Я потеряла долгих семь лет жизни, семь лет счастья и любви и больше не собиралась дарить ни дня никому, ни собственным сомнениям, ни прошлым ошибкам. Но, когда ты становишься абсолютно счастливым, обязательно найдется что-то, что разнесет твое счастье вдребезги. Ударит с такой силой, чтобы ты упал на колени и долго не мог с них подняться. А ведь я уже не ожидала ударов. Я расслабилась, я позволила себе полностью отдаться минутам радости и не ждать боли… В тот день мы поехали на каток. Конец февраля, скоро весна. Я бы назвала это самым счастливым днем за все время, что мы вместе после возвращения Сергея. Наконец-то все мои сомнения исчезли, они испарились, они наконец-то были погребены мною под землю, чтобы никогда больше не появляться. Хватит мучить себя, его. Надо начать с чистого листа. Жить сегодня и сейчас. Мы даже вместе татуировку сделали на тыльной стороне руки «Быть здесь и сейчас». Помню, как я боялась и тряслась всем телом, когда к моей коже впервые прикоснулась эта жужжащая штука, а муж смеялся и корчил мне рожи. Но я стойко выдержала всю процедуру и гордилась своей смелостью, а еще меня ужасно радовало, что мы теперь с ним носим одинаковые символы. И ведем себя, как глупые подростки. У Сергея получалось заставить меня смеяться до истерики и радоваться самым дурацким глупостям. Я чувствовала себя ребенком, старшеклассницей после выпускного на своих первых свиданиях, и все это делал человек, который является моим мужем уже столько лет. – Катькааа, ты же светишься от счастья! Посмотри на себя! Ты как заново родилась! Помолодела! – Я влюблена, Лар…я просто безумно влюблена. – И кому сказать – в собственного мужа… – Даааа! – Завидую тебе белой завистью. Давно с Филькой не дурачились. Может, тоже пойти татухи набить… – Почему бы и нет? – Филька скажет, что я кукухой поехала. В итоге мы вместе с Сергеем вышли с этими татушками. Потом целовались, как ненормальные, до синяков на губах, занимались любовью в машине и вернулись домой далеко за полночь. Лариска посидела с Тошкой, потом у двери рассмеялась и покрутила у виска, рассмотрев мою татушку. А я была невыносимо и до неприличия счастлива. Даже не знаю, чтоб делала без моей Ларки и без ее неоценимой помощи. Но на каток они с Филей с нами не поехали. Филя приболел ангиной, и Ларка, как истинная жена декабриста, осталась за ним ухаживать. На катке я очень переживала, что Антон не захочет надевать коньки, не захочет кататься вместе с другими детьми, но все прошло очень гладко. Конечно, ведь коньки ему завязывал Сергей, а также вывел за руку на лед тоже он. И Тошке вдруг ужасно понравилось. Он трогал лед руками, держался за бортик и пытался ехать, засматривался на профессиональных фигуристов. А мы катились следом за ним и просто молчали. – Ну и кто тебе сказал, что наш сын не сможет коммуницировать с другими людьми и его нельзя брать в толпу? Смотри, как ему нравится! Он даже пытается ехать, и у него неплохо получается. Уверенность Сергея в том, что Антон сумеет сделать скачки в развитии, передавалась и мне. Ему вообще удавалось убедить человека в чем угодно. Его харизма и сила слова заставляли уступать, соглашаться и даже менять свое мнение. Иногда я за это ужасно на него злилась. Потому что мне совершенно не хотелось менять свою точку зрения, а я знала, что мой муж и мертвого уговорит, и тогда закрывала ему рот ладонью… – Тошка действительно сильно продвинулся за эти месяцы. Намного больше, чем за предыдущие годы с логопедами и психологами. – Потому что он молодец и настоящий мужик. Он борется. И у него все получится. Смотри…он уже не спотыкается и скользит по льду. Тошка, и