— Мы в первый раз встречаемся как друзья и уже десять минут говорим о сексе! — пожаловался он. — Ты первый начал, ты поцеловал меня, — возразила Ди‑Эй. — Ты начала раньше, ты выглядела такой сексуальной и смущенной. Он посмотрел на огни, на каток, на беззаботных людей на льду. — Что мы будем делать, Дилан‑Энн? Я не могу не думать об этом. После всего, что между нами было, после Сент‑Бартса быть друзьями — это самая идиотская идея, которая только приходила мне в голову. Скажи, что ты хочешь меня так же, как я хочу тебя. — Мэтт… — Она умолкла. — Это означает «да»? Это означает «нет»? Что это, черт возьми, означает? — Я не знаю, — прошептала Ди‑Эй, подняв глаза. — Но мы ведь даже не попытались стать друзьями! Мэтт вздохнул. — Я знаю. Но еще я знаю, что как только мы останемся одни, то сразу начнем срывать друг с друга одежду. Это была правда. Он посмотрел ей в глаза, и все исчезло: дети, гоняющиеся друг за другом на коньках, парочки, катающиеся взявшись за руки, толстый Санта и его эльфы, кружащиеся в центре катка. — Я хочу тебя, Ди‑Эй. Только тебя. — Черт возьми, Мэтт! Ди‑Эй быстро отвернулась. Она хотела вырваться из его рук, но боялась упасть. Она должна сохранять ясную голову хоть минуту. — И куда это заведет нас? Снова в постель? Мэтт кивнул. — Я не могу относиться к тебе как к другу. Я здесь. Мы можем считать, что просто встретились на уик‑энд, но очень долгий. После Рождества я уеду, мы поцелуем друг друга на прощание, и все вернется на круги своя. Должна ли она согласиться на это? Должна ли она перемешать реальную жизнь с фантазиями и пустить в нее Мэтта? Или сходить с ума от тоски и желания, все время зная, что он рядом, но не имея права дотронуться до него. Но ведь это не будет просто длинный уик‑энд. Он вторгся в ее реальную жизнь, в ее город, в ее дом. Это опасно. Они же не смогут три недели непрерывно заниматься сексом, они будут разговаривать, общаться, бывать на людях. А он умный, забавный, обаятельный, он нравился ей, он слишком нравился ей. Она захочет большего, чем просто секс. И когда Мэтт уедет, это разобьет ей сердце. Ее бросил отец, она помнила, как это больно, когда тебя бросают. А ее мать дала ей почувствовать, как это тяжело — любить кого‑то, кто не любит тебя. Ди‑Эй не хотела пережить это снова. Она должна сказать «нет», но знала, что не сможет этого сделать. Она будет спать с Мэттом, заведет с ним роман и обречет себя на все то, чего так тщательно избегала всю жизнь. Она просто не может иначе. — К тебе или ко мне? — спросила Ди‑Эй нетерпеливо. Мэтт усмехнулся. — Я хочу тебя, Дилан‑Энн, но несколько часов нас не убьют. Я обещал научить тебя кататься на коньках. Ты их еще за пояс заткнешь. Ди‑Эй проследила его взгляд и увидела, что к ним едет все семейство Броган в полном составе. Джули и Дарби подлетели к ней первыми. — Говорят, ты упала? Ты в порядке? — Да. Я же говорила, что не умею даже стоять на коньках. — Давайте тогда пойдем в кафе и посидим все вместе? — предложила Дарби без энтузиазма. Ди‑Эй знала, что все Броганы обожали коньки, и, если бы не она, то они катались бы тут до ночи. — Нет, давайте еще покатаемся, — сказала она. — Мэтт обещал меня научить. Дарби подняла брови. — Ты уверена? Ди‑Эй кивнула: — Абсолютно. Встретимся через час. Все Броганы радостно закивали и укатились. Ди‑Эй поймала взгляд Мэтта. Он никогда прежде так на нее не смотрел. В его взгляде смешивались гордость, нежность и желание. Ди‑Эй закусила губу. Он не может, не должен так на нее смотреть. Они будут просто заниматься сексом. Она не настроена на большее. Ди‑Эй расправила плечи, постаралась обрести равновесие и улыбнулась. — Ну, давай! Удерживая ее одной рукой, другой он взял ее