– Как угодно, – кивнул хозяин и сказал несколько слов по-армянски слуге. Тот тут же исчез, чтобы через минуту появиться с серебряным подносом, на котором стояли два бокала с жидкостью. Одна была прозрачна как слеза, а вторая отсвечивала благородным рубином. Граф взял в руки вино и хотел было уже провозгласить что-нибудь приличествующее моменту, но в этот момент заметил, как изрядно продрогший Будищев одним махом проглотил содержимое своего бокала. – Ваше здоровье! – нашелся министр. – Благодарю, ваше высокопревосходительство! – Ну, полно, мы ведь не на службе. – Как скажете. – Итак, о чем вы хотели поговорить? Насколько я осведомлен, мое распоряжение по освобождению вашей воспитанницы исполнено в точности. – Это так, но… – Но? – Михаил Тариэлович, как вы полагаете, если бы сегодняшнее, точнее уже вчерашнее покушение увенчалось успехом, что случилось со всеми нами? – Нами?! – Да. С вами. Со мной. С другими людьми. – К чему вы клоните? – Новый император оставит вас министром? – Нет, – нехотя признал граф. – А что будет с предложенными вами реформами? Лорис-Меликов дернулся, будто от удара, потом отставил в сторону свой бокал и пристально посмотрел на продолжавшего говорить Будищева. – Судя по настроениям, царящим в окружении цесаревича, все, за что вы боролись эти годы, пойдет насмарку, так? – Так, – еще больше помрачнел хозяин дома. – И все это по вине нескольких утырков, ничего не знающих и не умеющих, но готовых ради своих гребаных идей убивать направо и налево? – Пожалуй, вы верно сформулировали. – Я могу вам помочь. – Каким образом? – Точно так же, как я спас императора, – усмехнулся Будищев и, видя, что министр его не понял, пояснил: – С помощью револьвера. – Постойте, – изумился подобной непосредственности граф. – Я не ослышался, вы предлагаете бессудную расправу? – Да. – Нет. Я не могу на это пойти! Если вам известно, где скрываются заговорщики, то ваш долг сообщить мне об этом. Я немедля пошлю туда жандармов, их арестуют и осудят, как это и должно быть в цивилизованном европейском государстве! – Видите ли, Михаил Тариэлович, – помялся Дмитрий. – Я еще не знаю, где они. – Тогда о чем мы разговариваем? – Но могу узнать. – И как же? – С помощью одной женщины, которая сидит в Петропавловской крепости. – Вы, верно, о некоей Гесе Барнес, выдававшей себя за Гедвигу Берг? – проявил осведомленность министр. – Верно. – Насколько мне известно, она отказалась сотрудничать со следствием. – Она иногда бывает упряма, – кивнул Дмитрий. – Но вы уверены, что вам удастся убедить ее предать своих сообщников? – Да. – Даже не знаю, мне кажется, она слишком закоренелая преступница! – Михаил Тариэлович, вы хотите обезвредить террористов? – Конечно! – Тогда дайте мне свободу действия. – Что вы имеете в виду? – Нечто вроде охранной грамоты. Типа, все, что совершил податель сего, сделано по моему приказу и на благо государства. И приказ о всемерном содействии. – Дюма начитались? – Нет. Вспомнил документ, который вы дали Ковалькову. – Ну, хорошо, положим, вы меня убедили. Что вы собираетесь предложить своей бывшей любовнице? – Свободу и возможность покинуть Россию. – Что?! Я никогда на это не пойду! – Михаил Тариэлович, – вздохнул Будищев, – обещаю, что Геся Барнес покинет пределы Российской империи и больше никогда и никого здесь не потревожит. В сущности, вся ее вина лишь в том, что она восторженная дура. Геся ведь ни в кого не стреляла, не бросалась бомбами. Даже прокламаций не распространяла. – Да-да, всего лишь скрывала государственного преступника. К слову, в вашей с ней квартире! – Я же говорю, дура. Но с ее помощью мы можем прихлопнуть остальных. На лице Лорис-Меликова промелькнула целая гамма чувств, от недоверия до надежды, после чего он наклонился к своему гостю и вкрадчиво спросил: – А для чего это вам? – Я хочу отомстить. – Но за что? – Вам наверняка доложили, что от бомбы террориста пострадал мальчик. Его звали Семка и он был моим воспитанником… да что там, почти сыном. Несколько часов назад он скончался от ран. – Сочувствую вашей утрате, но все же… – Выше высокопревосходительство, – отчеканил, глядя ему в глаза, Будищев. – Я все равно убью этих людей. Всех до одного. С вашей помощью или без. Просто с нею будет быстрее. Решать вам. * * * Из-за близости к морю в Петербурге всегда сыро. Даже когда царит летний зной или лютый мороз, в воздухе достаточно влажности, чтобы сделать жизнь обитателей столицы невыносимой. Но сегодня этот воздух показался Гесе таким опьяняюще свежим, что она, казалось, не сможет им надышаться. В это хмурое утро ей все казалось не таким мрачным и серым, в особенности после того, как за спиной с противным глухим лязгом закрылись обитые железом тяжелые двери тюрьмы. Да, сегодня ее выпустили на свободу, притом совершенно не объясняя причин. Просто велели собираться, потом подвели к выходу и выставили вон, как выставляют надоевшую собаку из дома или несостоятельного клиента из трактира. Разве что обошлись без пинка. – Доброго здоровьичка, Гедвига Генриховна, – с явным сочувствием в голосе пригласил ее кучер стоявшей неподалеку кареты, в котором она не без удивления признала Шматова. – Садитесь, пожалуйста. За время, что они не виделись, ее бывший пациент почти не изменился, разве что одеваться стал лучше. Но добрый и немного наивный взгляд серых глаз остался таким же. Только смотрели они не из-под солдатского кепи или деревенского треуха. – Здравствуй, Федя, – отозвалась Геся, немного настороженно взирая на богатый кафтан и меховую шапку старого знакомого. – Ты как здесь оказался? Появление Шматова конечно же не было случайностью. Значит, где-то совсем рядом находится Будищев, и, возможно, ее злоключения вовсе не закончились, но… все равно она на свободе. А дальше будь что будет! – Да вот, ехал мимо, – улыбнулся во весь рот парень. – Вы садитесь, а то холодно нынче. На улице и впрямь было зябко, а потому девушка не стала более чиниться и послушно села в экипаж, да и идти ей, собственно говоря, было некуда. Как ни странно, Дмитрия внутри не оказалось, а ехать пришлось долго.