Серых уже не помнил, как так вышло, что решили молчать. То ли из-за непререкаемого авторитета начальника, то ли от того, что хохотушку с яркой внешностью в отделе знали с пелёнок, а молодёжь втайне была влюблена по уши. Нет, она не была первым монстром на их памяти, но обычно женские особи проявляли свои наклонности гораздо раньше, ещё подростками, находясь под пристальным вниманием Рыжей, и вариантов по укрыванию никаких не просматривалось. А тут – девушка взрослая, никто не ожидал такой засады. Поначалу надеялись, что Потапов сам разберётся, не лезли с непрошеными советами и не хотели сдавать своих – вопреки всякой логике и волчьему закону. А потом уже просто не поднимали тему, опасаясь наступить на больную мозоль. Он вожак, ему виднее. Тем более, что происшествие удалось замять, превратив в банальную бытовую оплошность. Лейтенанта оформили отдельно, будто бы жених нарвался на неприятности с местной шпаной, залетевшей на огонёк. Потапов же поддался на уговоры теперь уже бывшей жены, не желающей смириться с неизбежным, и поручил Серых хорошенько припрятать дочку, регулярно снабжать продуктами и вообще присматривать – благо, у него большой опыт в таких делах. Постепенно свадьба забылась, а родители жениха осознали и пережили потерю. Никто не ожидал, что романтическая и юная часть Серых – Ваня Волков – воспылает к проштрафившемуся оборотню женского пола нежными чувствами, хотя и не взаимными. Та не забыла своего лейтенанта и ужасно переживала о случившемся, отказываясь утешаться эрзацем старого друга отца. Ване Волкову долго удавалось скрывать неуместную привязанность от других своих личностей, пока не разразился скандал – Ваня бросился уверять Потапова, что его дочь совершенно безвредна. А главное – вместе с жизненной энергией своих жертв она поглотила и их генетические особенности, многократно усиленные в девичьем теле. Девушка постепенно угасала, не в силах справиться с полученным термоядерным набором, но и попыток превратиться в монстра больше не демонстрировала. Просто не было сил, наверное. В конце концов стало проще дожидаться естественного исхода – это поставило бы точку в неразрешимой проблеме. По волчьим правилам, на встречу надлежало явиться со всеми членами семьи – супругами и детьми, и ещё предстояло придумать, как объясню всё Царёву, счастливо пребывающему в неведении насчёт существ, давно и плотно его окружающих. Шансы, что обойдётся, стремились к нулю – будет судилище, и вряд ли оно выглядит хоть как-то нормально на человеческий взгляд. Потапов плохо воспринял новости. Осунулся, постарел – чувство вины его почти раздавило. Вылеченная Алёнкой дочь в тот же день сбежала из палаты для безнадёжных и направилась прямиком к папочке, да вот только вышло у них крайне неудачно. Конечно, она была теоретически в курсе, что родители давно развелись, но увидеть в отцовой квартире довольную Машку в одной лишь мужской рубашке, глупо спросившую, а вы к кому, оказалось для неё чересчур. Психанула и исчезла, и с тех пор её никто не видел. Когда дошло, что это и есть моя Машка, обнаруженная назавтра в центре Москвы, на уши поставили всех. Надежда найти вышедшего из-под контроля оборотня раньше Рыжей теплилась до сегодняшнего дня. Теперь – всё, кровь из носу нужно её предъявить, или ответят остальные. А я и не знала, что Машка крутила с Потаповым. Всегда такая колкая, с кучей заморочек – и мрачноватый Потапов? Теперь и не спросишь, что она в нём нашла. Серых считал, что придётся дать карт-бланш Ване Волкову. Если кто и сможет найти её, так это только он. Потапов согласился, но смотрел скептически, как Серых превратился в симпатичного молодого парня с перепуганными глазами. Ваня сразу же бросился уверять, что Лиза – так её звали – ни в чём не виновата, а потом плюнул и ушёл, хлопнув дверью. Потапов спросил моё мнение – справится ли? Я понятия не имела. Уходя из отделения, наткнулась на инспекторшу по делам несовершеннолетних. Та вела одетую во что попало худую девчонку с понурой головой, и я даже не сразу узнала Варвару, а когда сообразила, кто это, то бросилась, как к родной, а она глянула на меня затравленными глазами и отшатнулась. Пока в панике объясняла обалдевшему Потапову, что мне позарез нужна эта девочка, её увели на профилактическую беседу – пока не приедут официальные представители детского учреждения, побудет здесь, под присмотром полиции. За ней числился побег из приюта и очень сомнительный случай в квартире, где её и обнаружили из-за странных, но настойчивых жалоб участковому от соседей. Якобы раньше шумели, но чтобы так – никогда. Несусветное что-то, перепугали весь подъезд. Это