– Не удивительно, – отозвалась ее собеседница. – Ведь цветок так юн и свеж, в отличие от скучного, уже потускневшего от времени жемчуга… _____________________ [1] Имеется в виду «летучий эскадрон» королевы Екатерины Медичи. Состоял из самых прекрасных дам королевства, выполнявших «особые» задания ее величества. Флорентийка, не брезгуя никакими методами, боролась за французский трон для себя и своих детей, сделав ставку на главное оружие – силу женской красоты. Екатерина тщательно отбирала красавиц, не отличавшихся большой строгостью нравов, для своего «летучего эскадрона», причем искала девушек в лучших аристократических домах королевства. При этом входить в состав «летучего эскадрона» было не только не позорно, а крайне почетно. [2] Айамэ в переводе с японского означает «цветок Ириса». Глава XXV. Пришло время вспомнить о предсказании колдуньи Ла Вуазен Софи вошла в гостиную, робко кутаясь в плащ, и сразу наткнулась взглядом на сидевшего в кресле с бокалом вина в руке супруга. Тот медленно повернулся в ее сторону. – О, вот вы и вернулись, – констатировал он равнодушно. – Даже спрашивать не буду, где вы пропадали весь день. Знаю точно, что не у родителей. Молодая женщина вздрогнула от мысли, что ее отец узнал о ее безумной выходке. Но потом ее осенила мысль, что маркиз вряд ли сказал об этом графу де Варду, иначе тот был бы уже здесь. Да и самому ее мужу такой расклад был очень невыгоден, ведь ему пришлось бы объяснять, почему жена сбежала. – Я была у одного хорошего знакомого, и он убедил меня вернуться, – сказала она, развязывая ленты плаща. – Какой благородный, – усмехнулся маркиз де Локонте и сделал глоток вина. Софи поразило то, что супруг не разозлился на нее, не кричит и не добивается, чтобы она назвала имя мужчины, у которого провела весь день. В ее представлении именно так должен был вести себя муж. Выходит, он ее не то, что не любит, она ему совершенно безразлична. – Скажите, – вдруг обратилась молодая женщина к маркизу. – Почему вы ко мне так пренебрежительно относитесь? За что? Вас никто не заставлял на мне жениться. – Я не к вам так отношусь, не принимайте на свой счет. Я отношусь так ко всем, – ответил мужчина. – Ко всем женщинам? – уточнила Софи. Тот кивнул. – Чем же мы вам не угодили? Он пожал плечами, не желая отвечать. Маркиза присела в кресло. – Может быть дело в несчастной любви? Вы однажды полюбили кого-то и… Локонте остановил ее жестом и рассмеялся. – Не угадали. Он поднялся. – Ладно, идите спать. И я пойду. Завтра рано утром уезжаю в поместье, нужно уладить кое-какие дела. Он вышел, а Софи осталась сидеть, задумчиво глядя ему вслед. Она и не догадывалась о том, какое бешенство исказило лицо маркиза, как только он вошел в свою спальню. Мужчина схватил стоявшую на камине статуэтку и швырнул ее об пол. Та разбилась вдребезги. В это время Ивон де Жонсьер думал о Софи. Ему с трудом удалось убедить ее вернуться. Выяснение отношений с ее мужем или отцом не входило в планы молодого человека. Что греха таить, шевалье просто желал поскорее избавиться от незваной гостьи. Но ее появление не давало ему покоя. Все же ее муж невероятный эгоист. Сваливать свои неудачи на супружеском ложе на эту неопытную девчонку? Просто неслыханно. Ивон сразу понял, что дело совершенно не в Софи, которая, якобы, не может доставить удовольствие мужу, а совершенно наоборот. Маркиз вернулся только через три недели. Софи никогда не оставалась одна так надолго. Бедняжка вся измучилась в ожидании и надумала себе невесть какие причины его отсутствия. Молодая женщина поймала себя на мысли что ужасно ревнует мужа, потому что уверена, что он уехал, чтобы отомстить ей, и сейчас развлекается с любовницей. Но когда маркиз верхом на взмыленном вороном жеребце въехал в ворота особняка, его супруга спустилась вниз и достойно встретила мужа. Он обычно предпочитал карете езду верхом. Видимо, знал, что в седле он смотрится просто неотразимо. Вечером супруги ужинали вместе. Маркиз ничего не рассказывал о своей поездке, а Софи боялась спросить. Вместо расспросов она думала о другом. Молодая женщина собиралась с духом сказать ему то, о чем давно мечтала. – Сударь, – наконец начала она. – Я хочу ребенка. Мужчина поднял глаза от тарелки и его взгляд был обескураженным до крайности. Очевидно, он не ожидал такого. – От меня, надеюсь? – Да, я хочу родить вам ребенка. – Вы серьезно? – Конечно. Мужчина озадаченно посмотрел куда-то в пустоту. Потом перевел глаза на супругу, хотел что-то сказать, но передумал. Выражение его лица было как никогда серьезным. Софи поняла, что для него ее слова много значили и ее сердце заколотилось сильнее. – Ребенок… значит, у нас будет ребенок, – сказал тихо, словно ни к кому не обращаясь, маркиз. О том, какая беда постигла Токугаву, Шинджу узнала лишь спустя несколько дней из болтовни служанок. Те перешептывались между собой, и женщина услышала обрывки фраз «поделом нашему сегуну… и как он на это ответит? Хотя я слышала, ему сейчас не до мести. Во дворце закрылся и никого не принимает». Госпожа Хоши подозвала к себе говорившую это девушку и спросила, что случилось. Оказалось, в одной из дальних западных