Девушка закусила губу. Еще одно неприятное напоминание о ее месте на корабле. Что ж, он прав. Разве ее касаются политика и взаимоотношения чужих государств? Сама полезла — вот и получила. — Извини. Не стоило, — сказала девушка. К утру температура у капитана поднялась. Подушка и простыни под Ролло стали мокрыми, а сам он метался и бредил. Девушка поила его водой, протирала лоб и красивую белоснежную грудь, покрытую порослью светлых волос. «У Дани таких не было», — временами думала сирена. Дани вообще был гораздо ниже ростом, худее, и всю его кожу покрывали веснушки. Девушка грустно улыбнулась, погрузившись в воспоминания. Время от времени Ролло шептал: «Лорелейн». О чем грезил капитан, девушка могла только догадываться… …А Ролло видел сон. Белоснежные перья танцевали среди звезд. Складывались в очертания птицы и вновь расползались в вихри. Звезды мерцали, как хрусталь в венке сирин. И вот птица обернулась в девушку, которая целовалась с другим... В воздухе парил едва уловимый аромат магии, когда Лорелейн очаровывала Георга, короля Берендея, чтобы он выступил против драконов. Чары... От осознания этого было еще больнее. Она делала это не потому, что любила, а ради выгоды... И убить Георга Ролло не мог — на волю короля влияли… До кожи дотронулся прохладный ветерок, и образ сменился. Ролло уже видел девушку, лежавшую в воде. Ее волосы сливались с цветом волн… Ролло застонал и открыл глаза. Зеленовласка сидела на краю и дрожала. Значит, еще был день. — Почему не закуталась в плед? — спросил мужчина, скривившись от неприятного звука. — Надеялась, что сквозь этот бред ты услышишь скрежет моих зубов, взбесишься и решишь выжить, чтобы сказать мне об этом. Девушка встала и поднесла ему стакан с водой и лекарством. Затем сделала, как он велел — обернулась пледами. «Смешная, точно бабочка в коконе, — подумал Ролло. — Одни только волосы и видны... Имя? Как же ее звали? Вот бы вспомнить это имя и отпустить. Отпустить... Куда? К кому? Где она будет жить? Что делать? Жив ли ее чертов братец, чтоб акулы им подавились!» — А твой брат болел Черным пеплом? — спросил он сирену. — Да, — кивнула она, — тогда все болели. Нашей семье повезло — почти никто не умер. Ролло встал с кровати. — Ты куда? — вскрикнула Зеленовласка. — Нельзя... — Забыла, кто здесь капитан? Бери пример с сирен. Мне надо отдать пару распоряжений, и я вернусь. Ролло сменил рубашку, ополоснул лицо, собрал волосы и, насколько это было возможно, с прямой спиной ушел к команде. Голова раскалывалась, как после долгой попойки. Качка ощущалась особенно остро. Тошнота подкатывала, заставляя капитана временами останавливаться и переводить дыхание. М-да, кажется, он переболел не только Черным пеплом, но и впервые в жизни столкнулся с морской болезнью. А мысли непроизвольно возвращались к девушке с волосами цвета волн. Жалко, что он только недавно вспомнил об еще одной лазейке: раньше детей нарекали ведьмы, но сейчас, после введения Лорелейн клейма, их сила стала сильно ограниченной. А неклейменные исчезли во всех королевствах. Ролло вздохнул. Идиот. Почему он забыл простейшие вещи? Хотя, вот нашел бы он эту ведьму, снял проклятие с девчонки, а дальше что? Что она умеет делать? Куда отправится, обретя свободу? А если станет портовой шлюхой? Или закончит то, чего ей не дали сделать? Может, лучше, чтобы проклятие не было снято? Но кем она будет на корабле? Ни живая, ни мертвая — не завидная участь. На палубе царил мрак. Туман душным маревом окружал корабль со всех сторон. Отдав распоряжения пробудившимся сиренам, Ролло вернулся в каюту. Все-таки Зеленовласка права, стоило поберечь силы. В каюте девушки не оказалось, и Ролло лег на кровать. На душе было скверно, а все потому, что он отвык от нормального