– Вещи у барона в кладовой хранились, но где они сейчас, не знаю – все ведь разграблено и сожжено. – А ты их видела? – В детстве барон один раз показывал чудесную вазу: из чистого-чистого стекла, будто хрусталь горный. Такого никто не умеет варить. Она была высокая и узкая, с очень тонким горлышком. Ему купец ортарский предлагал за нее по весу в три раза больше золота отдать, но… Эх, лучше бы отдал… не попала бы к солдатам… – Жаль… я бы хотел посмотреть на эти вещи… – Ничего не осталось – кладовая разграблена. Разве что ковчег… – Ковчег? – Да. Ковчег. Он на Языческом холме так и остался. Слишком тяжелый – его невозможно унести. – Торап что-то про него рассказывал… – Да про него все знают – как такое большое спрячешь! Солдаты его тоже утащить не смогли. Он вечно будет стоять в своем сарае. – Сарае? – Ну да. В сарае. Человек, который тогда оказался на холме вместе с ковчегом, потом поднял вокруг него стены и настелил крышу. Чтобы ковчег не ржавел от дождей. – Так… Совсем интересно становится… Ты уж если рассказывать начала, то все рассказывай. Что за человек? – Ну меня тогда на свете не было. Старый Аван говорил, что молнии тогда долго били с чистого неба, а потом на краю капища нашли два ковчега. – Уже два?! – Ага, два. Потом, когда дожди пошли, они вместе с песком вниз сползли. Один до скал дополз, второго засыпало. Песок ведь там непростой – то вверх, то вниз перебирается и ведет себя странно. – А тот человек? – И человек тогда появился. Никто его не знал – чужой человек. Все думали поначалу, что он сумасшедший. Кричал много, хватал за руки тех, кто ковчеги разглядывал. Оттаскивал от них. Никто не понимал, почему он так делает. Священники сказали, что в нем нет Тьмы. Потом те, кто много времени провел рядом с ковчегами, начали болеть. Лечить их было тяжело. Тогда и поняли, что человек этот знал про опасность и пытался спасти любопытных. Барон, дед последнего барона Мальрока, сперва хотел приказать кузнецам расколоть на куски один ковчег, чтобы узнать, какую он тайну скрывает внутри, и железо пустить в дело, но после этого передумал. Ведь кузнецов беречь надо. С годами один ковчег совсем ушел в песок, вокруг второго странный человек сделал сарай. А потом умер. Но не от странной болезни. Болел он очень часто почему-то и умер от сильной лихорадки. Старый Аван говорил, что он был хороший, и жалел, что недолго прожил. Называется, поговорили… – Альра, сможешь мне показать этот ковчег? Я спать не смогу, пока его не увижу! – Он возле вершины Языческого холма, без лошадей туда долго идти, а верхом… Вы разве сможете?… – Не переживай за меня… лишь бы ветром с седла не сдуло. * * * День солнечный; на небе ни облачка; жарко. Если бы не желтизна кое-где на листве и не налитые спелой синевой ягоды чахлого терна, никогда не поверишь, что уже осень. Альра вела меня другой дорогой, но она почти ничем не отличалась от той, по которой я поднимался вслед за Торапом. Все те же голые серые склоны, редкие валуны в пятнах лишайника, еще более редкие колючие кустарники с исковерканными ветвями. Вот и первые пятна песка под копытами коня. За спиной недовольно бурчит Тук – он полагает, что в моем состоянии не стоит такие прогулки совершать. На плече, вторя ему, раздраженно сопит попугай – он тоже считает, что бродить по лысым холмам удел дураков. Зачем терять время на такую ерунду, если внизу, в замке, есть огромный погреб, заставленный пузатыми бочками с увлекательным содержимым. Нас четверо, и если не считать Тука, охраны нет. Долгожданный мир, о котором я так мечтал. Если где-то в лесах и остались приверженцы Тьмы, они теперь десятой дорогой обходят Мальрок и его окрестности. Да и незаметно к нам не подойти: все окрестные тропы патрулируются, на холмах наблюдатели стоят. Даже Люк, когда-то не отходивший от меня ни на шаг, не стал нас сопровождать. Для него теперь кролики важнее стража. Отвык он от моего присутствия… все отвыкли… Ничего – я быстро оклемаюсь и все возьму в свои руки. Работы непочатый край. Не верю я в долгое мирное затишье – не балуют меня здесь. Надо не просто жить – надо готовиться к неприятностям. Они не заставят себя долго ждать… Я умею многое. Делать зажигательные смеси и взрывчатку; метательные машины и штампованные доспехи; дешевые наконечники для стрел и мушкетные стволы. А если наберу прежнюю форму, то теперь еще и в бою мне вряд ли найдется равный. Разве что Тьма придумает нечто еще более смертоносное… Показались вершины мегалитов внешнего круга. Широченная пасть с парочкой выбитых зубов – на большее у межгорцев не хватило сил: подпортили капищу зловещую ухмылку, но не уничтожили. А это что? Действительно сарай. Прямоугольник стен из нетесаного камня, многослойная грубая крыша, перекрытая теми же плоскими камнями, перемазанными глиной. Чувствуется запустение – за сооружением давно не приглядывали. Оценив размеры, присвистнул: – Он что – это в одиночку построил? – Почти все один, – подтвердила Альра. – Ему мало кто соглашался помогать. Люди до сих пор боятся сюда подходить. Болезнь ковчега… она плохо лечится. В длину не меньше десятка метров, шириной метров пять и в высоту пара моих ростов. Камни таскать снизу надо – здесь, кроме песка, ничего нет, дерево – вообще от самого подножия, как и глину. Да он был титаном, если почти в одиночку это построил. – Альра, он, похоже, умер не так давно. – Почему вы так решили?! – Крыша не провалилась до сих пор, а она без присмотра долго не держится. – Крыша надежная, да и при отце последнего барона иногда посылали людей ее чинить. Это в память о том человеке. Его уважали люди. – Понятно… Спешившись, я протянул поводья Туку. – Вы что, собрались внутрь заходить?! – испугалась Альра. – Я быстро. Не могу же проехать мимо, не взглянув на этот ковчег. – Только недолго. Вы и так едва живы. Там все равно ничего интересного. – Значит, мне не разрешаешь смотреть, а сама, получается, уже бывала, раз все знаешь? – усмехнулся я. Покраснев, Альра потупилась: – Так любопытно же было. Все дети сюда хоть однажды бегали. Вход узкий, прикрыт решеткой из трухлявых жердей. Осторожно отодвинул ее в сторону, шагнул внутрь. И остановился: дальше хода нет – все внутренности сарая занимает он. Нет слов… Ковчег, блин… Хочется расхохотаться не хуже Альрика… Всякое ожидал увидеть, но такого… Вот так рояль… всем роялям роялище… Впечатлен… Попугай, ошалев не меньше меня, с трудом выдавил: – Да-а-а-а-а-а-а… Изумили вы меня, грешного… Из такой бочки пивка бы хлебнуть… – Это какой же кузнец смог такое выковать, – заявил Тук, заглянув одним глазом. Альра, неслышно подкравшись сзади, тихо произнесла: – Только бог такое мог сделать. Говорят, внутри его скрыты скрижали, на которых он оставил свои заветы. И еще говорят, что там есть великие сокровища, подаренные народу, спасшему скрижали от язычников. Скептически хмыкнув, я уточнил: – А тот человек – он разговаривать умел? – Старый Аван говорил, что сперва не знал наш язык, а потом научился. – И что этот человек говорил про скрижали? – Он говорил, что их нельзя трогать. И ковчег нельзя ломать. Даже царапину на нем оставить – это святотатство. – А что ваши священники? – Они не признали ковчег реликвией. Он совсем не похож на ковчег из святой книги. Странный он какой-то и впрямь. Но и Тьмы в нем они не увидели. Еще Аван говорил, что наступит время – и придет человек, который сможет взять скрижали, не повредив стенок ковчега. Не пойму, как он это сделает, – только чудом. Ковчег ведь такой крепкий, в нем все огромное и очень тяжелое. Такого не могли сделать люди, сами ведь видите. – Зачем он построил сарай? Чтобы ковчег лучше сохранился до этого момента? – Да. Наверное. Тот человек любил строить. Он завоевал уважение этим. Видите там, на реке, мельница водяная. Далеко, но разглядеть можно. Ее он построил. Затем уже по подобию этой мельницы другие поставили. Он многим вещам наших мастеров научил. Он знал то, чего не знал никто. А теперь его мельницу разрушили ортарцы. Одни стены остались… Скоты… – Не переживай, Альра, восстановим мы ее. Будет не хуже, чем раньше. Я умею делать мельницы. – Правда?!