Я зажмурилась. – Отсо! – звенел мой голос, вибрируя. Бах! И после выстрела оглушительная тишина. Я все еще ощущала его кровь на своей коже. Горячую, липкую кровь с запахом пороха и привкусом железа. Я видела, как он снес себе голову, и находилась всего в полуметре от него в этот момент. – Боже… Открыв глаза, я снова осмотрела себя. Ничего. Только трясущиеся пальцы и ходящие ходуном плечи. И пот. Море пота – столько, что пижама сырая насквозь. Потянувшись, я взяла в руку телефон и провела пальцем по дисплею. «Среда, 3 июня» – светилось на экране. Мне показалось, что комната начала вращаться. Телефон, эти цифры, крики, осенний лес из сна, потная пижама – все смешалось в кашу из картинок и звуков. Так. Стоп! Я заставила себя медленно вдохнуть и выдохнуть. Повернулась к окну. Строители на участке Пельцер раскладывали трубы рядом с бассейном. Очевидно, собирались проводить коммуникации. Котлован был на месте, а вот от вчерашних поддонов с декоративным камнем – ни следа. Я медленно повернулась в другую сторону. На тумбочке стояла ваза, и она была целой. Но ведь я ее вчера разбила?.. – Доброе утро. – В комнату вошла мама. Вместе с ней в помещение ворвался Дрисс и запах блинчиков с кухни. – Ну, как ты? Удалось хоть немного поспать? – спросила она участливо. Я не могла оторвать взгляда от зажатых в ее руке желтых тюльпанов. – Не знаю, – трескучим голосом проговорила я. – Заметно, – покачала головой мама. – Лицо, все опухшее от слез. Дрисс ткнулся мордой мне в руку, требуя ласки. Он был очень рад меня видеть. – Ты вспотела, Анна. – Поставив в вазу желтые тюльпаны, мать присела на край кровати. Тыльной стороной ладони коснулась моей щеки. – Посмотри-ка, ты вся мокрая! Тебе снились кошмары? Я кивнула. – Ничего удивительного, – вздохнула она. Пес продолжал тыкаться носом в мою ладонь, но я была словно заморожена, не могла заставить себя пошевелиться. – И синяк налился, стал фиолетовым. – Мама потянулась к моему лицу. – Как ты умудрилась так, скажи? – Ай! – воскликнула я. От прикосновения к нему боль прострелила аж до самого затылка. – Прости. – Она с виноватым видом отдернула руку. – Я приготовила тебе блинчики. Хочешь? – Нет. – Тебе нужно хоть что-то поесть, дорогая. Ты ничего не ела с той минуты, как нам сообщили про Мику. Так нельзя! – Мика… – Его имя застыло на языке. – Я говорила сегодня с Отсо… – Мама опустила взгляд на руки, будто собираясь с духом. – Выглядит он ужасно подавленным. Что неудивительно. – Когда она подняла взгляд, ее лицо было полно сострадания. – Он сказал, что церемония прощания состоится в два часа, у тебя еще есть время привести себя в порядок. – Прощания?.. Она положила руку на мое плечо и сжала: – Ты точно уверена, что хочешь присутствовать на погребении? До кладбища, конечно, недалеко, но ты не обязана проделывать весь этот путь в связи с твоим… состоянием. Все поймут тебя, Анна. – Ты говорила сегодня с Отсо?! – перебила ее я, словно отойдя ото сна. – Ну да, – кивнула мама. – Но как же… – я схватилась за голову. – Он же застрелился! Я сама видела! – Кто застрелился? – вытаращилась на меня она. – Отсо? Когда? – Вчера! Из своего охотничьего ружья! Мама кивнула, будто поняла. – Я говорила с ним сегодня Анна. С Отсо все хорошо. – Но я… – У меня пересохло в горле. Что вообще здесь творится? – Похоже, тебе приснился кошмар… – осторожно произнесла она. – Думаю, нужно позвонить доктору, пусть оценит твое состояние. Заодно, может, посоветует хорошее успокоительное средство. Мне не нравится, что ты просыпаешься вся в поту и с трудом отличаешь сон от реальности. Она ничего не понимает. Ничего. – Какое сегодня число, мам? – тихо спросила я. – Третье июня. – А день недели? Мама задумалась. – Среда. – Среда? Не четверг? – Да. Анна, что с тобой? Может, все из-за этого синяка? Я прикоснулась пальцами к ушибу и задумалась. Откуда он? Где я могла так удариться? Что случилось? Почему я ничего не помнила? – Мама, мне нужно в дом Ярвиненов, – решительно сказала я и указала на коляску. Но она не спешила мне помогать. – Зачем? – уточнила мама, сузив глаза. – Мне нужно увидеть Отсо! Я просто не верю, что он жив, понимаешь? Я своими глазами вчера видела, как он выстрелил себе в лицо. Из собственного ружья! Я… «Стояла рядом в этот момент, и все мое лицо, и вся моя одежда были в крови», – но ничего из этого я не произнесла вслух, потому что была поражена реакцией мамы. Она явно все больше и больше уверялась в том, что я схожу с ума. – А если он жив, как ты говоришь, – добавила я, – мне нужно предупредить его. – О чем? Лицо мамы выражало только одно – недоверие. – Нужно, чтобы ружье держали подальше от него! Чтобы не оставляли его одного! Чтобы кто-то был рядом! – Анна… Рискуя упасть на пол, я потянулась за инвалидным креслом: – Я все равно не верю, что он может быть жив! Я видела, как его мозги разлетелись по комнате! Видела, как он погиб! – Анна! – В последний момент она успела ухватить меня за талию и не дать рухнуть на пол. Дрисс, чувствуя тревожность момента, сел и заскулил. – Анна! – прикрикнула мама, возвращая меня на место и тряся за плечи. – Да что с тобой?! Приди уже в себя!