– Милый. Мы все тебя любим. У Нотти переходный возраст. Она не может не дерзить. Я над тобой ни капельки не смеюсь. А Сева… ну ты же знаешь, он такой, тугодумистый. Ляпнул и сам не сообразил, что сказал. – Нет такого слова – тугодумистый… – пробормотал Виктор, понемногу остывая. – Да ты пойми… не заладился как-то визит… – Что-то с бабушкой? – С ней всё в порядке. Но она говорит, что чует беду. А какую – не поймёт… Потом на меня напали. В моей собственной квартире! – Напали? – поразилась Тэль. – Да! И самое главное – кто… Маги! Виктор начал пересказывать историю о Красных Беретах. Тэль села рядом, слушала, хмурясь, качала головой. Потом осторожно спросила: – Но ты их… – Нет. Не съел, не сжёг, не растерзал. Потом решу, что делать. – Странно. Маги в Изнанке… – Тэль пожала плечами. – Я… подумаю. Поговорю. Поищу. – Жаль, что нас так мало, – сказал Виктор, сутулясь и глядя в стол. – Был бы у нас нормальный клан. Сотня Драконов, сотня Единорогов… – Всё будет когда-нибудь, – сказала Тэль. – Нас уже четверо. – Есть ещё где-нибудь такие, как ты? – спросил Виктор, помолчав. – Севка-то и впрямь растёт. Приведёт домой девчонку – и что? Даже если волшебницу. Станет ли она матерью Драконам? Как это всё работает? – Я не знаю, – сказала Тэль, помедлив. – Я почти ничего не помню до того момента, как изгнали Драконов. Мы же загадочный клан, сам знаешь. И вряд ли кто-то в нашем мире помнит. – Значит, надо спрашивать не в нашем мире, – пробормотал Виктор. – Ладно, Тэль. Пойду-ка я к Нотти. Скажу, что был резковат. Но потому, что испугался за неё! – Вот и правильно, – одобрила Тэль. – Сходи. А я сделаю тебе нормальный завтрак. Аппетит-то драконий, небось? – Я летел от самых Серых Пределов, – кивнул Виктор. И, чуть смутившись, добавил: – Над озёрами я сожрал стаю гусей. Ну, не целую стаю, трёх или четырёх. – Живыми? – ужаснулась Тэль. – Нет, огнём дохнул, они запеклись. И похватал, когда падали. Тэль пожала плечами и философски заметила: – Что поделать, такая у них судьба. Хотя лучше было бы ощипать и выпотрошить… Иди, поговори с дочкой. И зубы почисть! Виктор улыбнулся и вышел. Тэль, качая головой и улыбаясь чему-то своему, открыла буфет. Задумчиво посмотрела на горшок с овсяным толокном. – Тэль! – раздался крик. И через мгновение Виктор ссыпался вниз по лестнице, растерянный и испуганный. – Нотти в комнате нет! – крикнул он. – Её нет, и там… там… Тэль, не спрашивая ничего, бросилась наверх. * * * Нотти оторвала голову от подушки и присела на кровати. Она даже не испугалась – возмутилась. Никто не должен входить без спроса, она это знала с самого детства! Даже мама стучала, прежде чем войти, даже папа. Разве что несносный Всеволод мог ворваться к сестре без приглашения. Но в комнате не было ни папы, ни мамы, ни брата. У окна, спиной к ней стоял невысокий пузатый дядька… – Обжора! – возмущённо сказала Нотти. – Ты… да как ты… как ты мог войти! – В Замок бы не вошёл, ни-ни… – вздохнул Обжора, оборачиваясь. – Если хозяева уже там, то мне вход заповедан, ворота заперты, пути запечатаны, строго-настрого! А сюда… тяжело, конечно. Но могу! Сейчас Обжора выглядел поприличнее, чем на морском берегу. Он всё так же носил рабочий комбинезон, вот только почище и поновее. И волосы были причёсаны, и усы подстрижены, и даже ботинки на ногах начищены. То ли коренастый работяга, то ли высокорослый гном. Вот только он ни тем, ни другим не был. – Ты, порождение Хаоса… – воскликнула Нотти с презрением. – Я позову отца, и ты поплатишься! – Ну зови, зови, если хошь всю жизнь пробыть папиной Единорожкой… – фыркнул Обжора. – Мне что с того? Как вошёл, так и уйду. Тебе же хуже. – Почему это? – спросила Нотти с подозрением. – Почему? – удивился