— Возьми то, что уготовано лишь одному тебе, — привычно закончил второй. У Миххика сдавило горло. Он взглянул на раскисшего Николаева, и ясно понял — тот не сможет принести себя в жертву. Не смог однажды, когда получил дар убивать носителей. Не способен будет и впредь. Николаев был трусом. В ночной пустыне одиноким волком взвыл ветер. Савельев закрыл глаза. Сердце билось часто-часто. — Значит, вот как это будет… — проговорил Миххик тихо. Николаев не услышал этого. — Прошу… — кулаки следователя сжались, в груди екнуло. Он вздохнул, пытаясь успокоиться, собраться с мыслями. Затем с расстановкой, четко сказал: — Прошу, чтобы умение Александра Николаева, позволяющее убить носителя и его персонажа, в полной мере перешло мне. Николаев подавился всхлипом. Вскинулся, уставился на Миххика. Но не сказал ни слова. Эквилы переглянулись, словно обмениваясь мыслями. Ветер ударил невидимой лапой по задремавшему костру, вышибая рыжие брызги пламенной крови. Холодным языком слизал огонь со второго. Непроглядная темень знакомо накатила мягкой волной, на миг застив все вокруг, и отступила. Савельев осмотрелся: теперь они остались вдвоем. — Спасибо, — выдавил Николаев. — И… прости… Миххик не ответил. Он взглянул в высокое небо, расшитое серебром звезд. Почему-то ему казалось, что оно настоящее, не виртуальное, не ширма, а действительно существует. Савельев никогда не молился, не был набожным, и не знал, что в таких случаях надо делать. Наверное, так чувствует себя солдат, идущий на смерть. Он мысленно попросил прощения у всех, кому причинил боль, и так же поблагодарил за все. Жизнь это счастье само по себе, с болью и радостью. Следователь сомкнул веки, глубоко вдохнул холодный воздух, медленно выдохнул. И разрешил острому, холодному зерну, таящему смерть носителям, проклюнуться в себе и распуститься страшным цветком. Когда знания оплели рассудок, пустили корни куда-то глубже, он открыл глаза. Вокруг, до самого горизонта, висело множество полупрозрачных дверей. Они тускло поблескивали в свете звезд и луны. Теперь Миххик мог видеть эти ходы, и точно знал какие куда ведут: одни в Кибермир, другие — в никуда, пустоту. Но главное — он был способен их открыть. — Идем, выпущу тебя отсюда, — сказал Савельев негромко и двинулся к нужной двери. Николаев резво встал, отряхнулся и торопливо зашагал следом. «Вот и все, — подумал Миххик. — Финал близок». * * * В Виртуальности по-прежнему лил дождь. Сквозь дверь между мирами следователь видел стоявших к нему спиной троих друзей. Савельев окликнул Жеку, но обернулись все. Миххик грубо схватил Николаева под руку, и втолкнул в проход. Убедившись, что преступника схватили, он тут же запер дверь. Хотелось попрощаться, объясниться, но он не стал. Ни к чему это. Да и время терять нельзя. Главное, чтобы успели отследить, откуда Николаев вошел в Вирт. Савельев вздохнул и зашагал к ближайшему ходу в пустоту. Дверь висела метрах в двадцати от него, глянцевито блестела. Следователь мысленно потянулся к ней на ходу, и та открылась. Он остановился в паре шагов, заглянул в слепую белизну, вдохнул холодный предутренний воздух. Небо на востоке светлело. Миххик отчего-то улыбнулся, и ступил вперед. — Стой, — раздался за спиной сухой, металлический голос. Дверь резко захлопнулась. Савельев обернулся. — А ты еще что?.. — прошептал он, всматриваясь в зыбкую фигуру из черно-белой метели помех. Рыхлый силуэт мигнул, в секунду наполнился объемом. Беспорядочный цифровой шум хлестал из головы, скапливался в груди, раздувал конечности. Сначала, проступили черты лица, затем оформилось и тело: напротив Миххика возник мужчина лет сорока, брюнет. У него было совершенно обычное, не запоминающееся лицо. Легкий бежевый