за подбородок. — Давай, но сначала небольшой аванс. Ди‑Эй показалось, что по ее коже пробежал электрический разряд. Он гладил ее по лицу холодными пальцами. Ди‑Эй ждала, что он ее поцелует, но он прижался холодной щекой к ее щеке и слегка потерся об нее. Ди‑Эй нашла его рот, их губы соприкоснулись, даря друг другу тепло, нежность, удовольствие. Они целовались, еле сохраняя равновесие, а вокруг них в свете разноцветных огней кружились пары. Может быть, декабрь и Рождество — это не так плохо, как она всегда думала. Глава 7 Ди‑Эй открыла дверь своей комнаты и вошла. Шторы были раздвинуты, и она сразу заметила белые огни рождественских гирлянд, украсивших двухсотлетнее здание Локвуд‑Хаус. Ди‑Эй сняла пальто, повесила его и подошла к окну. — Локвуд‑Хаус выглядит потрясающе. Мэтт встал позади нее, левой рукой обнял ее за талию, а правую руку положил ей на грудь. Это движение было таким знакомым, таким нежным. Мэтт положил подбородок ей на макушку. — Тут не любят цветные фонарики? — Дед и прадед Найджела всегда украшали Локвуд‑Хаус только белыми гирляндами, и эта традиция распространилась на весь пригород. — Мне кажется, это приятное место, — пробормотал Мэтт. — Да, правда. — Ди‑Эй слегка наклонила голову, открывая шею его поцелуям. Она нащупала выключатель, и комнату залил теплый золотистый свет. Ди‑Эй вдруг с удивлением осознала, что это не отель. Это ее дом. Ее книги на полках, ее картина над каминной полкой, ее стеклянная чаша на журнальном столике. Это не нейтральная территория, это ее дом. И Мэтт был здесь, и он собирался заняться с ней любовью. Он был на ее территории, в ее доме, в ее крепости. И если он уйдет — когда он уйдет! — воспоминания о нем останутся здесь, ее постель будет напоминать о нем, зеркала сохранят отражение его наготы. Она не знала, хочет ли этого, но остановиться уже не могла. Ну может быть, и могла. Если она попросит, Мэтт, конечно, уйдет, но она не хотела просить. Мэтт потянул ее свитер вверх и снял его через голову. Ди‑Эй почувствовала, как ослабла застежка бюстгальтера. Загорелые ладони накрыли ее бледные груди, сжимали и ласкали их. Ди‑Эй почувствовала, как Мэтт отступил от нее, и услышала шуршание его одежды. Она повернулась и провела рукой по его широкой обнаженной груди, покрытой золотистыми волосками. Дорожка более темных и жестких волос убегала под ремень. Она провела по ней пальцем, желая проследить ее путь до конца, но Мэтт хрипло приказал: — В спальню! Ди‑Эй зацепила пальчиком ремень его джинсов и повела Мэтта вверх по угловой лестнице, гадая, понравится ли ему ее спальня, оформленная Джули в сливочных и мятных тонах. Но Мэтт смотрел только на нее, ласкал взглядом ее грудь, лицо… Он быстро сбросил джинсы, лег на кровать и закинул руки за голову. — Люблю смотреть, как ты раздеваешься. Желание в его глазах заставило ее чувствовать себя звездой стриптиза. Правда, на ней остались только джинсы, но Ди‑Эй стала снимать их очень медленно, пока не встала перед ним голая. Она села на постель и медленно провела рукой по его бедру, поражаясь, какой нежной может быть кожа мужчины. Откинув волосы назад, она наклонилась и обхватила губами его ствол, пройдясь по всей его длине быстрыми движениями горячего язычка, которые, она знала, ему очень нравились. Она почувствовала, как его ствол вздрогнул у нее во рту, наливаясь силой и твердостью. Мэтт крепче прижал ее голову к своим бедрам, желая, чтобы она полностью взяла его в рот. Она стала быстро крутить языком вокруг головки, крепко сжимая пальцами основание его члена. Потом выпрямилась и оседлала его. Мэтт приподнялся и втянул в рот ее сосок, сперва один, потом другой. — Я хочу тебя, — прошептал Мэтт, откидываясь назад.