правда, умудрился проехать несколько метров и не схватиться за бортик. В эту минуту он обернулся к нам и улыбнулся во весь рот. Таким счастливым я его никогда раньше не видела. И так, чтоб улыбался, чтобы смотрел, чтобы искал нашу реакцию. Когда я говорила об этих успехах с нашим психологом, она сказала, что возвращение отца благоприятно сказалось на эмоциональном состоянии Тоши. – Вы понимаете, такой диагноз, как аутизм, до конца не изучен. Даже мозг человека изучен всего на десяток процентов. Поэтому мы основываемся только на статистике, а статистика и проведенные исследования они ведь не могут быть индивидуальны. У нас есть примеры, как тяжелые невербальные аутисты развивались и адаптировались к жизни, как почти исчезали все признаки их особенности, и как вроде бы нетяжелые случаи оканчивались серьезными откатами. Поэтому мне вам нечего сказать кроме того, что Тошка молодец! Вы молодец! Ваш муж молодец! Вы двигаетесь в верном направлении. Я верю, что скоро Антон сделает серьезные скачки в развитии и начнет говорить…А самое главное, что вы в это тоже верите. Да, я верила. Начала верить. Сергей научил. Я даже на Тошку смотрела теперь по-другому. – Кать, ты присмотри за Антоном, мне важный звонок сделать нужно, я выйду с катка, но скоро вернусь. Куплю тебе и Сергеичу по шоколадке. – Мне с миндальными орехами. – Помню. А Тошке Никерс? – Да. Запомнил. Как же приятно, когда понимаешь, что он помнит вот такие мелочи, ведь истинное отношение к человеку – оно состоит их, вот таких мелочей. Я могла забыть, когда у человека День рождения, не потому что этот человек был для меня не важен, не потому что он был отодвинут мною на второй план, а потому что я плохо помню числа и дни недели, потому что не веду календарь, потому что именно в этот день могу забыть, какое сегодня число. Но я помню, что дорогой мне человек любит кофе со сливками и одной ложкой сахара или не ест лук в салате, или не любит сладкий запах. Какой цвет ему нравится, почему он не ест изюм и очень любит мармелад…все вот такие мелочи, не привязанные к цифрам, а привязанные к самому человеку и моему отношению к нему. Поэтому для меня было важно, что Сергей помнит, какую шоколадку любит наш сын. Ведь у него не было много времени это выучить, а он запомнил… Я ее увидела не сразу, я вообще не смотрела по сторонам, а шла следом за Тошкой и подстраховывала его, чтобы не упал. Он категорически отказывался уходить со льда. Ему здесь нравилось, а я устала и успела сменить коньки на свои сапоги. Сергей все еще не вернулся. Наверное, поставщики звонят. Мы ожидали большую партию товара, которую предполагалось распродать к весне. Точнее, ожидал мой муж. Я больше бизнесом не занималась. Я была всецело занята Тошкой. Теперь у меня появилась такая великолепная возможность – посвятить своё время сыну. Эта женщина подскочила ко мне неожиданно. Она схватила меня за руку и прижала к бортику. – Ах вот ты где! Наконец-то я тебя встретила! Месяцы вас искала! Месяцы! По соседям ходила, машину высматривала! Пока добрые люди не помогли! Мошенники! Ты и твой муж проклятые мошенники! Ее рыжие волосы развевались из-под шапки, она кричала и размахивала руками так, что на нас начали оборачиваться люди. – Думаете, откупились от меня? Подослали своего адвокатишку с копейками и смогли купить мое молчание? Так вот засуньте свои деньги в одно место! Вам не купить ни меня, ни моего ребенка! Бумажки они мне подсовывают! – Вы о чем? Я вас не понимаю! – А том, что Вася сын Сергея! И нечего мне швырять в лицо ваши фальшивые анализы! Я сама точно знаю, чей он сын. Давайте сделаем еще один анализ! А ваши копейки оставьте