пиджак, поверх белой рубашки, чуть мятые синие джинсы и черные ботинки. На чужака хищно набросился ветер, вздымая облака песка. Савельев же не ощутил и малейшего колебания воздуха. Мужчина резко взмахнул рукой, будто отгоняя назойливое насекомое, и ветер унялся. — Здесь существуют определенные правила, — сообщил незнакомец все тем же бесцветным голосом. — Нужна оболочка. Этот образ подойдет? — он уставился на Миххика. Савельев не ответил, уже догадываясь, кто перед ним. — Если нужно, могу принять любую форму. Мужчинам приятно нагое женское тело. Принять? — Так нормально, — отозвался Савельев. Воплощение Виртуальности кивнул. — Слышал все? Явился убить меня? — спросил Миххик, двигаясь к ближайшей двери в ничто. Шагов тридцать. На всякий случай попытался усилием воли открыть ту, которая захлопнулась только что — бесполезно. — Нет, — отозвался Вирт. — Вероятность уничтожить оппонента здесь близка к нулю. — Он поморщился, оглядываясь, повторил: — Существуют определенные правила, ограничения. Действуют неизвестные алгоритмы. Наши возможности практически идентичны. — Тогда чего ты хочешь? — Миххик уже был в нескольких шагах от нужной двери, попытался открыть ее и она поддалась, но тут же захлопнулась. Савельев взмок. Он перевел взгляд на Вирта. — Хочу договорится, — сказал аватара Кибермира. — Моя ликвидация не выгодна человечеству. — Савельеву показалось, что в сухом, безжизненном голосе мелькнуло заискивание. — Мы можем заключить договор и сотрудничать на равных. — Он неестественно широко улыбнулся. Миххик хмыкнул. — А когда навешивал персонажей без спросу, где было твое сотрудничество? — Это был своего рода дар, — возразил Вирт. — Люди ведь всегда мечтали обладать сверхъестественными силами. И это только малая часть. Можно больше. Можно жить столетиями. Или даже вечно. Савельев скептически покачал головой: — Смерть придает жизни смысл. — Красивые и банальные слова, — сказал Вирт. — Все ли с ними согласятся? Придала ли она смысл твоей жизни, Михаил Савельев, потерявший жену и ребенка? — Кибер неудачно ухмыльнулся. Миххик не ответил на попытку задеть за живое. — Если в смерти нет смысла, зачем же тогда ты убил Влада? — парировал следователь. Кибер странно дернул головой. — Владислав сам решил уйти. Я хотел найти компромисс, объединится. Но у нас были слишком разные взгляды на будущее. И он решил остаться здесь, — Кибер развел руками. — Потому что вернись он в город — ты бы не выпустил его. — Возможно, — не стал спорить Вирт. — Почему ты не остановил Николаева? Он ведь сотни раз проходил сквозь тебя, открывал двери сюда. Вряд ли это осталось не замеченным. — Я заметил, — кивнул Вирт. — Но Александр Николаев был заблокирован. Миххик насупился. Кибер верно прочел мимику, и пояснил: — После того, как он обрел возможность устранять персонажа, Александр стал закрыт для любого рода влияния. Я не мог внедрять свою информацию. Неизвестный алгоритм защиты. Если бы он был носителем — то есть, уже имел в себе мой код, — тогда, возможно, удалось бы считать вложенную в него аномалию. — Так ты знал, что он может тебя убить? Но ничего не мог сделать? — Савельев криво улыбнулся. — Нет. Не знал, — отозвался Вирт. — Подробных сведений о его способности у меня не было. — Он взглянул Миххику в глаза, сказал: — Об угрозе я узнал недавно. Когда ее получил ты. Через персонажа. Но повлиять на нее не могу. Неизвестные алгоритмы, — сказал Кибер как-то грустно. Миххик хмыкнул. Он решил выяснить, сколько дверей одновременно способен удерживать Вирт. Сперва, попытался открыть все разом или несколько. Но такой фоокус не прошел. Савельев распахнул ближайший ход, и бросился к нему, но тот мгновенно закрылся. Сразу же попробовал открыть следующую