягко улыбнулась графиня. * * * Утро Будищева началось с того, что он заявился на их с Гесей квартиру и под сокрушенное оханье дворника сломал сургучную печать на двери. – Это же полиция повесила, – попробовал возразить Ахмет. – А я снял, – невозмутимо парировал моряк. – Молчи, басурманин, – убежденно заявил швейцар – отставной солдат с медалью за безупречную службу на ливрее. – Их благородие знают, что делают! – Точно, Антипыч! – ухмыльнулся Дмитрий. Почтение швейцара к офицерам, вбитое в подкорку за долгую службу, было безоговорочным, а то, что постоялец не так давно был простым кондуктором, а до того и вовсе, смех сказать, купчишкой, не играло никакой роли. Раз государь произвел, стало быть, достоин и неча тут!