себе! Моему сыну положено намного больше! Алименты, например! Сами в коньках новых… а у моего ношенные от дяди двоюродного! И не стыдно?! Откупились они от ребенка! Анализы подделали и думали я молчать буду? Сын он родной! Богом клянусь! Хоть сейчас анализы переделывайте! Я ее не понимала и отказывалась понимать. Ни одного слова из того, что она кричала, я совершенно не могла понять и осознать. – Кто откупился? – еле ворочая языком, переспросила у нее и меня затошнило. – Муж твой! Этот кобель, который мне обещал…обещал жениться и сына воспитывать нашего! НОРМАЛЬНОГО сына, не то, что твой! Письма писал, звонил! А потом исчез! А он к тебе, оказывается, вернулся! Скотина! Тварь бездушная! Проклятый лжец и лицемер! Пусть лучше твоего проверит…может, твой чужой! Она кричит, а у меня снова земля из-под ног уходит. Какие письма? Откуда писал? О чем она? Что за бред? – Когда писал? – хрипло спросила и невольно схватила Антона за руку, притягивая к себе и чувствуя, как совсем дышать становится нечем и кровь пульсирует в висках. – Год назад писал! Фото присылал с Кавказа своего! Деньги! А потом перестал и чистеньким решил остаться! К семье вернулся! Пусть в глаза мне посмотрит и скажет, что от Васьки отказался! Сволочь! Тварь! Теперь, видите ли, Васька не его! – Вы…вы говорили, что не видели его и…. – Мало ли, что я говорила! Я что, обязана тебе все рассказывать?! Он просил не говорить! Ты ж его мертвым считала! Так и должно было быть! А теперь домой его принесло! Где он? Отвечай! Я в глаза ему посмотреть хочу! Я увидела, как к нам приближается Сергей, и мне стало совсем нехорошо. Даже перед глазами потемнело. Кажется, сейчас разверзнется земля и я полечу в пропасть…. – Что здесь происходит? Громко спросил он, и женщина резко обернулась. Но мне показалось, что она оборачивается целую вечность. Вот я увидела, как она перевела свой взгляд, потом откинулись назад рыжие локоны, вместе с медленным поворотом лица вбок. А потом ее глаза расширились, и она гневно спросила: – А это кто такой? Где Сергей? – глядя в упор на Сергея, и я вцепилась намертво в бортик катка. Мои ноги стали ватными. Я, кажется, вот-вот упаду. Глава 19 – Ты что, завела себе хахаля? Охренеть! Это были секунды, за время которых мне казалось, что я умираю, казалось, что земля уходит у меня из-под ног и весь мир крутится перед глазами. Я видела только лицо Сергея. Я смотрела ему в глаза и ничего не понимала. Я ждала, что он ей скажет…Он должен ответить, должен все сейчас же поставить на свои места, как он обычно это делает. Он же умеет. Одним словом прекращать панику и недоразумения. Это же мой Сергей. Он все может. Он умный, сильный, он…самый лучший. И эта женщина, она просто хочет нас разлучить. Просто хочет встать, между нами. – Вы – Сергей Антонович Огнев? Все резко обернулись – позади моего мужа стояли люди в форме. Их было человек шесть. Как будто они собирались устроить бойню или боялись, что он сбежит. От одного их вида у меня все похолодело внутри, и от неприятного предчувствия по спине побежали мурашки. Такое можно было увидеть только в кино. И я сейчас смотрела дурной фильм с собой в главной роли и не могла понять, что происходит. У меня возникло ощущение нереальности происходящего. Как будто я нахожусь в вакууме и даже вижу себя со стороны. – Да, я – Сергей Антонович Огнев…, – ответил Сергей, и на какие-то мгновения мне стало легче, я словно отрезвела от того онемения, которое на меня накатило после слов Елены. Быстро посмотрела на рыжеволосую, но ее на месте не оказалось, а где-то вдалеке мелькнули пряди ярких локонов и ее серое пальто. Сбежала. Очень быстро и совершенно