И вдруг, после очередного усилия, что-то покинуло ее тело, оставив после себя странное ощущение пустоты. Шинджу приподнялась на локтях, и увидела, как Ая подняла с футона довольно крупного младенца мужского пола. Окровавленное тельце имело красноватый оттенок. Малыш громко кричал слишком низким для столь маленького ребенка голосом. Шинджу даже подумала, что этот крик схож с визжанием поросенка. Отчего-то она пока не испытывала материнской нежности к своему новорожденному сыну, а лишь облегчение и усталость. Завернув дитя в заранее приготовленные пелены, служанка передала сверток матери. Шинджу тут же уставилась на личико малыша, страшась узнать в нем черты ненавистного врага. Но сейчас было трудно сказать, на кого обещает быть похожим этот младенец. Вскоре Ая забрала мальчика у матери, объяснив этот тем, что той следует отдыхать. – Какое имя вы выбрали для ребенка? – спросила женщина. – Я назову его Тайра, в честь моего мужа. Служанка неодобрительно покачала головой. – Все забыть его не можете? А ведь столько лет прошло. Не хорошо это. И что если младенец повторит судьбу господина Хоши? Лучше дать ему другое имя… – Его будут звать Тайра Хоши! – резко оборвала служанку новоиспеченная мать. Родив послед, Шинджу наконец заснула. Но вскоре сон ее прервал страшный шум. Казалось, в доме все всполошились. Слышались вскрики служанок, мужские голоса, шаги и звон металла. Не успела Шинджу открыть глаза, как двери в комнату распахнулись. Вошли несколько солдат. Но госпожа Хоши сразу увидела среди них его… Токугава, а это был он собственной персоной, вошел последним, и остановился, положив руку на пояс. Грозный, прямой и суровый, он окинул взглядом сначала сжавшуюся в комок служанку, затем ее ослабленную родами госпожу. – Где ребенок? – отрывисто спросил сегун. Перепуганная Ая поднесла ему младенца, и Токугава рывков развернул укрывающую его ткань. – Мальчик, – Шинджу показалось, что голос сегуна смягчился, когда он произнес это слово. Прикрывая себя покрывалом и дрожа от негодования, женщина попыталась привстать, но вдруг ощутила, как по ее ногам хлынула кровь. – Не вставайте, Шинджу-сан, – воскликнула Ая. – Если ты заберешь моего сына, я клянусь, что убью тебя! – прошипела японка, с ненавистью глядя на Токугаву. Но тот уже повернулся к своим воинам и отдал им короткое приказание отвезти прямо сейчас мать и ребенка, а также служанку в его владения. – Нет, – воспротивилась Шинджу, все же вставая, – Мой сын Тайра и я останемся здесь! Сегун наконец взглянул на нее внимательнее. В его холодном взгляде сквозила насмешка. – Тайра? – повторил он. – Я дала мальчику имя единственного человека, которого когда-либо любила, – с вызовом произнесла женщина. – Что ж он не смог сделать вам сына? – поднял брови Токугава и засмеялся. Шинджу не успела ничего ответить, ее подняли прямо вместе с футоном, на который она вновь упала, и потащили на улицу. Следом солдаты толкали Аю, несшую на руках ребенка. Токугава все эти месяцы присылал ей подарки, но она отправляла их назад. Теперь же он не будет церемониться с этой упрямицей. Ему нужен был сын, и он заберет его. А она подчинится, потому что материнский инстинкт победит гордость. Чтобы быть рядом с ребенком, она покорится ему. Шинджу потеряла сознание практически сразу, как только ее грубо подняли. Токугава обратил внимание на карминные пятна, расползавшиеся по ткани, укрывавшей женщину, но не придал этому значения. Сейчас главным было забрать ее, а потом уже все остальное. Однако мадам Хоши находилась в беспамятстве все время, которое занял путь. А потом были несколько дней лихорадки и бреда. Ая была уверена, что госпожа вот-вот покинет этот мир. Токугава по нескольку раз в сутки присылал справиться о состоянии Шинджу. В связи с тем, что местонахождение женщины и ребенка всячески скрывалось, сегун решил, что ни о какой кормилице не может быть и речи. Поэтому Ая постоянно подкладывала младенца к матери, и тот брал своим маленьким ротиком грудь. Может быть, это и помогло японке выжить. Кровотечение прекратилось, жар начал спадать. Когда Шинджу пришла в сознание, она обнаружила, что находится в небольшой скудно обставленной комнате с единственным узким окном. С трудом поднявшись с ложа и неверными шагами добравшись до него, женщина выглянула наружу. Она выяснила, что содержится в башне. Прошло несколько недель, прежде чем сегун почтил пленницу своим вниманием. Он пришел не один. С ним был какой-то знатный господин. Когда они вошли, Шинджу в алом кимоно и драгоценностях стояла у окна. Хоть она и находилась здесь без права покидать комнату, она всегда одевалась так, словно может сделать это в любой момент. Токугава с нескрываемой гордостью показал незнакомцу ребенка, тот похвалил. – Это мать? – тихо спросил гость, глянув в сторону красавицы. Токугава кивнул. Его спутник сделал жест означающий одобрение. Шинджу горделиво отвернулась и сжала от гнева зубы. Она была оскорблена подобным поведением сегуна. Ведь он не представил вошедшего и не удостоил саму японку даже парой слов. Почему-то женщине казалось, что сегун намеренно не является к ней один. Избегал разговора, который бы непременно состоялся? Но однажды он все-таки пришел. И Шинджу сразу задала главный вопрос, волнующий ее. – Вы будете держать меня здесь всю мою жизнь? – Ну почему же… Нет. Если