Накатанная среди камней дорога часто петляла, но не кончалась, и капитан внимательно следил за ней, пытаясь по возможности не сбавлять скорости. — В восемьдесят седьмом это произошло, — неторопливо начал он свой рассказ. — Я еще совсем салагой был. Стоял ночью на посту, а меня кто-то по башке. Чем, не знаю, но вырубился крепко. Очнулся и не могу понять, где я, что со мной. Случайно прикоснулся к щеке, а у меня уже чуть ли не борода выросла. Ничего себе, думаю, неужели это за одну ночь? А башка на куски раскалывается. Тело не мое. А вскоре и судорогой начало сводить. Мне сделали укол, и все стало хорошо. Видно, держали под наркотиками. Все хотели, чтоб я в бессознательном состоянии интервью америкосам дал, что, дескать, у нас в армии все плохо, а за бугром — лафа. — Да-а-а… дела-а-а… — нахмурился Кулагин. — Столько лет на родину рвался, и получилось. Прямо как в кино. — Он вздохнул, покачал головой, но в этот момент прибалт громко застонал, и лейтенант повернулся к нему: — Что с тобой, гнида? Тот ничего не ответил, но продолжал корчиться в судорогах. — Действие наркотиков кончилось, а организм в отходняке, — пояснил капитан. — Я прошел через это, жуть! Если сердце у него слабое — можем не довезти. Такая гадость эти «быстрые анестетики»! — Что же делать? — Кулагину стало скверно от мысли, что с ними сделает Скобелев, когда ему вместо живого Зеллерса привезут труп. — Придется ему добавить дозу! Только лучше простого морфия. — Ты имеешь в виду это? — лейтенант вытащил пакетик с наркотиком. — Но еще ведь нужен шприц, вода. — В бардачок загляни, — хитро усмехнулся капитан. — Там все есть. Кулагин вытащил из бардачка медицинский бюкс и бутылку с водой. — И что с этим делать? — он выглядел явно растерянным. — В крышку наливаешь немного воды, насыпаешь туда морфия, размешиваешь тщательно, набираешь в шприц воду и колешь в вену, — не без иронии пояснил Протасов. — Наливаешь, насыпаешь, колешь, — передразнил Кулагин. — Как все простерилизовано? В каких пропорциях? Стерильно ли все? — Если ты продолжишь выделываться, то укол придется делать в мертвое тело! — серьезно отозвался капитан. — У него, кажется, реальная ломка. Кулагин ничего не ответил, еще раз взглянул на Зеллерса, который, казалось, вот-вот лопнет от натуги — лицо стало багровым, на шее вздулись вены, дыхание стало хриплым, прерывистым. Лейтенант решительно налил из бутылки немного воды в крышку от бюкса, зубами надорвал полиэтиленовый пакет и посыпал немного белого порошка. Пробовал мешать, болтать, но тот не хотел растворяться. Кулагин на мгновение задумался и вспомнил про зажигалку, которая уже один раз сослужила им службу. Он зажег ее, наклонил крышку и собрал состав в уголке. Через несколько секунд подогрева состав стал прозрачным. — Соображаешь, — одобрительно хмыкнул капитан. Лейтенант набрал раствор в шприц, вставил иглу и вновь взглянул на капитана: — Я же только один раз колол. Да и то в задницу. Тебя. Помнишь? — Ага, помню! — усмехнулся тот. — До сих пор опухоль не спадает, — рассмеялся он. — Что я могу помнить? Я же без памяти был! Ты хоть один раз колол, а я и того меньше. Стяни чем-нибудь выше локтя и коли. Кулагин вздохнул, сделал чуть заметный жест правой рукой, и в ней оказалась цепочка. Лейтенант повернулся к Ивару. Засучив ему рукав, перетянул бицепс цепочкой, затем поднял шприц кверху иглой, пустил струю, с трудом нащупал вену, похлопал по ней и осторожно ввел иглу. — Ой, кровь в шприц пошла! — испуганно воскликнул он. — Так и должно быть! — успокоил капитан. — Значит, попал! Дави! Кулагин послушно выдавил жидкость в вену, и вскоре прибалт перестал корчиться. — Да-а, пригодился пакетик-то. Слушай, а вода дистиллированная? — Опомнился! — хмыкнул капитан. — Наверное, я из радиатора набирал. Хотя какая разница: другой все равно нет! Выживет! Если захочет. — Интересная мысль, — вздохнул Кулагин. — Спасибо, — раздался голос Зеллерса. — Спасибо, — тихо добавил он, с трудом шевеля пересохшими