Вот только дотронуться до простой железной ручки оказалось сложно. Болезненные яркие картинки из прошлого, так некстати возникшие перед глазами, мешали совершить это простое действие. Ролло помнил все и никогда не хотел забывать. До этого дня. Он вновь видел тронный зал, заполненный увешанными украшениями шелки в своем зверином обличие. Это был праздник, посвященный Морскому богу. Вот его отец — второй по рождению и потому не король, а капитан «голландца» – ворвался в зал и бросил вызов своему брату. Маленький Ролло, спрятавшийся за колонной, наблюдал за битвой не на жизнь, а на смерть, и испуганно вздрогнул, когда вода вокруг сражавшихся окрасилась в ярко-алый цвет. Тонкие алые ленты кружили в воде, опутывая аристократов, и дотягиваясь до колонны, где притих ребенок. Все придворные молча склонились перед пролитой кровью, приняв результаты честного поединка, и разошлись готовиться к коронации. А Ролло подплыл к дяде. Испещренный рваными ранами тюлень лежал на морском дне с широко распахнутыми огромными глазами, в которых ничего не отражалось. Тот, кто рассказывал Ролло о кораблях, играл с ним, читал книги о далеких странствиях, был мертв. — Поднимайся, — прошептал мысленно мальчик и потеребил шелковистую лапу. — Пожалуйста. Но над его головой зависла огромная тень — отец. «Что ты здесь делаешь?» — раздался голос в голове. Но мальчик от ужаса ничего не мог сказать. Он был оборотнем лишь наполовину и не мог обернуться. Он бросился на огромное тело, стараясь избить его кулаками. Но, как и все полукровки, Ролло не мог находиться под водой бесконечно. Обессиленный он начал задыхаться. Тогда отец, принявший человеческий облик, взял его за шкирку, как щенка, и вытащил на поверхность. И мальчик, собрав все оставшиеся силы, глотая слезы, пополз скорее прочь, мечтая отомстить. А затем была свадьба… и его мама, улыбавшаяся на людях, кланявшаяся и дарившая букет королеве с пожеланиями счастья. — Я бы хотела его и ее величества просить отпустить меня на родину, — прошептала женщина, делая глубокий реверанс. Довольный кивок королевы. Жесткое «нет» короля, не обратившего внимания на недоумение молодой красивой аристократки, не желавшей терпеть рядом с собой фаворитку. Ночью мама глухо рыдала в подушку, а на следующий день врала, что ей приснился страшный сон. А затем пришел король и, несмотря на сопротивление женщины, молча перекинул ее через плечо и куда-то унес. Спустя несколько месяцев родилась младшая сестра Ролло. И мать прекратила просить о свободе. И этому человеку он должен принести присягу? Уж лучше бы его духи разодрали! Но другого выхода не было. Даже для того, чтобы добраться до Лорелейн, ему необходимо снять собственное проклятие. Ведь после увиденного ночью птица навряд ли согласится разговаривать с ним через кварц. — Ну что, — сказал Ролло, не скрывая иронии, — все как вы желали?! Я пришел, униженный и побитый. Ролло вставил ключ в замочную скважину, повернул и дернул на себя ручку. Он приготовился зажмуриться, потому что призраков за дверью было так много, что от сияния могли разболеться глаза. Мужчина вздохнул. Но дверь не открылась. Ролло еще раз дернул дверь. Ничего. — Вы что, заперлись изнутри?! Вы!!! Да как вы?! Вы что творите!!! Немедленно поднимите затвор! — И Ролло со всей силы ударил по двери, так что она пошатнулась. — Вы сами сказали прийти, когда я буду готов. Я пришел! Я принесу чертову присягу вашему королю, морской черт его задницу раздери! Что вам еще надо?! Обессиленный, растерянный, злой, как акула, Ролло выскочил на палубу и прыгнул за борт. Холодная вода успокоила Ролло, и он еще раз спустился вниз и попробовал открыть дверь, но она не поддавалась. Нет, определенно, Древо и Морской бог от него отвернулись. Чувствуя себя пойманным в яму зверем, мужчина вернулся в каюту и устроился на кровати. *** Дни тянулись, а от Морсы так и не было вестей. Одно радовало – инея на теле Зеленовласки не становилось больше. На ногах так и вообще кристалликов не наблюдалось. Это вселяло надежду. Ролло каждый раз аккуратно, чтобы не разбудить девушку, осматривал ее, когда она засыпала. Через несколько дней Ролло поправлял плед, когда заметил, что кварцевый круг мерцает. Оказалось, что с ним пытался связаться его старый знакомый. — Ролло, я услышал нечто интересное, — без приветствия сказал трактирщик с острова сирин. — У меня за стойкой несколько песчаных горок назад сидел моряк. Я хорошо его знаю — частенько захаживает. Так вот, позавчера он горланил у меня песни и тряс коричневой шевелюрой, а сегодня сидел притихший и абсолютно седой. В ответ на мои шутки он сказал, что оказался в безлюдной бухте на острове. И столкнулся там с девушкой с красной кожей и черными волосами, а руки ее были покрыты язвами. Бедняга не на шутку перепугался, говорил, что это — сама Госпожа, и ищет она капитана «голландца». Тебе это о чем-нибудь говорит? — О том, что Мир сошел с ума, — ответил Ролло. — Одно радует, ты не доказываешь мне, что я стал избранником. У меня нет идей, кто меня мог бы искать. Да еще и с красной кожей. Будь добр, если узнаешь — дай знать. На том и порешили. Как Ролло ни старался выглядеть беспечным, но навязчивые сообщения со всех сторон о том, что его разыскивает