Обжора. – Не ты ли сейчас плакала, печалилась? Ах, почему ж я тут родилась! Он на удивление удачно передразнил голос Нотти, и та нахмурилась. – Объясняю! – быстро сказал Обжора. – Вопрос твой смысла, конечно, не имеет. Родилась бы в иной семье – была бы совсем другой. Так уж повелось, что клан ваш хоть и зовётся Драконьим, но девочки в нём рождаются Единорожками, а мальчики Драконами. Как правило… Тебе дана огромная сила, хоть ты по неразумению своему и мечтаешь об ином. Так что не печалиться тебе надо, а принять свой удел, повзрослеть. Как положено. Как случилось с твоей матерью, как случается с каждой Единорожкой. – Ещё раз скажешь «Единорожка» – закричу! – пригрозила Нотти. Обжора примиряюще поднял руки: – Хорошо, хорошо. Единорог. Теперь слушай меня, времени у нас мало. Сейчас твой отец поворчит, да и пойдёт к тебе мириться. Он же у тебя хороший, добрый. – Обжора насмешливо фыркнул. – Тебе решать, пришёл твой час или нет. – Что ещё за час? – спросила Нотти. Полезла в тумбочку, достала носовой платок, протёрла глаза, потом шумно, демонстративно высморкалась. Не собирается она разводить политес с тем, кто вообще человеком не является! Обжора, видимо, убедившись, что завладел её вниманием, не спешил. Прошёлся по комнате, с любопытством изучая вещи. Мебель – красивая, резная, из белого лакированного дерева, его не заинтересовала, висящие в открытом шкафу платья и прочие Ноттины тряпки тоже (хотя Нотти и покраснела слегка, обнаружив, что даже бельё доступно чужому взгляду). А вот патефон, привезённый папой с Изнанки и исправно работающий в Срединном Мире, его привлёк. – Ух ты… знатная машинка… – пробормотал Обжора. – Эн Эм пять сто два… Ух ты. – Хиз Мастер Войс сто два! – с презрением поправила его Нотти. – Голос его хозяина, модель сто вторая! Это английский язык, балбес! – How am I supposed to know English? – ответил Обжора. – Напридумывают языков, ну как дети, чесслово! Он взял из стопки пластинку, положил на диск. Тщательно осмотрел иглу, нахмурился, после чего заточил ногтем, роняя на пол мягкую железную стружку. – Запомни, одна сторона – одна иголка! – он погрозил Нотти пальцем. И запустил патефон. – Я летаю в разные края, Кто же знает, где мы завтра будем. Дождик привожу в пустыню я, Солнце раздаю хорошим людям[2]… – мягко запел Марк Бернес. Обжора ухмыльнулся и неуклюже протанцевал пару шагов взад-вперёд. – Говори, – сказала Нотти. – Я слушаю тебя. – Вот это лучше, – одобрил Обжора. – Значит так, девочка. Силу свою настоящую вы, Драконы и Единороги, обретаете не сразу от рождения. Такова ваша особенность. И случается это в тот момент, когда мироздание в опасности. Вот и сейчас, чую я, такой час пришёл. Да и ты это знаешь, иначе не кидалась бы из стороны в сторону, слушала бы свои пластинки, волшебством игралась, шоколад лопала… Нотти покраснела. Шоколад она действительно любила и считала это досадной слабостью. – Хочешь, я с тобой заговорю, Руку дам и станет путь короче. Почему, дружок, – да потому, Что я жизнь учу не по учебникам, Просто я работаю, просто я работаю Волшебником, волшебником… – продолжал мурлыкать певец. Обжора взмахнул рукой – и патефон зазвучал тише. – Хочешь доказать маме с папой, что ты чего-то стоишь? – спросил Обжора. – Хочешь мир спасти? Радуйся, пришёл этот час! Если не струсишь, конечно. Нотти встала, подошла к Обжоре, толкнула его ладонью в могучую грудь. – И что я должна сделать, а? – То мне не ведомо, – ответил Обжора с достоинством. – Это твой путь, единорожий… – он хихикнул. – Смешно, да, звучит? Единорожий путь! Я лишь страж придорожный. Может, твой отец не знает, а я и ему путь открыл. Может, твоя мать и не помнит, а я для неё двери отворял!