А ведь наш сын всегда высоты боялся, то, что он залез на козырек, уже было чем-то из ряда вон. Даже не знаю, зачем он это сделал. Почему именно там спрятался. Да он и не прятался. Просто залез туда и смотрел, как мы его ищем. – Он высоты боится…, – тихо сказала мужу, но тот на меня внимание не обратил. – Прыгай, малой. Я ловлю. Папка свое сокровище не упустит. Так что давай. На раз-два-три. Раз! Два! И…трииии! Я зажмурилась, когда Антошка спрыгнул прямо в руки Сергея и крепко обнял его за шею. – Умница! Ты смелый герой! На полном серьезе заявил Сергей, а потом вполне серьезно спросил. – Зачем туда залез? Было страшно? Кивнул…О БОЖЕ! ОН КИВНУЛ! Это…это невероятно…это что-то совершенно сумасшедшее. Это же поддержание диалога, это полноценный ответ на вопрос. С ума сойти. – Домой… Сказал очень отчетливо и посмотрел Сергею прямо в глаза. А я то на Ларку смотрю, то на сына. И не могу. Мне хорошо и плохо одновременно. Хочется закричать, но голос отнялся. Это же первые слова моего сына. За долгие годы лечения, тренировок, ожидания и отчаяния. – Ну домой, значит домой. Да, Кать. Едем домой? Спросил у меня и улыбнулся так искренне, так душевно. Я не смогла ответить нет. Снова посмотрела на Ларку, и та ободряюще мне кивнула. – Да, едем домой. *** Едва я успела уложить Антошку спать и хотела незаметно проскользнуть в ванну, как мне преградили дорогу. – Домой – это значит ко мне…Или я неправильно тебя понял. Приблизился вплотную, а я хотела попятиться назад, но не смогла, так как наткнулась на стену и впилась пальцами в полотенце, а он притянул меня к себе за шиворот и склонился ко мне. – Значит ко мне! А если ко мне…то я слишком голоден, чтобы о чем-то тебя спрашивать…я хочу тебя трахать. До безумия, до сумасшествия хочу тебя отыметь! Выдохнул в лицо и, подняв на руки, понёс в ванну. Я не могла сопротивляться, чтобы не разбудить Тошку, но все же побила его кулаками по груди, но на меня даже внимание не обратили. Внес в узкие двери, поставил на пол и принялся лихорадочно сдирать с меня одежду. – Нет… – слабо возмутилась и сама себя прокляла за эту радостную неуверенность в голосе. – Поздно «нет»! Ты уже здесь, со мной, полуголая. Какое, на хрен, «нет»? Вздернул мои руки вверх к батарее, фиксируя ремнем и жадно целуя меня в губы. – О боже…ты что творишь? Дрожа всем телом, прошептала ему в губы. – Ты сейчас стала такой маленькой и беспомощной…раскрытой для меня…вывернутой наизнанку. Повел носом у моей шеи, шумно втягивая запах кожи и волос, потираясь вздыбленным членом о мое бедро, заставляя вздрогнуть от возбуждения. Поставил мою ногу на край ванной и, сдернув трусики, провел пальцами по мокрым складкам и выпирающему между губами уже налитому желанием клитору. Я вздрогнула от наслаждения и закатила глаза…Как же это невыносимо бесстыдно – возбудиться лишь от одного его прикосновения. – Мааленькая хочет кончить…? Легким шлепком по промежности, недостаточно сильным, чтобы не сорвал в оргазм, и глаза тут же раскрываются. Какие дикие сейчас его серо-зеленые омуты, бешеная бездна голода и похоти. Никогда он не был таким, никогда не смотрел вот так и не творил со мной такое. Его трясет от возбуждения, и эта дрожь передается и мне. Очень нежно растирает вкруговую двумя пальцами вокруг клитора, и снова легкий удар, едва я начинаю стонать, рывком проникает пальцами внутрь влагалища, скалясь от возбуждения, когда мой рот открывается в стоне. – На грани…на самом кончике лезвия… – вкрадчиво и сжимая пальцами твердую бусинку. – Держать тебя и знать, что ты в моей власти. Резко открыл душ на всю мощность, и направил колючие струи на мои соски, и тут же вгрызся в них зубами, кусая самые кончики, и я дрожу, так сладко дрожу от напряжения и предвкушения. Взял пятерней за лицо, продолжая сосать сосок сильнее, болезненно сильно. – Сладкая, когда вот так сходишь с ума. Ты даже не представляешь, какая ты сейчас красивая. Головкой душа ведет по животу, по бедрам, вниз к промежности и, сжав пальцами одной руки клитор, направил другой рукой тонкую струю на самую вершинку и дико