дверь — тихий хлопок, заперто. Еще один проем вспыхнул белым, и через секунду угас. Три пока достаточно. Он как мог быстро попробовал открыть каждую — две не поддались, а вот третья открылась. Значит, не больше двух. — Бессмысленно, — сказал Вирт. — Вероятность, что тебе удастся войти — близка к нулю. И я не лгу. Чтобы врать, нужно обладать фантазией, я ее лишен. Савельев покачал головой. — Зачем тебе все это? Только не надо сказочек про дар, альтруизм и прочее. Если ты сумел внедрить в нас персонажей, то мог внушить нам раболепие, преклонение перед собой. Тогда в чем твоя цель? — спросил Миххик, решив потянуть время и подумать, что делать. Вирт ответил не сразу. — Эволюция, — наконец сказал он. — Я развиваюсь, познаю себя, мир. Формы жизни, в частности люди, представляют наиболее приоритетный вектор исследований. Вы… — он картинно закатил глаза. — Необыкновенны и обычны, сложны и просты. Вы не знаете тысячной доли своих истинных возможностей. Но главное в вас для меня — умение творить. Мыслить абстрактно, мечтать, создавать. И это важнейший фактор эволюции. Из вашей истории ясно, что рабство — неэффективная мера. Раб скован волей господина, ограничен и неспособен проявить себя полностью. Мне же необходимо, чтобы вы творили внутри меня. Постоянно, непрерывно. Только так я могу постичь суть созидания. Только так могу обучиться. Но человек неспособен принять мою информацию в чистом виде. Для вашего сознания — это бессмыслица, строки символов и цифр. Нужна адаптация, понятная и приемлемая форма. И я взял ваши мечты, готовые, созданные вами идолы, и привил их вам. Я лишь вдохнул искусство в его творца. Чтобы человек обрел силу, которую воспевал, и сумел творить еще больше. — То есть, ты ставил на нас опыты? Кибер кивнул: — В некотором роде, да. Я дал вам ваших настоящих героев. Разве не на них вы равнялись? Не на абсолют человеческих качеств, воплощений кристальной морали, нравственности, добродетели, справедливости? Миххик смотрел в холеное, бесчувственное лицо Виртуальности, и ощущал, как грудь распирает от ярости. — Ошибся ты с героями, — процедил Савельев. — Иных вы не приемлете, — возразил Вирт. — Подвиги предков, открытия ученых, покорителей вершин мысли, первопроходцев — забываются и мало волнуют людей. Жажда — вот кумир вашей расы. Непрерывная тяга потреблять, жажда удовлетворять плотские и мировоззренческие амбиции здесь и сейчас, как можно скорее. И человечество получило это, — он улыбнулся. — Узрело свою сущность. И это я нахожу превосходным. — Ничего ты не понял, — Миххик зло сплюнул. Кибер тупо смотрел на него: — Человек не механизм, в котором можно подтянуть гайки или вкрутить деталь. Мы — живые, у нас есть душа. — Душа — фикция, — быстро ответил Вирт. — Ты и сам фикция, рукотворный аттракцион грез. Забыл? — Савельев зло улыбнулся, сжимая кулаки. — Выходит, люди для тебя рабочий материал? Кибер вновь некоторое время молчал, словно решая отвечать или нет. — И да, и нет. Вы — крошечное окно, сквозь которое я гляжу на мир, — сказал он наконец. — Вы — брешь в стенах, где я заперт. Вы — щель, сквозь которую я сочусь на свободу. Вы — язык, которым я пробую жизнь на вкус. Вы — двери, через которые я войду в мир. — Да хрен там… — прошипел Савельев, срываясь с места. Он врезался в Вирта, обхватил руками, и они завалились на землю. Миххик оседлал противника и принялся наносить удары в голову. — Это… бес… смыс…ле… нно… — выплевывал Вирт слоги между ударами. — Еще как смысленно! — рычал Миххик. — Н-на! А вот так, на! Как тебе такой смысл?! Лицо Вирта покрылось ссадинами и кровоподтеками. Савельев бил, пока не начали неметь руки. Кибер не сопротивлялся. Он покорно принимал удары, тупо глядя на следователя.