губами, после чего снова потерял сознание, откинув голову, но дыхание стало почти ровным. — Коль откликнулся, жить будет! — весело констатировал капитан, вздохнув с явным облегчением. — Значит, ты в плену был около года? — спросил Кулагин, повернувшись к окну. Уже начало светать, и над горами появились первые лучи солнца. Оно было огромным, малинового цвета. Пейзаж мгновенно окрасился в малиновый цвет, и все вокруг напоминало какой-то странный пейзаж из фантастического фильма. — Да, почти восемь месяцев. Зеллерс снова зашевелился и тихо сказал: — Все очень хорошо. А Кулагин расхохотался. — Чего он такого смешного отмочил? — спросил Протасов. — Так, ничего. За жизнь поговорили. Капитан ударил по тормозам и тут же надавил на газ: начинался крутой подъем. Он что-то хотел сказать, но в этот момент на бешеной скорости прямо на них неожиданно устремился вертолет МИ-24 и едва не задел своими шасси кабину. Как по команде, они инстинктивно пригнули головы, словно боясь, что их заденет вертолет. Пролетев над машиной, вертолет взмыл вверх и пошел на разворот. Они взглянули друг на друга и разразились громким нервным смехом. — Офигеть, какая честь! Откуда эта погань тут взялась? — Смотри, еще один! — воскликнул Кулагин. Он не знал, что вертолеты были направлены Кузнецовым, который впал в панику, узнав, насколько близко к нему подобралась ФСБ. Капитан дотянулся до зеркала заднего вида и повернул его чуть кверху, чтобы следить за вертолетами. — Да сколько же вас? — воскликнул он, заметив и третий вертолет. Лейтенант покачал головой, но ничего не сказал. — Черт возьми! — ругнулся Протасов. — Сцепиться с боевиками и не знать, что у них есть вертолеты! — Сдается мне, что это не Бараева вертушки, — пробурчал Кулагин. — Черт! Если выберусь живым — женюсь! — И если «женилку» не сломают! Вишь, предупреждают! — Капитан резко надавил на газ. — Может, живыми взять хотят, а, капитан? — Во всяком случае, пусть попробуют! — Ну-ну, пусть попробуют — спокойно согласился Кулагин и положил автомат на пол кабины. А в этот момент наверху в вертолетах шел такой диалог: — Четвертый! Четвертый? Здесь Пятый. — Говорите, Пятый! Здесь Четвертый. — Мы вышли на них, они под нами! На грузовике!.. — Можете рассмотреть, сколько их? — перебил Четвертый. — Минуту, — Пятый был в явном недоумении, но повернулся к летчику: — Пройди чуть впереди кабины: нужно получше рассмотреть. Вертолет резко пошел на вираж и вскоре попробовал зависнуть перед кабиной грузовика. — Они что, расстрелять нас хотят? — нахмурился Кулагин. — Вряд ли, — задумчиво отозвался капитан и резко затормозил. Вертолет оказался далеко впереди, но вскоре повторил свой маневр. — Что-то здесь не так. Стоп! Сдается мне, что я все понял! Они хотят проверить, есть ли с нами прибалт! Видишь, как крутятся? Поможем им, братишка? — рассмеялся капитан и тут же выглянул в окно. Его примеру последовал и лейтенант. Они приветливо помахали вертолетам. С одного из них в свою очередь указали им пальцем вниз, предлагая остановиться, на что Кулагин показал летуну понятный на всех языках мира выразительный жест рукой. — Дерьмо! — сплюнул с досады летчик, забыв, что держит перед собой рацию. — Не понял, Пятый? — раздался недовольный голос Четвертого. — Кто дерьмо? — Это я мудозвону в кабине! Извини, Четвертый! Их двое! Останавливаться не хотят, а до города — километров двадцать. Может, их ракетами? — А если Зеллерс все-таки с ними? Он, может, просто на полу валяется! Нет, берем живыми! Он очень надеялся, что злополучный прибалт находится с беглецами. Вертолетами управляли довольно опытные пилоты. Об этом можно было судить по тому, как они выполняли боевые заходы. Один даже устроил своеобразную дуэль, решив, видимо, проверить, у кого крепче нервы. Он зашел спереди и пошел на боевой заход прямо нос в нос с машиной. Но в самый последний момент не выдержали нервы у пилота, он резко потянул руль на себя и прибавил газу. Огромная птица подчинилась и взмыла ввысь.