— Тогда почему?.. — Пришлось торопиться. Не всех удалось подмазать, сын. Хотя откуда тебе знать? Всем, как обычно, занимался я. Некоторое время они ехали в полном молчании, нарушаемом лишь тихим гудением гравитониевых двигателей. — Матвей весь процесс смотрел на меня, — наконец произнёс Годунов-младший, — Думаю, он что-то заподозрил. — Парень не дурак, ты сам это знаешь. И упёртый, как баран. Если он догадался, кто стоит за случившимся — для нас это может плохо кончиться. — Его отправляют в таёжную тюрьму на двадцать лет. От неё в радиусе пятисот километров нет станций гиперпетли, всё сообщение с ближайшими городами — по воздуху. Сомневаюсь, что он сможет оттуда выбраться раньше положенного срока. — А потом? — Потом… — Петя пожевал губу, — Что он сможет сделать потом? Без семьи, без друзей, без связей и денег? — Сынок, — Сергей повернулся к своему отпрыску. Взгляд его чёрных глаз был предельно серьёзен, — Такие люди как Матвей всегда достигают поставленных целей. Единственное, что может их остановить — смерть. Пётр, услышав это, сглотнул застрявший в горле ком. — И что?.. — Его отправляют очень далеко, — Сергей вновь отвернулся, — А на таком пути может случиться всякое. Не бери в голову. Поверь — больше ты своего бывшего друга никогда не увидишь. Глава 9 Всё происходящее напоминало кошмарный сон. Ранним утром, на следующий после суда день, ко мне в камеру заявились трое мордоворотов в тяжёлой броне и бесцеремонно выволокли наружу. Никакого завтрака, никакого душа. Они просто посадили меня в транспортник министерства, нацепили на запястья и лодыжки массивные колодки и велели не двигаться. Как выяснилось чуть позже, конвой привёз меня на закрытую от посторонних глаз секцию гиперпетлевой станции. Здесь нас встречала усиленная охрана, несколько мехов перед тяжеленными воротами и высокая, гладкая стена, по верху которой был пущен электрический ток. Выбравшись из бронированного глайдера, я сразу же осознал, куда попал. Транзитный пункт министерства для временного содержания и транспортировки уже осуждённых преступников. Надо сказать, что ничего общего со станциями гиперпетли, на которых мне довелось побывать, здесь не было. Масса тяжеловооружённых бойцов министерства (не «Оборонэкса», а персональных вояк гигаполиса), турели на каждом повороте, сетки, баррикады заграждения и бетон. Много бетона. Сняв с ног кандалы, один из конвоиров с силой толкнул меня в спину, задавая нужное направление. Пройдя по узким переходам следом за ещё несколькими заключёнными, я оказался на контрольном пункте. Здесь каждого из преступников тщательно досматривали, раздевая догола. Металлические рамки детекторов и вспышки сканирующих лазеров проверяли, не пытаются ли будущие тюремные постояльцы провезти в себе что-нибудь запрещённое. То, что бывает с теми, кто решил переиграть систему, я увидел спустя несколько минут, после того как встал в общую очередь к одному из таких сканеров. Через десяток человек от меня стоял молодой парень. Ничем особенным он не выделялся — худощавый, нескладный и длинноволосый, со следами удалённых из рук и ног аугментаций и несколькими татуировками на спине, он просто шагнул через рамку сканера — и в этот момент раздались звуки сирены. Бойцы, внимательно следившие за очередью и проверяющие нас, вмиг ощерились стволами своих пушек. — На землю, сука, быстро! Парень, однако, и не думал подчиняться. Он с легкостью взмахнул рукой — и один из охранников с криком схватился за голову, пытаясь содрать свой шлем. Из-под него доносились такие жуткие звуки, будто бойцу заживо снимают кожу с черепа. Судя по всему, татуированный преступник каким-то образом умудрился спрятать и протащить в своём теле нейровирус. Для чего ему было это делать, и на что он рассчитывал? На эти вопросы у меня ответов не было, да и знать, честно говоря, совсем не хотелось. С момента его нападения не прошло и двух секунд, как наша охрана открыла огонь. Сразу четверо бойцов успели нажать на спусковые крючки своих винтовок, совершенно не заботясь о том, что в узком помещении пули могут срикошетить или зацепить других осуждённых. О своих напарниках они явно не переживали — броня на каждом из них без проблем могла выдержать очередь из современной винтовки. В мгновение ока татуированный парнишка превратился в кусок окровавленного мяса, изрешечённого пулями. Его останки рухнули на пол. Несколько человек, стоявших рядом и не успевших отскочить в сторону, оказались там же с пулевыми ранениями. Вокруг поднялся крик заключённых и солдат. Последние пытались утихомирить беснующуюся толпу, раздавая удары прикладами и электрическими дубинками направо и налево. Из какой-то подсобки выскочили несколько медиков. Разумеется, в первую очередь они кинулись к своему товарищу, которого атаковали нейровирусом, и лишь после занялись ранениями случайно пострадавших заключённых. Мне посчастливилось оказаться на безопасном расстоянии от заварушки, так что, следуя примеру своих соседей, я отошел на пару шагов к ближайшей стене и сел на корточки рядом с ней. Всё равно теперь придётся ждать, пока уберут труп, раненых, и возобновится проверка. А попасть под раздачу взбесившихся бойцов министерства мне совершенно не улыбалось. К счастью, никто не подумал, что мы