– Стоп, девочка. Посмотри на себя, в каком ты виде? Давай сначала домой, умыться, переодеться, причесаться там… – Митя, миленький, пожалуйста, отвези меня к нему! – Ладно, – сдался подпоручик и постучал кулаком по стенке кареты. – Федя разворачивай к Студитскому, пока мы в слезах не утонули! * * * Доктор Щербак выполнил свое обещание, и все это время оставался с мальчиком. Бледный Семен, весь перемотанный бинтами, вытянувшись лежал все на той же кушетке и улыбался. Рядом на маленькой скамейке сидела едва сдерживающая слезы Степанида и держала его за руку. – Тебя отпустили? – еле слышно спросил он. – Да, – закивала она, не в силах отвечать. – Я так и хотел… – У тебя получилось, – вздохнул Будищев. – Государь узнал, о чем ты хотел его просить, и повелел освободить нашу Стешу. – Я знал, что получится, – удовлетворенно улыбнулся Семка и тут же, будто вспомнив о чем-то важном, пожаловался: – А Ирина Михайловна сказала, чтобы я уходил… – Ты про что? – насторожился Дмитрий. – Какая еще Ирина Михайловна? Увы, ответа от притихшего мальчика не последовало. – Он заснул? – холодея от предчувствия, но все еще надеясь, спросила Степанида. Утомившийся за день доктор Щербак тут же неожиданно легко подскочил и, приложив два пальца к тонкой шейке пациента, попробовал нащупать пульс. Так и не обнаружив биения жилки, Александр Викторович повернулся к Будищеву и немного виновато развел руками. – Царство небесное новопреставленному рабу божию! – истово перекрестился скромно стоявший до тех пор в уголке Шматов. Будищеву хотелось что-нибудь сломать или, на худой конец, грязно выругаться, но он невероятным усилием воли сдержался. Подойдя к своему воспитаннику, он провел по его лицу рукой, закрывая глаза, потом приложился губами к холодному лбу и на негнущихся ногах вышел из комнаты. Рыдающая Стеша и пытающийся успокоить ее доктор этого даже не заметили, и только Федор уловил в глазах боевого товарища какое-то знакомое выражение. – Граф, ты куда? – тихо спросил он, нагнав его в коридоре. – Дела у меня. – Я с тобой! – Нет, брат. Ты лучше здесь оставайся. Проследи, чтобы все, как надо, сделали. – Найдется и без меня кому доглядеть, – не стал слушать его Федя. * * * В это время в одной из квартир ничем не приметного дома на окраине столицы собрались несколько человек. Одной из них была Искра, рядом с ней расположился Ипполит, напротив, опершись обеими руками на стол, сидел Максим, другие сидели вокруг или жались по углам, а повзрослевший Аркадий произносил речь. – Не будем отчаиваться, товарищи! – говорил он, стараясь держаться как можно увереннее. – Сегодня тирану удалось спастись, но борьба не окончена. Рано или поздно, но правосудие свершится, и он понесет заслуженное наказание! Я уже говорил, что готов участвовать в любой акции, а теперь настоятельно требую, чтобы меня включили в состав участников. – Это делает вам честь, – криво усмехнулся руководитель ячейки, – но я считаю, что для начала было бы нехудо разобраться с причинами сегодняшней неудачи. Что скажете, Ирина Михайловна? – Непредвиденные обстоятельства, – нервно дернула головой Искра. – Какие именно? – Там был Будищев, – не поднимая головы, проронил Максим. – Кто? – Ну, этот, что прежде жил с Гедвигой. – Гальванер? – Берите выше. Он участвовал в Текинском походе и выслужил офицерский чин. – И что? – Когда вокруг стали греметь взрывы, он достал револьвер и начал стрелять. В Николая, а точнее в его бомбу попал он. – Негодяй! Однако, как это случилось, он ведь, кажется, не знал никого из наших, кроме вас с Искрой? – Я не знаю, – нервно пожала плечами барышня. – Помните, Гедвига говорила нам, что у него чутье, как у зверя? – Давно пора затравить этого зверя! – рубанул ладонью воздух Аркадий. – Если он раньше не затравит нас. – Что вы имеете в виду? – насторожился Крашенинников. – Помните мальчика, раненного при взрыве первой бомбы? – Который оказался вашим учеником? Прискорбный случай. Но, к несчастью, на пути к свободе нельзя обойтись без жертв… – Это был воспитанник нашего стрелка! – Что? – Да Семка это, – снова подал голос Максим. – Помните, Будищев тогда за ученика заступился, да так, что в участок угодил? Вот это он и есть! – И вы полагаете, он станет мстить? – Уверена. – И что с того? – пожал плечами Аркадий, которому были неприятны воспоминания об этом инциденте. – Мы сознательно выбрали свой путь, и если суждено угодить в руки жандармов, мы должны и на фарсе, который защитники царизма называют судом, возвысить свой голос в защиту народа… – Да замолчите, наконец! – устала от его велеречивости Искра. – Вы что же, всерьез думаете, что самая большая угроза исходит от жандармов? Ошибаетесь, им мы нужны живыми хотя бы для суда, а вот Будищеву нет! – Думаю, вы склонны преувеличивать опасность, – поджал губы Крашенинников. – У нас нет времени прятаться. Надо немедля нанести решительный удар, и тогда защитникам царя станет не до репрессий. * * * Большая Морская улица в Петербурге издавна слыла одной из самых фешенебельных в Петербурге, а потому неудивительно, что именно там снимался дом для министра внутренних дел графа Лорис-Меликова, которого за глаза часто называли «вице-императором». Будучи занят службой, он всегда возвращался домой очень поздно, можно даже сказать утром следующего дня. Первое марта 1881 года не было исключением. Шел третий час ночи, когда карета министра остановилась перед особняком Карамзина[42]. Обходившийся, несмотря на разгул террора в стране, практически без охраны, граф уже отпустил экипаж, когда к нему подошел какой-то человек, одетый в овчинный тулуп и мохнатую шапку. Лорис-Меликов подумал было, что это проситель, пока не признал в нежданном посетителе Будищева. – Что за маскарад? – удивился он. – Нам нужно поговорить, Михаил Тариэлович! – Но теперь ночь. Отчего бы вам не прийти ко мне завтра? Я распоряжусь, чтобы вас пустили… – Если я приду в министерство, то через полчаса об этом будет знать каждая собака, а мне это не нужно. – По всей вероятности, вы правы, но к чему подобная таинственность? – Сейчас я вам все объясню. Но… может, не здесь? – Что же, проходите, – пожал плечами министр. Вышколенный швейцар, если и удивился странному спутнику министра, то не подал вида, а когда камердинер принял позаимствованную у Шматова шубу, Дмитрий остался в более привычном для себя мундире флотского подпоручика. – Так гораздо лучше, – с улыбкой прокомментировал его превращение генерал. – Не угодно ли вина? – Лучше водки, – поежился незваный гость. – Холодно на улице.