странная девушка, тревожили. «А что, если не байки?» — задумался капитан. Тогда он просто должен принять неизбежное. Судьбу нельзя изменить, если у тебя нет Слез ягуара, но кое-что капитан намеревался успеть сделать до встречи с «госпожой». И это касалось сирены, которая уже поправлялась и начала вставать. С новыми закатными лучами Ролло вошел в каюту. Зеленовласка уже проснулась и заплела волосы. «Да, она еще слаба, но в каком-то смысле это даже лучше», — решил мужчина. — Поднимайся, — бросил он на ходу, открывая сундук и вытаскивая из него кинжал. — Что ты задумал? — То, что надо было давно сделать. Я слишком расслабился. Привык, что ты, как хвостик, постоянно со мной. Я смогу защитить тебя, сирена. Клянусь. Но я не бессмертен. «Да и неизвестно, как сложатся обстоятельства в ближайшем будущем». — Бери кинжал. Будешь учиться выживать. — Ролло, я не смогу… — А куда ты денешься с проклятого корабля, замершего посреди моря? — А если я тебя пораню? Ролло прыснул. — Я от души порадуюсь. Он учил ее выпадам и простой защите. И если нападение девушке давалось относительно сносно, то вот сопротивление… Стоило только сжать ее в объятиях, как она словно обмякала, теряла силу, была не способна даже пальцем пошевелить. Когда сирена вновь оказалась в кольце его рук, она прошептала: — Я устала, Ролло. — Будешь это говорить насильникам. И чтобы дать прочувствовать девушке опасность, он слегка укусил ее шею. Девушка неловко заворочалась. — Борись, сирена, борись, — подбадривал ее Ролло, сжимая крепче, обжигая ее горячим дыханием. — Кусайся, царапайся, пинайся. Пока стучит сердце, пока ты дышишь. Сдаться — это слишком просто. Надо будет — притворяйся и лги, затаись, а потом, когда противник потеряет бдительность — не задумываясь, бей. Обещаешь? Нет, лучше поклянись. Поклянись мне, что будешь бороться с врагами и… проклятием. Нога девушки ударила его колено. Ролло охнул и ослабил хватку. Зеленовласка укусила его руку и резко вывернулась. Капитан рассмеялся. А затем заметил, что правая ладонь девушки изуродована странным шрамом. Мужчина резко выпрямился и в один шаг преодолел разделявшее их расстояние, схватил ее руку и развернул ладонью к себе. — Откуда? — спросил вмиг посерьезневший капитан. — Обожглась на кухне, — соврала Зеленовласка. Губу поджала, глаза отвела. Ролло чертыхнулся. Ну где же черт? Что он там капается? — Завтра продолжим, — сказал Ролло и ушел на палубу. После неожиданного урока Ролло девушка вновь причесала себя и сменила рубашку, а затем вышла на воздух. Над Миром царствовала безмятежная звездная ночь. Луна уже значительно удалилась, но все еще была большой. Она зависла прямо над маяком и отражалась в кварцевом шаре на его вершине. Приказов от Древа не было, море не буянило, и большая часть сирен прыгнула в воду. Зеленовласка наблюдала за ними. Рядом с кораблем кто-то вынырнул и помахал ей рукой. Это была Саяна. Сирена прокричала из воды: — Иди к нам! Иди сюда, благословленная! Но Зеленовласка лишь покачала головой. — Почему? — недоумевали другие сирены. — Разве ты не слышишь зов моря? Ты же одна из нас! — Нет!­ — отмахнулась девушка, встревоженная таким заявлением. — Да, — возразила Саяна, поднимаясь к Зеленовласке. — В тебе шумит море. Еще немного — и земля тебя покинет. Ты еще слышишь шепот суши, потому и грустишь, но скоро все изменится. — Саяна, неужели ничего нельзя сделать? — О чем ты? — удивилась сирена. — Разве тебе не нравятся песни моря? Нравятся. Песни были манящими, чарующими, хотелось вторить им, подхватывать трели перекатывавшейся гальки на берегу, тянуть звуки ветра и подпевать хору волн. Хотелось мечтать о том, чтобы лунные лучи превратились в серебряные нити и протянулись до корабля, и качаться на них, как на качелях, и мечтать о танцах на ночной радуге. Хотелось мечтать о платье из облаков и венке из земных цветов, что растут в расщелинах прибрежных скал, подарить которые могут детям моря только люди, редко остававшиеся равнодушными к очарованию сирен. И хотелось вечно внимать сказкам моря о неизвестном прекрасном, но очень опасном и жестоком, как любовь, солнце. — А когда суша покинет меня? — спросила Зеленовласка, выныривая из своих дум. Но Саяна лишь пожала плечами. День сменялся днем. Луна уже вновь набирала силу. Тонкий серп рос, округляясь, как живот беременной женщины. Наконец-то рогатый вышел на связь. Это случилось как раз во время тренировки с девушкой, и Ролло, ничего не объяснив, бросил сирену и убежал в каюту. — Ну, наконец-то, Морса! Тебя только за смертью посылать, ученый! — Я вообще-то ждал разрешения на работу в архиве сирин, мой дорогой друг. А это, знаешь ли, непростое дело! Здесь надо иметь все: и имя, и связи, и, прости, Ролло, деньги! Капитан виновато поджал губы. Жалко, черт не увидит. Ну да, в архив абы кого не пускают. Кажется, он вечный должник Морсы. Древо, награди его сыном! А черт, словно услышав его мысли, продолжал: — А у меня к тому же жена вот-вот родить должна. А я до сих пор не знаю, кого! Эти гребанные маги не могут рассмотреть. Великое Древо их раздери! На ребенке защита какая-то. Ты представляешь?! — продолжил жаловаться черт, у которого, по всей видимости, дела действительно шли плохо. — Морса, извини.