Фиби кивнула. – Ты, наверное, слышал, что на наш дом упала бомба. – Ага. Жуть! – Вот я и вспомнила о нашем парашютисте. Зачем понадобилось бомбить Фарли? – Ну, там ведь полным-полно солдат, – ухмыльнулся Алфи. – Хорошо, допустим, это одна причина. А что, если есть другая? – В смысле? – Что, если кого-то или что-то в Фарли необходимо уничтожить? Знаешь мистера Крессвелла, сына викария? (Алфи кивнул.) Он там был, когда дом загорелся. Спас меня и мою гувернантку. Как настоящий герой. Но его заинтересовало, что у мисс Гамбл есть телескоп. А сегодня я сидела в классной комнате, выглянула в окно и увидела, как он обходит дом и идет на конюшенный двор. А мисс Гамбл именно там сейчас и живет. Поэтому я задумалась: вдруг он подозревает, что у нас тут творится неладное? Или, – тут Фиби сделала паузу, – сам связан с парашютистом? – Как это? – удивился Алфи. – Ну да, он тогда разбился на самолете, повредил ногу, но почему он все-таки не на фронте? Такие, как он, вполне могут желать победы Германии. Молчаливый, хитрый, чем не пособник немцев? Так что я думаю, нам с тобой пора заняться делом. Мистер Крессвелл ушел на станцию, но если вернется, надо будет за ним проследить. Еще я поищу у нас дома, вдруг найду что-нибудь подозрительное. А ты побегай по деревне, может, тоже что-нибудь разнюхаешь. Договорились? – Хорошо, – согласился Алфи, – хотя я уже и так слышал, что люди болтают. Так вот, некоторые думают, что тот немец, который у доктора живет… шпион! – Но он ведь еврей и австриец. Он сбежал от нацистов. – Это он так говорит, – ухмыльнулся Алфи. – Но я постараюсь, обещаю. Если кто и вызывает подозрение, так это Бакстеры, строители. У них ворота вечно заперты, а забор здоровенный и внутрь не заглянуть. – Вероятно, чтобы никто не пробрался во двор и не украл их строительные материалы, – предположила Фиби. – Да, но это еще не все, – не унимался Алфи. – Я видел на днях, как выезжает бакстеровский грузовик. И кто-то закрыл ворота, как только машина выехала, а младший Бакстер был за рулем, заметил, что я там стою, да как заорет: «Чего пялишься? А ну пошел отсюда!» – Значит, ты понаблюдаешь за двором Бакстеров? Отлично, – сказала Фиби. – Мы докопаемся до правды, вот увидишь. Мы всех удивим. Глава девятнадцатая Париж Марго сидела у окна в отеле «Риц» и глядела на улицу внизу. Палец все еще саднил и кровоточил, но больнее было от другого. Эта женщина. Вот как он ее назвал. И взглянул совершенно равнодушно. Она мне не возлюбленная. Он ее ни капельки не любит. Она рисковала жизнью, оставаясь в Париже, вместо того чтобы жить дома, в безопасности. И у нее не было ни малейшего шанса его спасти. Немцы ее просто использовали, поставили в такое положение, что ей пришлось согласиться на их условия, и все зря. Какой же я была дурой, думала Марго. Домой-то она поедет, но только чтобы помогать врагу. А если не станет этого делать, то фашисты непременно убьют ее или кого-нибудь из членов ее семьи. Теперь, когда она своими глазами увидела, как они действуют, можно было не сомневаться: они способны без колебаний поставить ее к стенке. Она еще не знала, в чем будет состоять ее задание, но, вероятнее всего, оно как-то связано с тем, что она аристократка и вращается в высшем обществе. Она вздрогнула и прижала раненую руку к груди. – Браво, – заметил герр Динкслагер, когда увозил ее из штаба гестапо на авеню Фош. – Вы держались очень отважно. Именно этого я и ожидал от наследницы одной из старейших фамилий Англии. Извините, что пришлось причинить вам боль. Уверен, ваш палец скоро заживет. Наверняка вы и сами понимаете, что это было вызвано необходимостью. Тогда Марго ничего не ответила, просто глядела в окно. – Для начала вам понадобится пройти подготовку, – продолжал Динкслагер, – так что до поры до времени мы, пожалуй, оставим вас в «Рице». Почему бы и не насладиться вином и едой, если уж представился случай, не правда ли? Гестаповец снова приветливо болтал с ней, как будто они возвращались с загородной прогулки и это не он только что загнал щепку ей под ноготь. Он был готов проделать то же самое с остальными ее пальцами и позволил бы молодому солдату изнасиловать ее, если бы верил, что это даст нужный результат. Разве так можно себя вести? – недоумевала она. Прикидывается культурным, но при этом невозмутимо пытает и убивает. Неужели он никогда не думает о своей жене, детях, сестрах, оставшихся дома, не догадывается, что и с ними могут обойтись так же? Автомобиль остановился перед «Рицем», и немец проводил Марго в номер Жижи Арманд. Там никого не было. – Я пришлю кого-нибудь перевязать вам палец, – пообещал Динкслагер. – И договорюсь, чтобы завтра вас начали обучать. И вот теперь она, их пленница, сидит одна-одинешенька, ожидая худшего. Но неужели я ничего не могу сделать? Может быть, сбежать по крышам, выбравшись через комнаты прислуги? В голову пришла дурацкая мысль: А что, если просто открыть дверь и пройти по коридору, вниз по ступенькам – и на свободу? Она пересекла комнату и отворила дверь. Немецкий солдат, стоявший на страже возле лестницы, обернулся на звук и уставился на нее. Значит, этот вариант отпадает. Ей пришла другая идея: заказать еду в номер. Если заказ принесет женщина, можно будет на нее наброситься, связать, переодеться в ее форму и сбежать. Мысль интересная, но ведь не все так просто. Что, если та женщина станет сопротивляться? Сможет ли она, Марго, ее убить? Девушка содрогнулась. Одно дело – связать, и совсем другое – лишить жизни. Но сидеть и ждать тоже невыносимо. Марго сняла телефонную трубку, но не услышала гудков. Тут в номер вошла Жижи Арманд. Марго испуганно подняла на нее глаза, как застигнутый за шалостью ребенок. – Вот, думала заказать бокал вина, – пояснила она. Мадам Арманд улыбнулась: – Внизу за стойкой сидит человек, который включает телефон, как только видит меня, – в целях безопасности. Так чего именно вы хотели? – Какая разница, – сказала Марго и отошла от аппарата. – Ну отчего же. До меня дошли слухи о случившемся. Вы выпили коньяку? Очень помогает успокоить нервы. Марго покачала головой. – Но о вашей бедной руке они позаботились? – Мадам Арманд увидела повязку. – Ну что за варвары! Я скажу Шпаци – то есть герру Динкслагеру, – как увижу. Нельзя так себя вести с моими протеже, если он рассчитывает на новое платье для своей жены. Она подошла к Марго и взяла ее за раненый палец. – Нужно делать, что они велят, ma chérie. Чтобы выжить, приходится им подыгрывать. Насколько я понимаю, они хотят отправить вас домой. Прошу вас, не надо геройства. Сделайте, что они велят, и вскоре окажетесь в безопасности, рядом с семьей. Марго кивнула. Она страшно боялась, что разрыдается, если откроет рот и произнесет хоть слово. Доброта мадам Арманд стала последней каплей для ее натянутых как струна нервов. Мадам Арманд подняла трубку и спокойным голосом заказала в номер копченой лососины, бутылку шабли и большой бокал коньяка. Положив трубку, улыбнулась Марго и проговорила: – Все будет хорошо. – Вряд ли, – уныло возразила Марго. Модельерша подошла к ней и обняла за плечи. – Этот ваш Гастон очень благородный человек. Франция может им гордиться. – Что вы имеете в виду? – Марго вскинула голову. – Он позволил им меня пытать. По-вашему, это благородно? Мадам Арманд улыбнулась. – Что бы ни случилось, он не предаст Сопротивление. Я знаю, что он сказал о вас – будто вы для него ничего не значите. Но я также знаю мужчин, ma chérie. У меня было немало мужчин. Он сказал это, чтобы вас оставили в покое. – В покое? – сердито воскликнула Марго. – Он сказал, что ему плевать, пусть хоть режут меня на куски! – Разумеется, – мадам Арманд очень по-французски передернула плечами, – разве вы не поняли? Иначе они вас нипочем не отпустили бы. Если ему нет до вас никакого дела, значит, пытать вас не имеет смысла – этим его не проймешь. Вдобавок вы согласились на условия немцев. Теперь вы марионетка в их руках. Марго взглянула на нее с подозрением: – А вам, похоже, известно не так уж мало. Полагаю, вы с ними сотрудничаете? – Милая моя, ни с кем я не сотрудничаю, – ответила мадам Арманд. – Но я любовница Шпаци, о чем вы наверняка уже успели догадаться. Как вы думаете, почему я живу в «Рице», прихожу и ухожу когда вздумается? Да, признаюсь, я сыграла роль в том небольшом спектакле, когда вас впервые забрали в гестапо. Но сделала это лишь потому, что вы мне дороги и я не хочу, чтобы вас убили. – Тогда вы, должно быть, в курсе, какое поручение мне дадут в Англии? Жижи Арманд пожала плечами: – Не то чтобы. Скорее всего, вам не скажут, пока вы не прибудете на место и не выйдете на связь с нужными людьми. – Но что если они потребуют, чтобы я, пользуясь положением в свете, кого-то убила? Кого-то важного – может быть, даже члена королевской семьи? – Я вам совершенно честно говорю, что понятия не имею. Но точно знаю, что вам нужно до последнего притворяться, будто вы готовы им помогать. – Я бы все равно не спасла Гастона? – тихо спросила Марго. – Вряд ли, – ответила мадам Арманд. Подозрения Марго подтвердились, когда на следующий день ее повезли на стрельбище. Ей случалось охотиться на фазанов, и стреляла она хорошо, но сейчас держала пистолет неловко и намеренно промахивалась. Что угодно, лишь бы потянуть время. – Вам следует больше стараться, фройляйн, – сказал занимавшийся ею офицер. – Мне пока больно держать оружие, – ответила она. – Вам придется подождать, пока мой палец заживет. – Некогда тянуть, – возразил он, – вас ждет срочное задание. Попробуйте еще раз. Вы не уйдете, пока пять раз подряд не попадете в центр мишени. Следующие дни выдались еще труднее. Требовалось запомнить массу информации, понять кодовые слова. Вдобавок Марго непрестанно запугивали – не в открытую, разумеется, но намекали, что за ней будут постоянно наблюдать, за ней и за ее семьей, что в Великобритании действуют и другие немецкие агенты (сколько их, она не знала) и что ей предстоит облагодетельствовать соотечественников; что исход войны предрешен, вторжение состоится, но в ее власти ускорить события и спасти Британию от невзгод. На третий день, едва Марго вернулась с занятий, – Жижи еще была у себя в ателье – в дверь громко забарабанили. Девушка открыла, и вошли два незнакомых немецких офицера. – Фройляйн, вам следует немедленно пойти с нами, – отрывисто сказал один из них по-английски. – Автомобиль ждет. – Куда мы едем? – спросила Марго.