было нечто вроде подпольного общежития для приехавших на заработки женщин, в основном уборка и прочий низкоквалифицированный труд, и как там оказалась пятнадцатилетняя Варвара, числящаяся на хорошем счету – никаких вредных привычек, тихая, учится хорошо – пока оставалось загадкой. Соседки по комнате устроили развесёлый шабаш с песнями и плясками – при этом все сбились в кучу в самом дальнем углу, тогда как Варвара лежала на матрасе на верхнем ярусе одной из кроватей и мирно спала. Запасы еды там были, но их явно никто не трогал – похоже, изредка жильцы пили воду из-под крана, о чём свидетельствовали кружки в раковине и лужи на полу, а всё остальное лежало на кухне без внимания – в холодильнике, на столе и на подоконнике. Кое-что уже очень давно, судя слою пыли на неразобранных пакетах. Квартиру так затянуло паутиной, что пришлось с трудом прорываться внутрь – после того, как сломали входную дверь. Хулиганящих гражданок забрали, но их состояние внушает серьёзные опасения. Потапов и сам понимал, на что это похоже, но кое-что не сходилось. Мертвяк? Сомнительно. Варвара слишком живая, нормальная, только ни с кем не идёт на контакт. Для подростка – обычное дело, но как объяснить то, что случилось с остальными? Уж больно типичная картина. В любом случае, я чувствовала свою ответственность. Если это дело рук Алёнки, на что очень похоже, не стоило затягивать и усугублять. Только этого мне ещё не хватало. Приехавшие из опеки тётки с пергидрольными волосами от полицейского отчёта поохали, подмахнули бумаги и собрались вернуть Варвару обратно в приют. Собственно, предъявить ей было и нечего. Ну сбежала, ну нашлась, она и раньше это регулярно проделывала. Обычно, правда, возвращалась сама, притихшая и голодная. На такое смотрели сквозь пальцы – проблем для начальства не создавала, в неприятности не попадала. Погуляет и придёт, ночевать же всегда заявлялась, как миленькая. Да и сейчас что случилось-то? Отсутствовала Варвара на этот раз долго, тут уже не попишешь, полиция и прочие отработали, как положено. С несовершеннолетними процедуру строго надо соблюдать, никто со службы вылететь не хочет. А что вся компания товарок из крепко сбитых, с мозолистыми руками женщин напрочь тронулась умом, а этой соплячке хоть бы хны, так дело житейское. Причины пускай доктора теперь определяют, а Варвару в чём обвинишь? Сама она говорить отказывалась. Сквозь стеклянную стену видно – Варвара угрюмо смотрит в пол, подчёркнуто ни не что не реагируя, но когда я между прочим зашла, чтобы сказать пару слов, то поймала полный ярости взгляд. Она точно знала, кто я такая и что мы с Алёнкой сделали. Или накручиваю себя? Попробуй, разберись теперь. Связалась с Зинаидой Ивановной и обрисовала ситуацию, сразу сознавшись и про краденый дар, и про явные симптомы мертвяка, и про сомнения тоже. Та ругнулась, но обещала подъехать прямо в приют со всеми документами – заберём сегодня же, а там разберёмся. Попросила меня пока ни на шаг от неё не отходить, держаться поблизости. Пришлось звонить Царёву, чтобы забрал сегодня Алёнку сам. Заодно окатила холодным душем, сказав волшебные слова «сегодня вечером нам надо будет серьёзно поговорить». Понимаю, что так нельзя, но не удержалась от маленькой мести. Пускай помучается. Тётки из опеки от моего назойливого вмешательства морщились, но начальство по телефону уже предупредило их о полном содействии, и теперь они хором смотрели, недовольно поджав губы, как будто я отбирала их хлеб. Крутые у Зинаиды Ивановны связи, если вот так можно взять, и забрать девочку. Хотя кому за неё вступаться – родных нет, а детдомовским лишь бы всё в рамках закона и по возможности прикрыть себя. Проблемных – с воза долой. Впрочем, неравнодушного к её судьбе человека я всё же встретила – простая нянечка с забавным круглым лицом представилась тётей Клавой и несколько раз уточнила, кто я такая и почему забираю Варвару. Даже к директору сходить не поленилась, пока Варвара собирала вещи, даже не спрашивая, куда мы отправимся. Вернулась тётя Клава в глубокой задумчивости. – А ты не сестра её? – на миг у тёти Клавы мелькнула надежда, но я покачала головой. – Варвара часто говорила, что у неё есть старшая сестра, что она обязательно заберёт её к себе. – Так может, надо ей позвонить? Предупредить. – Все они так говорят, – тётя Клава понизила голос, но Варвара не обратила ровно никакого внимания на наши слова, – но сестры на самом деле нету. Была бы, так давно уже объявилась бы. – Ясно. Если что, данные по переводу здесь останутся, можно будет найти. – Варвара девочка очень хорошая, ты не смотри, что она сейчас