общения. С сиренами так просто поболтать не получалось — строгая субординация не позволяла откровенности. Они испытывали благоговейный трепет перед отпрыском короля, пусть и незаконнорожденным, и беспрекословно подчинялись любому приказу, не смея даже пошевелиться в его присутствии — идеальная команда. Но Ролло не хватало обычных бесед, колких шуток и тихих поучений старых усатых призраков, что заточили себя в трюме корабля, когда узнали об отказе капитана принести присягу отцу. Гордость не позволяла спуститься. Хотя… Гордость гордостью, но сколько они протянут в таком положении? Одному морскому богу известно. А время неумолимо шло вперед, даже здесь — на проклятом корабле, замершем в тумане. *** Ей почудилось, будто море что-то нашептывает. Это был неразборчивый, вкрадчивый голос, пытавшийся донести нечто интересное, а, может, даже важное. Девушка прислушалась к словам, сплетавшимся между собой, искажая смысл сообщения. Волны пытались предупредить. О чем — сирена так и не поняла. Самое удивительное заключалось в том, что раньше такого не было. До этого дня волны молчали. Они были для нее неотъемлемой частью повседневности, в которой вода обволакивала корабль, не более. Снизу — ударялась о борта, сверху — накрывала душным влажным туманом. Девушка вышла на палубу, потому что ей хотелось побыть одной, подальше от угрюмого, мрачного капитана, чтобы обдумать сказанные им слова. Конечно, он прав. Конечно, он не так уж сильно грубил. Но в последнее время в ней все сильнее нарастала странная агрессия, которую девушка не понимала — холодное, дикое чувство, совершенно несвойственное для нее. Раньше, до проклятия, она просто не давала себя в обиду, но сейчас это «что-то» заставляло желать бури и радоваться в предвкушении ночи, когда можно будет прыгнуть за борт вместе с сиренами. В свете серого дня с каждым разом становилось все неуютнее. Песчинки бежали в стеклянной колбе, образуя желтоватую горку. И эта горка пугала. Сколько прошло времени? Сколько еще пройдет? И вновь проснулась злость на Ролло: на его упрямство, замкнутость, грубость. И в то же время капитан стал для нее настоящим якорем — символом стабильности и того, что «выход будет найден». Даже когда «Свободу» настигала буря, даже когда Дикие духи тянули из воды полупрозрачные белесые руки, ясно было одно — Ролло стоит на палубе с прямой спиной, значит, все будет хорошо. Но стоило Ролло заболеть — и девушка испугалась неизвестности. За прошедшее время Зеленовласка слишком хорошо усвоила, что все в этом Мире нестабильно: посреди ясного дня начинались войны, исчезали люди, семьи, народы — Ролло рассказал ей о том, что драконов истребили. Чем это обернется для королевств — можно только гадать, ведь по-настоящему уничтожать монстров, прорывавшихся временами из-за грани, могли только они. Стало ли теперь население материка беззащитным? А что будет, если исчезнет Ролло? Где будет она? С кем? И, главное, кем? Будет ли у нее другая, хотя бы призрачная, но защита? Мысли прервались, потому что вода вновь попыталась что-то сказать. Зеленовласка напряглась, вслушиваясь в шелест. Она подошла поближе к краю борта, слегка наклонилась вперед и тут же отшатнулась — в море виднелось белое лицо духа. Бывший утопленник покачивался: его тело то пропадало, то вновь появлялось на поверхности. На палубу выскочил Ролло: волосы растрепанные, рубашка расстегнутая. Заметив испуганное лицо сирены, он спросил: — Что случилось? — Там дух, — сказала девушка, кивая в сторону моря. Капитан посмотрел в воду и махнул рукой. — Не сейчас. Нам надо срочно двигаться в сторону маяков, — сказал он. — Кто-то попытался пройти со стороны океана. И вот еще одно новшество — впервые она видела капитана растерянным. Ролло всегда