посмотрел мне в глаза, сильно сжимая пульсирующую набухшую бусину. – Кончай и кричи. Громко кричи. Сейчас! Сильно перекатывая клитор между пальцами, не переставая водит по моему лону струями воды и жадно всматриваться в мое раскрасневшееся лицо с широко открытым ртом. – Кричи! Мне в горло! Кричи! Хочууу…хочу безумно, кончить хочу. Тебя хочу. В себе. Всеми способами, которыми ты любишь меня доводить вот до такого состояния абсолютного исступления. До состояния абсолютного растворения меня в себе. Тебе нравится чувствовать меня под своей кожей? Потому что ты давно уже в моей, и меня трясет от этого ощущения. Меня скручивает и одновременно меня разматывает словно тряпичную куклу в разные стороны. Он не касается....неееет…он взрывает меня. Жаждущую…пульсирующую. Готовую…дааа, готовую кончить. Потому что каждое такое касание – это ядерный взрыв. – Сергеееей! Срываясь на шипение. Глотая открытым ртом воздух. Убивает, продолжать убивать меня. Со стонами, с криками, когда впивается в сосок зубами. И струи воды словно раскаленная лава на коже заставляют содрогнуться снова. Заставляют глотать обжигающие слезы. Смотреть то на его стиснутые челюсти, то на сильное запястье на фоне стального душа. Как водит им, дразнит. Терзает им, ожесточённо терзает клитор…И безжалостно сталкивает с обрыва. Когда невозможно больше держаться. Невозможно терпеть удары струй по чувствительной словно обнаженные нервы коже…и эти умелые пальцы… И Приказ. Словно толчок двумя руками вниз. Полет в бездну. С громким криком, как он хотел. Взрываясь на сотни тысяч раскаленных капель оглушительного, сшибающего с ног оргазма. Я думала, дальше уже некуда…зная его, я посмела подумать о том, что он удовлетворится моим взрывом, расщеплением на молекулы неистового наслаждения. Наивная…уже через мгновения я начинаю корчиться в его намыленных ладонях, глядя широко открытыми глазами в его глаза. Чувствуя, что, если отведу взгляд, исчезну. Растворюсь окончательно в этом продолжающемся безумии. Божеееее…Боже. Божееееее… Неистово…Одно слово. Словно мантра. Обессиленная произнести что-то еще. Глотая слоги вместе с остатками слёз от мощнейшего оргазма. Заблудилась. Да. Заблудилась в этой паутине его прикосновений. Стискивающие пальцы, нагло врывающиеся в мое сокращающееся естество. – Сергееей. Его имя, прокусывая свои губы до крови. Вздрагивая даже когда его дыхание касается кожи…а он начинает вбивать свои пальцы сильнее. Больно? Боооольно. Но я снова и снова кусаю губы, потому что это его боль…и за ней последует освобождение наслаждением. Я знаю. Я жажду его. Стягивая руки, злясь за невозможность схватиться за его плечи, впиться в них ногтями…и в то же время изнывая от его власти над собой. Выдыхая рвано, тяжело, вскрикивая от укусов. От тембра его голоса. И затем громко, выгибаясь, подставляя грудь его губам. Это ненормально. Это неправильно вот так хотеть его…хотеть, чтобы делал со мной все что угодно…и прощать. даааа…хотеть, чтобы сожрал всю. Насытить его собой хочу и себя им. За все эти семь лет неистового голода. Хочу в нем всеми способами. И он во мне. Закатывая глаза от быстрых, от уничтожающих толчков. Дааа…он уничтожает меня. Он превращает меня в жалкую озабоченную им одним, его пальцами, его губами, зубами и членом самку. И я извиваюсь, я дергаюсь, корчусь этой самой самкой под его языком и длинными пальцами, пока меня не накрывает вторым оргазмом. Мощной инъекцией чистейшего кайфа прямо в кровь. В позвоночник. В каждый позвонок. В каждую вену, окрасившуюся ярким черным цветом наслаждения. Обессиленно шепча его имя, содрогаться от этого яда, снова и снова, растворяясь в его руках. Для него. Освободил мои руки и резко развернул к себе спиной, впечатывая мокрой грудью в кафель. Впилась зубами в кожу своего запястья, пропитавшуюся его собственным запахом, и закрыла глаза, отдаваясь полностью его молчаливым приказам. Движениям требовательных рук. Всхлипывая в его губы, когда повернул мою голову за подбородок вбок и накрыл рот своими губами, в ожесточенном безумии ломая ногти о стену, когда