Старейшины все как один обернулись к Мариэльд. Мариэльд де Лилле Адан, графиня Ноэля, была второй в Совете и по возрасту приходилась Летэ ровесницей. Это была миниатюрная, сухонькая женщина в черном платье с запахом, которое обхватывал в талии голубой пояс. Графиня была полностью седой, и волосы ее отливали серебром. И вот она свысока взглянула на совет. — Какое же? — спросил удивленно Летэ, который впервые за долгое время действительно удивился. — Почти тысячу лет назад мой род помог завершить Кровавую войну. Моя семья потеряла тогда слишком много, и совет на крови поклялся удовлетворить любое мое прошение по наследованию, — властно произнесла эта миниатюрная женщина с большими, синими глазами и еще раз смерила властным взглядом всех прочих. Филиппа словно поразило молнией. Он, уже заботливо придерживая бессознательного Уильяма, побелел, зашатался и испуганно посмотрел на Мариэльд. Растерял свою дежурную улыбку и Горрон. Все молчали и понимали, к чему это было сказано, но не понимали причины. — И сейчас я хочу воспользоваться клятвой совета и делаю Уильяма своим сыном, Лилле Аданом, принимаю его в свой род, — закончила она высоким и красиво поставленным голосом. С довольной улыбкой Мариэльд взглянула на едва живого графа Тастемара и села на свое место. За круглым столом воцарилось молчание. Ошарашенные Старейшины поглядывали то на Филиппа, то на Мариэльд, то на бессознательного Уильяма. — Сир’Ес Мариэльд, но решение по Уильяму уже принято, — осторожно заметил Горрон. — Пока Совет не покинул зал и не оформил все бумагами, ваше решение написано вилами по воде, — улыбнулась Мариэльд. — Мариэльд права, — после некоторого молчания ответил Летэ. — Не в наших силах отказать в этой просьбе, ибо клятва кровью священна, и мы помним ту жертву, что была принесена родом Лилле Аданов во время Кровавой войны… — Зачем он вам? — хрипло спросил Филипп. — Я тоже давно потеряла сына, Филипп, — подняла брови Мариэльд и высокомерно взглянула на лорда Солрага. — Мы с Гиффардом были очень близки, о чем я сообщила ранее. И я считаю, что мальчик будет хорошим продолжением наших отношений и верным и любящим сыном. — Но он вас даже не знает! — Зато тебя он уже хорошо узнал, Филипп. Я дам ему все то, чего не можешь дать ты. — Дорогая моя Сир’Ес! — испуганно взглянула на Мариэльд герцогиня Амелотта, которая питала особо теплые чувства к своей старой подруге. — Зачем тебе этот корм? Это запятнает твой древний и величественный род! — Нет, моя дорогая, он его наоборот оживит. И я попрошу тебя быть вежливее по отношению к тому, кто теперь является моим сыном. — Извини меня, Сир’Ес, за резкие слова. Раз уж ты принимаешь его, тогда приму и я, — неожиданно подытожила, смирившись, старая герцогиня. Летэ смерил учтивым взглядом свою ровесницу и вторую после него в Совете и кивнул. Покрутив гранатовый браслет на запястье, он прокашлялся, чтобы привлечь к себе внимание. — Нам еще предстоит обсудить вопрос по поводу проникновения в замок Брасо-Дэнто южных магов, — сказал Летэ, переходя к следующей теме. — Меня беспокоит случившееся, и я не могу взять в толк, зачем им понадобился Уильям. — Можешь временно закрыть и этот вопрос, мой дорогой Летэ, — произнесла уверенно Мариэльд. — Я смогу защитить своего сына от любых посягательств, будь уверен. Также я беру расследование под свою ответственность. И через девяносто восемь лет, на праздник Сирриар, когда мы встретимся здесь, в Йефасе, я думаю, что смогу предоставить достаточно сведений, касающихся этого происшествия. — Хорошо, Сир’Ес Мариэльд, — склонил голову, соглашаясь, хозяин Молчаливого замка. — Мы не сомневаемся, что ты пренепременно разберешься с этим вопросом. Филипп, непохожий сам на себя, дрожал и перепуганно озирался по сторонам, глядел безумными глазами то на совет, то на приобретенного и тут же потерянного сына, то на Мариэльд, которая парировала встречным взглядом: ледяным и высокомерным. — Филипп, клятва на крови — священна, а потому мы не можем отказать. Ваше прошение, Сир’Ес Мариэльд, я считаю удовлетворенным, — сказал Летэ. — Уильям будет вписан в род Лилле Адан. Суд считаю закрытым. Слуги буквально вырвали Уильяма из рук Филиппа, подхватили окровавленное тело с укусами на шее и руках и понесли к выходу. Графиня первой поднялась из-за стола, всем покровительственно улыбнулась и мягкой походкой пошла вслед за сыном, тихо шелестя черным платьем по каменному полу пещеры. А Старейшины