провинций снова была попытка восстания местных князей. Но Токугава не воспринял ее всерьез и посчитал, что с этим беспорядком легко справится его сын Юкайо. Молодой военачальник со своим небольшим отрядом был послан туда, а через неделю Токугаве было возвращено изуродованное бездыханное тело сына… Весь отряд, за исключением троих самураев, сумевших выкрасть труп своего господина, и вернуться, погиб. Шинджу была поражена. Еще недавно она кричала в лицо сегуну проклятья и желала ему пережить то же, что испытала сама. И вот это сбылось… Молодая женщина невольно почувствовала себя виноватой в произошедшем. Накатил суеверный ужас – что если это она повинна в смерти совсем еще юного Юкайо? Возможно, он был бы жив, если бы не ее злые слова… Как ей удалось пробиться через охрану дворца Токугавы, она и сама толком не поняла. Может кто-то все же доложил сегуну, что к нему хочет попасть госпожа Хоши и он велел ее впустить? Иначе непонятно, почему воины не задержали и не выставили вон женщину со слегка безумным от волнения взглядом, посмевшую нарушить покой их господина. Токугава сидел в кресле спиной ко входу и не повернулся, не встал, услышав, что кто-то вошел. С полминуты Шинджу стояла молча, ожидая что он заговорит. И он заговорил. – Зачем вы пришли? – послышался глухой голос. Жeнщинa рaскрaснeлaсь, пряди вoлoс прилипли к вискaм и тoчeнoй шeйкe. Госпожа Хоши тяжело дышaлa. – Я узнала о вашей беде и… поняла, что должна вас увидеть. Вам нужна поддержка. Оставаться одному наедине с таким горем нельзя, оно съест вас. Сегун помолчал, а потом так же глухо произнес: – Уходите. – Послушайте… Я знаю, каково вам, и виню себя за свои жестокие слова… – Да, я тоже думал о том, что вы сказали. Считаете, боги вас услышали? – Надеюсь, нет. Быть виновной в гибели ни в чем не повинного человека слишком страшно… – Да, я знаю. Это я виновен. И боги меня наказали. А теперь уходите. – Почему вы даже не посмотрите на меня? Шинджу слегка поежилась, стоя посреди большого зала. Было ощущение, что она говорит с пустотой или призраком, но никак не с живым человеком. – Я не хочу никого видеть. Вас тем более. – Я… ношу ваше дитя, – неожиданно для себя выпалила молодая женщина, понимая, что, возможно, другого шанса сказать об этом у нее не будет. В ее голосе смешалось все – сочувствие, боль, надежда. На этот раз Токугава повернулся и окинул ее внимательным взглядом. Она ожидала увидеть измученное большой трагедией лицо, но глаза сегуна были непроницаемы. Он казался спокойным и равнодушным, словно ничего не произошло. – Половина моих служанок и придворных дам носит или когда-либо носила детей от меня… И что же я должен был их всех признать? Какой же из трех сегунов, которых она знала, был настоящий? Холодный и равнодушный правитель на людях? Романтичный, страстный, воплощающий в себе тепло и нежность, с интересом слушающий ее рассказы про Европу и упоенно ласкающий ее ночью? Или господин Токугава, отдающий жестокие приказы своим самураям? Ни в одной из этих трех его ипостасей не чувствовалось фальши, во всех них он был искренен. Женщина ощутила, как где-то в районе сердца нарастает и начинает разливаться по всему телу жуткий холод. Какое-то время она смотрела пустым взглядом в его высокомерные глаза, а потом попятилась к двери, повернулась и порывисто выбежала вон. В ушах стоял его лязгающий сталью голос. И eщe взгляд. Тяжeлый, влaстный, злой. Тaк не смотрят на любимую женщину, нет! Вoплoщeнный бог войны! Гнeвный, жeсткий, жeстoкий. A eщe – невероятно мужественный. – Никому не позволю делать из себя дрессированного пса… – процедил Токугава мрачно. Чего она ждала? Что он, будучи виновным пред ней, будет извиняться, молить о прощении, или соблазнять? Не в его характере это, да и вообще не свойственно японским мужчинам. Здесь мужчина главный, а женщина подчиняется – иначе и быть не может. Поэтому какая бы она ни была самодостаточная, как бы сильно он не привязался в ней, он не сделает ни шага на встречу. Но такая жестокость… После всей той нежности, которую он дарил ей, Шинджу и подумать не могла, что сегун воспримет ее новость так равнодушно. Все же в глубине души она верила, что дорога ему. А теперь… Cпустя 7 месяцев… Шинджу Хоши вскрикнула от пронзившей тело боли. Она лежала на футоне, пряди волос прилипли ко лбу и шее, кожа блестела от пота. Снаружи творилось поистине что-то невообразимое. Вот уже несколько дней подряд лили дожди. Да такие, что из окна не видно было ничего, кроме сплошной стены воды. Из-за этого в доме было достаточно холодно. Но женщина не ощущала этого. А за шумом дождя хотя бы не так слышны были ее страдальческие крики и стоны. Все усилия японки были направлены на то, чтобы родить ребенка. Старая служанка Ая суетилась у ее разведенных ног, то и дело заглядывая, не появилась ли головка. Молодые служанки помогали ей, быстро выполняя четкие указания, чтобы новорожденный и его матушка ни в чем не испытывали нужды. – Тужьтесь, Шинджу-сан, тужьтесь! – шептала женщина. – Еще! Сильнее! Лицо госпожи Хоши в перерывах между приступами боли выражало удивительную решимость. Женщина вот уже четырнадцать часов мужественно терпела боль.