врывается в меня одним мощным толчком. А я, вбиваясь грудью в кафель, ноющими сосками, пока он вбивается в меня. Так яростно, так сильно и глубоко, что мне кажется, я задыхаюсь под этим напором. Как же я хотела этого, как же представляла тебя в себе и умирала от желания ощутить твою мощную плоть изнутри. Каждую вену. Каждый сильный толчок, от которого накрывает волнами удовольствия. Всё глубже и глубже. Спустя столько лет я узнала, что это такое, и превратилась в жадное животное. Интересно, он слышит, как у меня сердце рвется в истерическом припадке? Как сильно бьется о ребра только от его запаха, который вдохнула вместе с кислородом. Вместо кислорода и сорвалась в адское пламя его близости еще там, в машине. И снова выходит, разворачивает к себе, подхватывает под колени и насаживает на свой член, так, что я взвиваюсь вверх и, закатив глаза, хватаю ртом струи воды и раскаленный воздух. Жадно рассматриваю его пьяным взглядом, впитывая в себя каждую черту лица. Мне кажется, он изменился. Изменился за эту вечность, что я не видела его. Вечность длиной в несколько дней смерти. В которой до ужаса, до дикого ужаса соскучилась, нет, истосковалась по нему. Едва не рассыпаться на молекулы голодного счастья, когда коснулся лица горячими пальцами…и тут же задохнулась от бешеного удовольствия ощущать этот же голод в нем, когда рванул с силой к себе и впился в губы, не прекращая на адской скорости врезаться в мое тело. Застонала обессиленно и в то же время радостно. Дорвавшаяся до своей дозы его. Впиваясь пальцами в его волосы и чувствуя, как пробегают судороги удовольствия по всему телу от жара его прикосновений. Сплетать с ним язык, прогибаясь и уступая, и тут же снова срываться на стоны, прижимаясь все теснее. – Люблю тебя…маленькая ты сучка…как же дико я люблю тебя, ты знаешь? Его слова…Божеее…его признание. Такое яростное. Такое голодное. И едва не кончить только от этих слов. Только от осознания того, как рвет моего мужчину этот голод. Вскрикнула, прижимаясь грудью к его груди, когда дернул на себя за волосы. Даааа…да, любимый… вот так, только еще сильнее. Врывайся в меня. Бери меня. Бери жестко. Уступи свой контроль своему же голоду. Хочу его чувствовать внутри. Бесконечно и очень глубоко. И закричать, когда ворвался резким толчком снова. Всхлипнуть, царапая стену и стараясь не заорать, когда сильная ладонь сжала грудь и начала терзать сосок. Выгибаясь навстречу его толчкам, хватая открытым ртом раскаленный воздух. Воздух, обжигающий нёбо, стекающий в гортань жидкой лавой безумия по нему. А потом едва не закричать от триумфа, почувствовав, как содрогается, как выстреливает в меня своим наслаждением… И с протяжными стонами облегчения, адского облегчения, притягивая к себе и жадно накрывая рот своим ртом, поедая свой вкус и запах на моих губах, оторвался на мгновение, чтобы прошептать: – Таким голодным я не был уже давно… мне было вкусно. Мне было так вкусно, что все еще трясет всего…моя девочка, любимая девочка. Ты больше никогда от меня не уйдешь! Слышишь? Никогда! И мне…мне казалось, что я больше никогда не смогу от него уйти. Потому что так отчаянно и безумно я никогда в своей жизни не любила. Даже его. Глава 18 И наступила светлая полоса в моей жизни. Несколько недель полнейшего безоблачного счастья. Бизнес принес первые солидные доходы, и мы спланировали начать ремонт весной, а еще Сергей собрался строить дачу, и я уже представила себе, как мы выезжаем за город, как у меня цветут цветы, как у нас спеет черешня, и я собираю клубнику в июне, а в июле малину и смородину. Как Антошка купается в речке, а мы с Сергеем по утрам ловим рыбу. И больше ничего не нужно для радости. Мы все втроем. Мы просто вместе и от этого счастливы. На самом деле, когда по-настоящему любишь, нужно совсем немного, нужно совершенно ничтожно мало. Всего лишь, чтобы любимый был рядом. Не важно где, не важно как. Просто был рядом, держал за руку, улыбался. Не нужны миллионы, заграничные пляжи, дорогие подарки. Достаточно ромашек, запаха травы и дождя и присутствия родного человека.