знал, что такой день может настать, его готовили к этому мгновению, но до этого дня он думал — это лишь старые байки. На счастье, сумерки сгущались, и когда корабль вырвался из туманной грани — погас последний луч солнца. Здесь, за пределами серого плена, море бесновалось, ветер гудел, слышались раскаты грома. Вспыхнула яркая молния, освещая водяные смерчи на месте маяков, которые, как колонны, соединяли небо и воды. Голландец лавировал между ними. Девушка смотрела на тугие струи, вращавшиеся, как волчок, в ужасе понимая, что «Свобода» рядом с ними – крохотная щепка. Команда сновала по палубе, а напряженный Ролло стоял за штурвалом. Капитан всматривался во тьму, стараясь разглядеть угрозу, на которую среагировали маяки. Но ничего не видел. Он был вынужден признаться себе, что его это пугает. Пара сирен прыгнула за борт. Через некоторое время они доложили, что под водой тоже чисто. И Ролло это сообщение не понравилось, ведь он лишился возможности узнать: было ли проникновение на простом корабле или же с применением магии. Капитана нервировали неизвестность и неопределенность. В том, что угроза реальна, он уже не сомневался. Если бы это оказался любой корабль с их материка, пусть даже пиратский, случайно оказавшийся в океане и поспешивший вернуться домой — защита бы так не отреагировала, а, значит, в их пространство попыталось проникнуть нечто чужеродное, живое и разумное. Ролло ударил рукой по штурвалу и выругался. И только сейчас заметил рядом с собой растерянную девушку, молча наблюдавшую за ним. Сирена сама не поняла, как оказалась так близко к капитану. — Что, Зеленовласка, страшно? — спросил капитан, возвращаясь к наблюдению за вихрями. Она помотала головой, делая еще один шаг к нему. Она ждала продолжения острот, но капитан молчал. Ролло не шутил, не улыбался и, казалось, не обращал на нее никакого внимания. Ветер трепал его выгоревшие волосы. Черты лица обострились. Куда девались беспечность, легкость, разгильдяйство? Мужчина, стоявший за штурвалом, был для нее незнакомцем. Она точно знала, что «незнакомец» не умер бы от потери крови на лестнице острова сирин — у такого хватило бы сил войти в покои Лорелейн с прямой спиной. «Незнакомец» не умер бы от Черного пепла — он бы справился с болезнью сам, не сразу, конечно, приложив колоссальные усилия, но в помощи хрупкой девушки капитан не нуждался. Вывод напрашивался странный: он позволил ей ухаживать за ним? Почему? Зачем? А тем временем шторм утих. Маяки приняли прежнюю форму — каменных башен с кварцевыми дисками на вершинах. Рядом с ними под водой замелькали золотистые шарики — рыба Кай выбралась из укрытия. Сирены с тревогой посматривали в сторону горизонта, и Ролло направил «Свободу» к туманной завесе. — Ты притворялся больным? — прошептала девушка на рассвете, укладываясь в кровать. — Нет, — прозвучал в ответ тихий голос очень уставшего человека. — Ты был уже здоров, когда пошел отдавать приказ команде? — Почти. — Зачем? Ролло вздохнул, не зная, как объяснить. Он приподнялся на локтях и посмотрел на девушку, сидевшую на диванчике. В тусклом свете туманного дня бледное лицо сирены отливало серостью, под глазами проступали синяки. — Мне никогда не приносили чай в постель, — ответил он честно. — Решил наверстать упущенное? — послышалась в ответ язвительная реплика. — Эй, Зеленовласка, вообще-то ты первая начала, — возмутился Ролло. — Я говорил тебе уйти? Говорил. Я заставлял тебя сидеть здесь? Нет. Я думал, ты это делала по доброте душевной. Внутри у нее боролись смешанные чувства: грусть, смущение и стыд. Жалко, что злости не было. Она действительно начала сама. — Ролло, извини? — Хорошо, — ответил капитан, откидываясь на подушки. — А теперь давай спать, Зеленовласка. Я, правда, устал.