все еще сидели за столом и наблюдали за чинно удаляющейся Мариэльд. Наконец, оцепенение спало с них разом, и они зашумели, живо обсуждая суд. — Да уж, ради такого сюда стоило приехать, — заявил Теорат Черный. — Такого жаркого суда, кажется, лет триста пятьдесят не было, да? — Если вы считаете интересным дело графа Мелинайя, то оно намного скучнее этого, не в обиду графу! Я думаю, что это заседание сравнится лишь с судом Джазелоно Дарру. Помните, какой накал страстей был восемь столетий назад здесь, за этим столом? — улыбнулся Шауни де Бекк, вспоминая, как два Старейшины едва не перегрызли глотки друг другу. Ярл Барден, этот крупный мужчина с серебряным обручем на голове, венчающим его светло-рыжие волосы, проводил взглядом Мариэльд и слуг и обратился к Филиппу, который стоял, шатаясь, с больными глазами. Все его лицо и руки были перепачканы кровью Уильяма, который буквально минуту назад был его сыном. Старейшины поднялись со скамьи и, растянувшись вереницей и возбужденно переговариваясь между собой, направились к выходу. — Филипп, друг мой, — громогласно произнес Ярл Барден, на веку которого уже было более одиннадцати столетий. Он тепло и благожелательно похлопал огромной ручищей еле живого графа. — Я сочувствую твоему горю! Но живи дальше и забудь этот случай. — Прошлое нельзя забывать, Ярл! — тут же сказал Горрон и печально качнул головой. Затем он тоже встал около Филиппа и сложил руки на груди, горько посмотрев на своего товарища. — Эх, Филипп, Филипп… Можно, конечно, попытаться переговорить с Мариэльд. Пока не оформили бумаги, ее победа тоже писана, как она сама сказала, вилами по воде. Но что-то мне подсказывает, что Уильям для тебя безвозвратно утерян. Филипп поплелся к выходу. Он шел, шатаясь и качаясь, словно пьяный, и бездумно смотрел куда-то вперед. Лишь время от времени его блеклые и старые глаза смотрели на руки, перепачканные кровью, но затем он снова терялся пустым взглядом в пространстве. Леонардо и Йева услышали шаги в пещерах и одновременно подскочили. — Ох, мое время пришло! Оно пришло! — воскликнул радостно Лео, одетый в свой лучший кафтан. — Смотри, сестра, я выйду оттуда уже Старейшиной! Вампиры-слуги одного из Старейшин с любопытством поглядывали на Леонардо, кичливого и хвастливого. Симпатичный молодой мужчина в серых шароварах, надетых поверх черных чулок, в белоснежной тунике с кирасой поверх, с интересом посмотрел на Йеву, залюбовался ее отливающими огнем волосами и ласково улыбнулся ей. Но Йева смутилась, отвела глаза и сжала губы. Она нервно ухватилась пальцами за складки своего дорожного шерстяного платья, которое не захотела менять на более нарядное. Шаги стали ближе, и Йева всхлипнула, еле сдерживая рыдания. На ступенях лестницы показались слуги. Они несли тело Уильяма, за которым тянулся кровавый след. Рядом шла хрупкая женщина с серебряными волосами, схваченными в хвост. Рука ее лежала на груди Уильяма. Женщина подозвала своих слуг, облаченных в одежды серого цвета, и те поспешно подхватили на руки раненого. — Что? Почему его уносят? — закричал Леонардо. Но никто даже не повернул головы к крикливому вампиру. Графиня чинно удалилась, глаза ее смотрели лишь на сына, который еще не знал исхода суда. И где-то в глубине своего сознания, возможно, считал, что никогда уже не откроет более глаз, как и говорил ему ранее Управитель Молчаливого Замка. Из проема стали выходить и другие Старейшины, которые живо переговаривались между собой. Кто-то говорил тихо, кто-то громко, но все они как один были удивлены судом и его результатом. Йева искала глазами отца. Филипп вышел в числе последних, и дочь не сразу узнала того, кто вырастил ее. Бледный, одряхлевший на десяток лет, он плелся и отрешенно смотрел под ноги. Весь его костюм был в крови, а руки тряслись. — Отец! — встревоженно позвала Йева, но Филипп ее не услышал. Он прошел мимо, едва волоча ноги, до своей комнаты на втором этаже. Немой и глухой, не замечающий ни Старейшин, ни своих детей. Йева поняла, что случилось что-то ужасное… Тогда она кинулась к Горрону, который поднялся по каменным ступеням в сопровождении Ярла Бардена. — Господин! — едва ли не воскликнула Йева, хватаясь за лицо. — Что произошло? Горрон посмотрел на встревоженную девушку, на притихшего на скамье Леонардо, покачал головой, помолчал пару мгновений и развел руками. — Твой отец решил усыновить Уильяма. Однако Старейшина Мариэльд де Лилле Адан использовала клятву