ты станешь… моей женщиной, то сможешь спокойно выходить наружу. – Стать… твоей женщиной? Ты что зовешь меня замуж? Токугава вдруг рассмеялся, глядя на нее как на наивного ребенка. И правда, что это она удумала. Всем было известно, что самурай из благородного рода никогда не возьмет в жены женщину, уже бывшую замужем. А уж тем более сам сегун… – Я предлагаю быть моей любовницей, фавориткой, если вам так больше нравится… – Неужели Айамэ Юми вам отказала? – поинтересовалась Шинджу с иронией. Он проигнорировал эту колкость, но мысленно с удовлетворением отметил сей ревнивый выпад. – Мальчика я признаю, как своего наследника, – продолжал мужчина. – Думаю, у меня еще есть время, чтобы воспитать его правильно. Молчание Шинджу он воспринял как колебание. – Вражда между мной и семьей Иоири в прошлом. Город Канадзава мой, зачем вспоминать то, что было? – спросил Токугава. – Может хватит воевать? – Уходите, – сказала она. Теперь настало ее время прогнать его, как когда-то сделал он. – Уйдите прочь! Шинджу сверкнула глазами. – Хорошо, – пожал плечами Токугава. – Но имей в виду, я заберу мальчика, когда он выйдет из младенческого возраста. Госпожа Хоши понимала, что у нее нет выбора. Единственные, кто мог бы броситься на ее поиски, это Ихара и Манами. Но станет ли французский посланец барон де Брионе это делать? Да и под силу ли ему тягаться с сегуном? Конечно, нет. Токугава перемалывает в муку всякого, кто становится на его пути. Он заберет ее сына, если она не согласиться. О, как в этот миг она ненавидела сегуна! Всем своим существом! Но Шинджу была бессильна. Ей придется пойти на его условия, чтобы не потереть единственное, что у нее есть – своего ребенка. На следующий день она послала сегуну записку с согласием. Он явился, как только позволили дела. – Теперь ты и твой сын под моей защитой, и тебе больше нечего опасаться, – сказал Токугава. Госпожа Хоши хотела язвительно ответить, что опасается только его, но не сделала этого. – И мой сын останется со мной, пока я буду… вашей любовницей? – Слово мужчины – не клочок бумаги, – ответил сегун японской пословицей. – Значит, теперь я могу покинуть эту башню? – уточнила Шинджу. – Нет, ты слишком спешишь, – Токугава жестом остановил ее. – Кто знает, что ты придумала, чтобы обвести меня вокруг пальца. Воцарилась тишина. Мысли витaли вoкруг нeясным смутным облаком. Нужно было что-то сказать. Или что-то сделать. А может быть вообще – уйти? Токугава колебался. У стены в уютном гнездышке, обустроенном для него служанкой, безмятежно спал мальчик. Когда он пошевелился во сне, оба повернулись на звук. Женские глаза сейчас смотрели на ребенка с нежностью, мужские – с гордостью. Какая судьба ему уготована? Кем он станет? Грозным воином, мореплавателем, купцом или монахом? Какой путь выберет этот малыш? Пока это было неведомо. Глава XXVI. Катана, разрезающая шелк Мужчины сидели друг напротив друга и тихо беседовали. Один еще почти юноша, второму на вид можно было дать чуть более пятидесяти. Первый – воин, второй ныне относился к купеческому сословию. – Так когда ее выкрали? – спросил старший. – Прошло уже несколько недель, – ответил Ихара. – Знаете, кто? – Токугава, – уверенно ответил самурай. Купец задумался. – Столько лет минуло… А я очень хорошо ее помню. Я ведь в нее влюблен был без памяти. С ее отцом мы тогда были дружны. Я приехал из очередного путешествия, привез много дорогих тканей и драгоценностей. Навестил друга и увидел его дочерей. Шинджу тогда было лет пятнадцать, а Айяно и того моложе. И никогда я даже подумать не мог, что девушка вдвое младше меня такое мучительное плотское томление вызовет во мне! Я ночами стал видеть сладострастные видения, а днем все в тот дом ходил. Надумал с ее отцом о свадьбе говорить. Но он наотрез отказался дочь за меня отдавать. А девица строгого самурайского воспитания отцу перечить не смела, хоть и видел я, что она мной тоже увлечена. Когда ее выдали за молодого полководца Тайру Хоши, я уехал и больше ничего о ней не слышал. Отец Шинджу был видный чиновник, родня императорской семье. И сама она словно редкая драгоценность. Куда мне… Купец и путешественник Мэдока Оно, а в прошлом офицер императорской армии, в совершенстве владеющий древним искусством бу-дзюцу, замолчал. Глядя на этого с виду безобидного человека, было трудно представить, что он может убить с помощью всего одного боевого приема. Все боевые искусства Японии были основаны на бу-дзюцу – искусстве самураев и нинздя. В данной практике применялся широкий арсенал воздействий на противника – броски, удары, захваты, болевые приемы, владение разными видами холодного оружия. В бу-дзюцу не существовало правил, победа в нем достигалась любой ценой… Ихара нашел господина Оно не сразу. О нем самураю рассказала Мана. Дескать, был у тетки много лет назад поклонник. Ее первая юношеская любовь. Мать когда-то обмолвилась в присутствии Манами, как сестра рыдала ночами по своему возрастному ухажеру. А ведь они за все время едва ли парой слов обменялись. – И что, Мэдока-сан, вы с ней больше ни разу не встречались? – спросил Касэн. – Почему же, однажды встречались. Точнее, я ее видел. Муж ее тогда уже погиб. А она… я тогда понял, что Шинджу давно уже не моя маленькая невинная японочка, а женщина, много в жизни повидавшая и отныне мужчин ни во что не ставившая.