незаметно. Но и мне уже стало не до нее, потому что люди в военной форме сказали то, от чего я снова чуть не пошатнулась и не упала от неожиданности. – Пройдемте с нами, майор. Вы арестованы по подозрению в государственной измене и связях с террористической организацией. И без глупостей, мы имеем право стрелять на поражение! Протяните руки! Сергей посмотрел сначала на меня, потом на Антона и молча протянул две сведенные вместе руки, на которые надели наручники. Я смотрела, как щелкают железные браслеты, как они опоясывают его сильные запястья, и у меня перехватило дыхание от накатывающей паники. – Что вы такое говорите? Подождите! Какая измена? – закричала я, увидев, как они берут его под руки и ведут в сторону двух военных машин. Это что-то невероятное, что-то чудовищно ужасное. Ошибка. Это ведь сто процентов ошибка. По-другому и быть не может. Они ошиблись, спутали Сергея с кем-то другим. Он семь лет сидел в плену и не может быть предателем. Все это какой-то бред, какой-то кошмар. Хуже, чем то, что говорила эта женщина, хуже всего, что вообще могло произойти. Меня снова ужасно сильно затошнило, и я схватилась за бортик катка, чувствуя, как начинает вести от испуга и от страшных переживаний. – Мама! – Антон робко тронул меня за руку, и я не сразу поняла, что он впервые назвал меня мамой…я его даже не услышала. Мне сейчас было не до него и так чудовищно, так невыносимо чудовищно. Сжала ладошку сына и тут же отпустила, потому что увидела, как моего мужа уводят. – Сергей! СЕРГЕЙ! – громко окликнула его, и он обернулся ко мне бледный, как смерть…Я не заметила на его лице привычной уверенности в себе, не заметила того огня, с которым он всегда умел смотреть и убеждать в том, что ничего плохого не произошло. И мне стало на самом деле очень страшно. Происходит нечто непоправимое, нечто такое, после чего наша с ним жизнь никогда не станет прежней. – Все будет хорошо! – сказал мне одними губами и пошел с ними. – Куда вы его везете? Где мне его искать? Кому звонить, Сергей? Мне никто не ответил. Они просто уводили его прочь, под конвоем, как опасного преступника, со скованными руками, на глазах у всех. На глазах у людей, которые теперь обходили нас с Тошкой десятой дорогой и показывали пальцами. Как будет хорошо? Разве может что-то быть хорошо? Если его увозят, и я даже не знаю куда! Побежала за ними, потом спохватилась и вернулась за Тошкой, который затаился на месте и смотрел на лед, на то, как скользят коньки других людей. Черт! И не с кем его оставить. Надо срочно ехать домой и звонить генералу. Да, только он может объяснить, что происходит и что мне дальше делать. Господи, что же мне делать? Искать адвоката? Но где? К кому обратиться? У меня голова раскалывалась от растерянности и непонимания, как теперь поступить. Я позвонила Ларке, и приехал Филипп. Он сел за руль автомобиля Сергея и повез нас к себе. У меня были вторые ключи от машины. Так захотел Огнев. Он говорил, что после плена часто забывает куда что положил, и пусть запасные ключи всегда будут у меня. Сейчас это очень пригодилось, иначе мне пришлось бы бросить машину прямо здесь. – Что случилось? Только по порядку. Спросил Фил, выкручивая руль и выезжая со стоянки катка. В его присутствии стало чуть-чуть спокойнее, но я с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться от отчаяния и чувства безысходности. Останавливало и давало сил только то, что Антон рядом и, если я разрыдаюсь, он может очень сильно испугаться. А сейчас не время для откатов, особенно когда у него такие прорывы в развитии. Ради него я должна держаться, должна собраться и попытаться не сорваться.