что-то замышляем. Напротив — увидев, что часть заключённых освободила пространство, и села возле стены, охранники начали теснить остальных ближе к нам и приказывать им не создавать помех. — Охренеть, — пробормотал я, глядя на всё происходящее. Рядом со мной оказался невысокий лысый мужчина. Судя по его спокойному виду — арестанта нисколько не смутило произошедшее. — Что, новенький? — Не понял? — Я говорю — в первый раз на этап идёшь? — Да. — Оно и видно, — мужчина потянулся, хрустнув суставами пальцев, — Не парься, тут такое случается время от времени. Всегда найдётся баран, который верит, что сможет протащить на зону что-нибудь запрещённое. — Серьёзно? — я удивился, — Тут же столько охранных систем? — Ну и что? — меланхолично отозвался мой собеседник, — Такие типы вообще мало думают. Киберпсихи, что с них взять? В этом, пожалуй, он был прав. За время своей службы я и сам не раз встречал людей, которые после удаления имплантов вели себя неадекватно. И чем больше их было установлено — тем больше была вероятность, что нейронные связи в мозгу окажутся повреждены, и человек попросту слетит с катушек. — Это же был нейровирус, да? — Я провожал взглядом бойца, которого медики на носилках уже затаскивали в ту дверь, откуда появились. — Сто процентов. — Удивительно, как он умудрился его протащить сюда? Мужчина смерил меня весёлым взглядом. — За деньги, парень, можно сделать всё. — Сомневаюсь, что у киберпсиха хватило бы денег на подкуп конвоиров. — Да он, скорее всего, обычный курьер. Я же говорю — такое иногда случается. Или ты думаешь, что на зоне всё по уставу корпораций? — Так и думал, честно говоря. — Ох парень, — мужчина сочувственно покачал головой, — Выкинь ты это из головы. Поверь, всё совсем не так, как представлялось на воле. Как зовут-то тебя? — Матвей. — Я Михей. — Приятно познакомиться. Михей хрюкнул, и я не сразу понял, что это был смешок. — Откуда ты такой воспитанный? — Местный. — Да? Ну что ж, тогда позволь дать тебе совет — старайся не показывать своё воспитание там, куда тебя отправили. Могут неправильно понять. — Приму к сведению, — кивнул я. Как раз в этот момент к нам приблизился один из охранников и велел подниматься. Труп убрали, раненных оттащили в сторону и проверка очереди возобновилась, после чего нас всех под пристальным вниманием бойцов министерства погрузили в вагон гиперпетлевого экспресса. Что характерно — вагон был без окон. Часть состава, в которой я оказался, была рассчитана больше чем на сотню человек. Разумеется, никаких сидений и кроватей, привычных для «нормальных» пассажиров гиперпетли, тут не оказалось. Вдоль стен вагона в три ряда с обеих сторон были установлены вертикальные ложа с мощными крышками, оставляющими открытой лишь голову. Всех нас по порядку заковывали в них, и когда процедура завершилась — двери опечатали и заперли снаружи. Внутри, вместе с целой ротой убийц, грабителей и хакеров остался всего десяток бойцов министерства — но большего и не требовалось. В самом деле, что могли сделать закованные в железо преступники, не способные даже почесать нос? К тому же — на каждого нацепили ошейник. Кажется, кроме трекера слежения в него был вмонтирован неплохой шокер. И в случае, если кому-нибудь из нас посчастливилось бы освободиться — конвоиры командой своих спутников разом могли остудить горячий пыл беглеца. Экспресс стартовал точно по расписанию, и стремительно начал удаляться от моего родного гигаполиса. Я почувствовал это по лёгкой вибрации под ногами. И чем же было заняться неподвижному заключённому, как не попытаться осознать произошедшее? Впрочем, новых мыслей в моей голове не поселилось. Я раз за разом пытался понять, кому мы с отцом могли помешать, но на ум ничего не приходило. К сожалению, я не мог даже попрощаться с ним, и теперь совершенно не представлял, когда мы увидимся, и случится ли такое вообще? Надо ли говорить о том, что точно таким же образом я думал и о сестре? Никогда в жизни не чувствовал себя настолько беспомощным и подавленным. Всё случившееся не давало мне покоя, и погрузившись в пучины собственного разума, я раз за разом пытался прокручивать в голове всё, что произошло со мной с того злополучного дня в Афинах. Правда, надо уточнить, что без нейрочипа у меня не было детального доступа к собственным воспоминаниям, и приходилось изрядно напрягаться, чтобы припомнить все детали. Не представляю, как люди жили раньше, не имея возможности во всех красках восстановить моменты прошлого? Я просто не мог думать ни о чём другом. Перед глазами то и дело вставали образы отца, Лены, Кристины, Петра. Какие-то фрагменты торжества, с которого нас увели в наручниках, приветственная вечеринка, и снова Крис… Чёрт возьми, почему нам не дали попрощаться?! До того самого момента, пока экспресс не остановился на станции в сотне километров от Красноярска, меня захлёстывали волны апатии. Признаюсь — я даже не представлял, как смогу выдержать столь длительное заключение. А о том, что буду делать, когда вернусь, и вовсе не думал. Осознание того, что придётся отсидеть двадцать лет в тюрьме и ещё сотню в виртуальности, просто уничтожило всё светлое, что было в моей жизни. И хотя я старался не поддаваться депрессивному настрою — сделать это было совсем непросто.