Я бы с удовольствием проводил Мариночку прямо на лестничную клетку. Но вместо этого повел ее пить чай. Несколько лет к нам никто не заходил. Я вообще забыл, что у нас есть дверной звонок. И тут за неделю как будто распечатали тайный портал, и в него повалили посетители: Татьяна, соседка Елена Геннадьевна, теперь Маринка… Прямо дни открытых дверей в семействе Веревкиных! Ладно, отсижусь, отмолчусь, Маринка сама всё поймет. Но не тут-то было. Монпэр порхал и щебетал, цвел и распространял вокруг себя атмосферу дружеского чаепития. Хотя для меня оно было скорее безумным. – А чем вы увлекаетесь, Мариночка? Что с отцом? Он растягивает губы в улыбке и переходит в уменьшительно-ласкательный режим. Оказалось, Мариночка увлекается кино. (Кто бы сомневался!) А также спортом. А еще она очень любит историю с географией. И дома у нее две собаки – ризеншнауцер и шпиц. И аквариум с лягушками. С ума сойти! Никогда бы не подумал. Мне вообще одноклассники кажутся такими картонными фигурками: имя, фамилия, оценки – и всё. А у них, видите ли, собаки и лягушки, спорт и кино. – Угощайтесь шарлоткой, Владик сам пек. Я чуть не умер. Кто его за язык тянет! Посмотрел прямо Маринке в глаза – давай, смейся! А она ничего, ест и нахваливает. Мир сошел с ума. От отца, казалось, нет никакого спасения. И тут у него – о небеса! – зазвонил телефон. Как только он вышел, Маринка резко повернулась ко мне: – Флешку, быстро! Я метнулся в комнату, принес ей флешку. В ответ она сунула мне конверт. – Это что? – Придурок, это деньги. За работу. Нежно. – А… Спасибо… – Всё, мне пора. Она снова стала прежней Маринкой – резкой, жесткой. Уф, а я уж подумал, что она навсегда превратилась в такую, какой была только что. Реальный экшн, как сказал бы Вэл. Я не понимал, как мне себя с ней вести. Что надо делать, когда девчонка уходит? Кажется, надо подать пальто. Я схватил ее куртку с вешалки и застыл. Маринка развернулась ко мне спиной. Я не знал, как себя вести, и стал помогать ее рукам найти куртку. Со стороны эта сценка здорово напоминала корриду: я махал тряпкой (кстати, красной), бык (Маринка) старался попасть в рукав. Терпение быка быстро иссякло: – Веревкин! Стой на месте! Замри! Я послушно замер. Но рукава оказались намного выше, чем предполагала Маринка. – Это что? – возмутилась она. – Пытка дыбой? А-ха-ха, конечно. Очень смешно. Наконец ей кое-как удалось попасть в собственную куртку. – Ну, ты, знаешь… Ей не пришлось договорить эту наверняка очень обидную фразу. Из комнаты высунулся монпэр с телефоном. На секунду оторвавшись от трубки, он закричал: – Мариночка! – (О господи.) – Вы уже уходите? Приходите еще! Владик, проводи! Маринка тут же превратилась в Мариночку: – Спасибо! Приду! – (Здрасьте, приехали.) И прошипела: – Не вздумай меня провожать! Ну и хорошо. А то слишком много всего за один вечер. Пока мне засыпалось, я всё думал: актер это был или не актер? На самом деле я бы тоже хотел стать актером. Иногда мне кажется, что я как бы раздваиваюсь. И еще мне всегда не особо нравилось мое имя – Владик. Прямо карамелька. Думаю, мне бы больше пошло быть Костей. Хорошее имя. Оно мне роднее, чем этот Владик. Но тут уж ничего не поделаешь. И потом, мое имя наверняка нравилось маме… 12 Он пришел. Парень с ограниченными возможностями. Инвалид. Мой сосед по лестничной клетке. Сын пугливой Елены Геннадьевны. Приковылял. Психолог снова появился в нашем классе. Ему, похоже, тоже портал распечатали. – Познакомьтесь, – говорит, – это Петя. Мы смотрим на него, он на нас. Все молчим. Вэл с Шурком переглядываются через ряд. А что сказать? Понятно, что с ним никто особо дружить не станет. А новенький с какого-то перепугу вылупился прямо на меня. Сейчас еще рукой помашет, и тогда всё. Может, мы с ним и соседи, но в реале видимся точно в первый раз. Так что нечего на меня так смотреть. Кто стал демонстрировать толерантность, так это Семёнова. – Привет! – крикнула она. – Петя, вот твоя парта. Садись! – Ну, – говорит психолог, – вы пока познакомьтесь, а я пойду. И исчез, как не было. А мы все молчим. Даже Семёнова сдулась. Этому Пете первую парту еще вчера очистили от ботаников. Он сел и сидит. А мы как-то сразу про него забыли. На литературе я умудрился отличиться. Сам виноват, конечно. Наша Ярославна по-честному давала нам три недели, чтобы выучить отрывок из «Медного всадника». Но я из-за всех этих событий совершенно забыл о стихах. И разумеется, меня вызвали к доске первым. Я даже не пытался изобразить, что учил, сразу сдался на милость Ярославне. Милости не последовало. – Давай дневник, Веревкин. Я дотащился до своей парты, вытащил дневник из портфеля и принес литераторше. Даже не буду смотреть, что она там пишет. Главная мысль и так понятна. – Это что? Взятка? Веревкин, ты совсем уже? Переутомился? – Ярославна трясла у меня перед носом каким-то конвертом. – Это не мое. – Это, Веревкин, лежало в твоем дневнике! Как прикажешь тебя понимать? Тут меня осенило. Вот я отколол номер! Гонорар, который Маринка вчера принесла, я не глядя сунул в портфель. И, похоже, попал прямо в дневник. – Ой, извините. Это не вам. Это мое. За работу. – Ну, слава богу. Я уж испугалась. За работу, говоришь? Это кем же ты работаешь? Пирожки печешь? – Шарлотки! – встрял Шурок. Одноклассники заржали, как кони, а я весь обмер. – Ладно, – сказала Ярославна. – В конце концов, на моей памяти ты в первый раз не выучил стихотворение. Придешь в пятницу после уроков, пересдашь. – Спасибо, – пролепетал я, отступая и прижимая к груди дневник и конверт с деньгами. – Но на балл ниже! Учти! И деньги спрячь! После уроков постояли немного с Вэлом с Шурком. – Ну ты дал с деньгами! – присвистнул Шурок. – Ты зачем их в дневник-то засунул? – Случайно. – Больше так не делай, – велел Вэл. – А то начнут спрашивать, откуда деньги, что за работа… Не надо, чтобы в наши дела кто-то лез. Окей? – Окей. – Слушай, а чего новенький так на тебя уставился? – добавил он. – Знакомый, что ли? – Да нет. Сосед. В одном доме живем.