такая. Добрая она. Отзывчивая. Ты уж там смотри, позаботься о ней. У тебя дети-то есть? – Да. Дочь мужа от первого брака. – Ага, ну это хорошо. А своих нет, значит. Варвара уронила коробку из-под обуви, и из неё посыпались чёрно-белые рисунки – экспрессивные и в целом жизнерадостные наброски карандашом. Тётя Клава бросилась помогать, а я подняла один лист, отлетевший подальше. И застыла – там была Елена Царёва. Или же Кощея? Женщина в развевающемся платье держала в руках здоровенное яйцо, от которого во все стороны расходился свет. Здесь чувствовалась любовь, такое мог нарисовать только очень светлый, счастливый человек. Тётя Клава забрала рисунок и тоже принялась рассматривать. – Варя, это же твоя мама? Какая красавица. – Нет, это сестра моя, – Варвара выхватила лист и запихнула обратно в коробку. – И что ты не помнишь ничего, она же приходила ко мне. Забыла, тёть Клава, да? По всей комнате и особенно по углам уже стелилась паутина. Завязывалась в узлы, оплетала ножки кроватей, наползала на тумбочки и стремилась наверх, к потолку. Пока ещё невесомая, еле-еле заметная, но я уже занервничала – ещё немного тут проторчим, и кто-нибудь точно пострадает. Тётю Клаву от греха выгнала в коридор, но она, как назло, громыхала шваброй совсем рядом и всё норовила заглянуть сюда. Пришлось подпереть дверь стулом и сесть на него. Варвара сидела в обнимку с бесформенной спортивной сумкой, куда вместился весь её нехитрый скарб, плюс ещё пара пакетов, и равнодушно наблюдала за растущими повсюду нитями. Когда паутина добралась до её кровати, она вытерла нос и с презрением уставилась на меня. Я открыла рот, чтобы выдавить из себя хоть какое-то оправдание, но Варвара хмыкнула и отвернулась. А потом бросила в пространство несколько слов, так и не поворачиваясь. – Ты не бойся, я тебя не трону. Не пришло ещё твоё время. Думаешь, вы меня обокрали? Да мне так даже легче, как камень сняли. Не хочу я больше никого спасать. Надоели вы мне все, слышишь ты? Тошно. – Так я и не за себя боюсь. Вон тётю Клаву жалко, она ни в чём не виновата. – Ну-ну. Добренькая, что ли? Это ты зря. Варвара даже не шевельнулась, но тень её вдруг прыгнула с одеяла и навалилась на меня, проникая в лёгкие и мешая дышать. Тьма заливала меня доверху, оставляя только сжатый от ужаса комок где-то глубоко внутри. А потом так же резко непроглядная чернота отступила, сползла по моим дрожащим коленям, слилась со складками застиранного покрывала. – Кто ты такая? – прохрипела я, стараясь прокашляться. Горло саднило жутко. – Я никто. Была никто, пока не встретила её. Всем было плевать, даже матери, не умевшей не то, что ребёнка растить, а даже о себе позаботиться нормально. Кощея мне потом её показала, жалкое зрелище. Она уже и двух слов связать не могла. А папка, я уверена, слинял ещё раньше, чем я появилась на свет. Если вообще знал о моём существовании. – Что она с тобой сделала? Превратила в монстра? – Научила ценить жизнь и выбирать, когда надо прекратить бессмысленные страдания, а когда дать проклятущий распоследний шанс. Думаешь, им кто-то пользовался? Да чёрта с два. Мать во второй раз кончила точно так же. Нет, даже хуже. Быстрее. – Ну ты точно монстр. – Вы все такие смешные. Бегаете, суетитесь, мечтаете когда-нибудь встретить свою мать. А вы ей вообще не сдались, ясно? Жалкие неудачники. Она меня выбрала. Вместо стаи напыщенных, погружённых в свои хотелки чудищ. Да когда я увидела вас с той мелкой упакованной девочкой, то сразу поняла, благополучные, с жиру бесятся. Пришли клянчить что попало. Но вам всё мало, решили ещё хапнуть, да? – Мы возвращались, чтобы отдать дар исцеления. Искали тебя, всех соседей обошли. Бесполезно. – Ну спасибо, вот вы заботливые какие. Сейчас аж заплачу. Я же говорю, мне теперь исцеление без надобности. Так гораздо проще. Вон та же тётя Клава, надрывается тут, а приходит домой, там только телевизор ждёт. Переживает за детдомовских, как за своих, а те над ней ещё и ржут в открытую, а она ничего, всё терпит. Я её раньше вылечила, а теперь вижу, что зря. В дверь уверенно постучали, так что я поторопилась открыть. Зинаида Ивановна наконец спустилась от директора и зашла к нам, махнув внушительной папкой. Обрывки паутины упали на обложку и она с досадой стряхнула их, покачав головой. – Ну что, Варвара, поехали домой? Тебе там понравится, вот увидишь, – сказано тоном, не терпящим возражений. Варвара упрямо пялилась в окно. – Ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, – Зинаида Ивановна провела рукой по её волосам, шепнув что-то себе под нос, и та послушно встала, накинув сумку на плечо. – Ну вот и ладушки.