совета и сделала его своим сыном. Он уедет в Ноэль и станет виконтом Лилле Аданом. А нет, у них там другая система наследования титулов. Графом Лилле Аданом, если кратко, — мрачно произнес Горрон де Донталь. У Леонардо после этих словно земля ушла из-под ног. Он задрожал, завращал единственным глазом, но не нашел в себе силы даже закричать от ужаса, ибо тело его охватило оцепенение. Его родная сестра же, наоборот, непонимающе взглянула на бывшего советника Крелиоса и спросила с надеждой в голосе: — Так он останется жив? Усмехнувшись, Горрон кивнул и прошел мимо близнецов к выходу. За ним последовал Ярл Барден Тихий, и наконец в коридоре почти никого не осталось — все разошлись по комнатам. Йева, подняв юбку, словно птица взлетела по ступенькам и побежала вслед за отцом, потому что понимала, что тому нужна поддержка. Леонардо остался одиноко сидеть на скамье, брошенный и покинутый. Он вперился в пол, и на его лице мелькала гамма эмоций и чувств, от просто отвратительных к самым отвратительным. Страх, ненависть и злоба. Он искренне полагал, что отец сделает все возможное и выполнит свое обещание, сделает сына Старейшиной. Но он, получается, хотел усыновить рыбака? Это же значит, что он отвернулся от названного сына, обрек того на смерть от старости или ран! Где-то сбоку раздался вкрадчивый шепот. — Что такое, Леонардо? Ты не получил предназначенный тебе дар? — спросил Райгар, последним покинувший зал суда. Одетый в простое черное котарди Райгар тихонько подошел к Леонардо, которого трясло, и присел на скамью рядом с ним. Хозяин Офурта погладил языком изнутри клыки, сложил на коленях руки, украшенные перстнями, и улыбнулся сыну графа Тастемара толстыми губами. — Вам какое дело? — вскрикнул Леонардо. — Ну, знаешь… Я считаю, что все-таки ты был достойным претендентом на роль Старейшины и наследника Филиппа. — Я и так наследник своего отца! — прорычал Леонардо. Его всего трясло от гнева, обиды и преданных надежд. Пламя факела, который висел на стене рядом, потускнело, колыхнулось в последний раз и погасло. Та половина скамьи, на которой был Леонардо, вдруг погрузилась в полумрак, от чего сын графа непроизвольно вздрогнул. — Как символично… — прошептал Райгар с легкой полуулыбкой, поглядывая на погаснувший факел. — Твой век короток, какой же ты наследник? Еще и изуродован так, что без слез не взглянешь. — Зачем вы мне такое говорите, — озлобленно прошипел сын Филиппа и хотел уже было встать, чтобы уйти, но Райгар его остановил, ласково взглянув и положа руку тому на плечо. — Просто выражаю сочувствие, ведь я прекрасно понимаю, что происходит в твоей душе! Я сам был в подобной ситуации, хотя и вышел из нее более чем достойно. — Вы предали Саббаса, — огрызнулся Лео. — Все было чуть иначе… Моя история очень схожа с твоей. — И чем же? — Саббас усыновил меня, как и тебя, когда мне было семь лет. Я всю жизнь служил ему, был верным и преданным сыном, который по заверениям отца, должен был перенять его дар, когда мне исполнится восемьдесят-девяносто лет. Но знаешь, что произошло? — Райгар выждал паузу. — Саббасу неожиданно подкинули Мараули, мальчика из рыбацкой семьи. По изувеченному лицу Леонарда: без глаза, уха и с перекошенной челюстью, — пробежала дрожь. Он сглотнул слюну и едва не разрыдался, вспомнив слова Горрона о том, что Уильяма ждет светлое будущее в Ноэле. Лео, словно желая оградиться от жестокости этого мира, коснулся трясущимися руками лица, ощупал свои уродства, и от этого ему сделалось еще дурнее. — Да-да, то же чувствовал и я, — сказал Райгар, с удовольствием наблюдая за муками Лео. — Обманутый своим же отцом, который променял меня на безымянного мальчика без каких-либо выразительных талантов и способностей. — Перестаньте вставлять мне ножи в и без того кровоточащие раны! Мне ваше лживое сочувствие не нужно! — Хорошо, как скажешь. Но если ты надеешься, что Филипп передаст тебе свой дар, то ты ошибаешься. Он сейчас на грани из-за того, что его лишили любимого сына, но ты в его глазах уже никто, просто отголосок. Я видел это из воспоминаний Уильяма. Леонардо озлобленно взглянул на Райгара, ощерился, оголил клыки, но тот лишь с мягкой улыбкой посмотрел на него, поднялся со скамьи и отряхнул подол котарди. — Мы порой так обманываем себя, Леонардо. Я надеюсь, что ты сможешь выбраться из этой череды перипетий, как в свое время это сделал я. Если что, то я живу на третьем этаже, левый коридор, последняя дверь.