III На командном пункте XI бригады все явственней ощущаются приметы неблагополучия. Торопливо входят и выходят вооруженные люди, поспешно пересекают патио, заваленное тряпьем, бутылками, жестянками, порожними ящиками из-под патронов. Жгут документы, а выстрелы и взрывы, доносящиеся из городка, звучат все ближе. Воздух сгущен от царящего повсюду нервного напряжения. Пато Монсон, которая возвращается, устранив очередной обрыв линии — она уж и не помнит, который по счету, — видит, как увеличилось число раненых, стекающихся к перевязочному пункту, и сколько тех, кто способен передвигаться самостоятельно, отправляют к реке, не оказав им никакой помощи. Нет противостолбнячной сыворотки, нет морфина, нет лекарств; не хватает бинтов и кетгута, и края раны приходится скреплять английскими булавками или стягивать несколькими витками бечевки. Тяжелораненые, вповалку лежащие под навесом, ни на что, кроме глотка воды, рассчитывать не могут, а от Аринеры до самого Эбро тянется вереница санитаров и искалеченных солдат, которые, хромая, опираясь друг на друга, ковыляют к тому месту на берегу, откуда их, быть может, эвакуируют — надежды на это с каждой минутой все меньше. В патио лейтенант Харпо вместе с сержантом Экспосито осматривает снаряжение, еще пригодное для использования, — «Красная заря», два ранца с инструментами и четыре катушки провода. — Привет, товарищ, — неизменно жизнерадостный Харпо улыбается при виде Пато. — Ну что? Как там внизу? Что новенького? — Переправу в очередной раз вывели из строя. Франкисты разбомбили. Есть погибшие. Лейтенант проводит ладонью по лицу, покрасневшему от какой-то сыпи. Стекла его очков покрыты пылью. — О дьявол, — говорит он. — Наводить мост днем — чистое безумие. Понтонеры должны были бы работать только ночью. — Думаю, при луне было бы то же самое, — говорит Экспосито. — Лодки-то хоть есть? — спрашивает Харпо. — Немного. На веслах идут: отсюда — битком набитые, сюда — порожняком. — Резервов, стало быть, нет. — Не видела. — И хорошо. Чем больше тут народу скопится, тем трудней будет выбираться отсюда. — Неужто совсем плохи дела? Лейтенант незаметно показывает на костер в углу патио и говорит вполголоса: — Гляди… Выполняют приказ… Вот как сожгут документы и оборудование, так и дела, надо полагать, наладятся. — Да уж вижу. Покуда Пато снимает свой ранец, Харпо и Экспосито успевают рассказать, что тут происходит. Исправны только три линии: одна — только что восстановленная — ведет на КПП у самой реки, другая — в сосновую рощу у восточной высоты, третья — на Рамблу, возле кладбища. С частями на других позициях связи нет. С высотой Пепе, где продолжает сопротивляться батальон Островского, она поддерживается через посыльных, снующих туда и обратно через бутылочное горлышко. То же относится и к Кастельетсу, где бой идет так близко к командному пункту, что никакого телефона не надо: доклады и приказы передаются связными. — Короче говоря, — подводит итог Харпо, — мы при последнем издыхании. Пато смотрит на сержанта Экспосито, которая все это время хранит молчание, и на ее стоическом лице читает подтверждение словам лейтенанта. — Сколько же мы сможем продержаться? Ответа нет. Пато устало вздыхает. Ноги у нее болят от долгой ходьбы, плечи ломит от тяжелого ранца. Она садится на землю и начинает разматывать обмотки, стягивающие брючины комбинезона над альпаргатами. Потом вытряхивает из них пыль, комочки земли, грязь. На левой икре обнаруживается воспалившийся гнойничок — он зудит и жжет, но сейчас с ним ничего нельзя сделать. Когда созреет — прорвется, и тогда можно будет промыть его кипяченой водой и прижечь пламенем одной из трех оставшихся спичек, которые она хранит в жестяной коробочке. Но до этого — день-два, а за это время многое еще может случиться. Подошедший солдат докладывает Харпо, что его требуют в штаб. Пато по-прежнему сидит на земле, наматывая обмотки, а Экспосито молча за ней наблюдает. — Хорошая ты девочка, — наконец произносит она, и Пато смотрит на нее удивленно: — Я? — Ты. Больше сержант не произносит ни слова. Достав из кармана комбинезона бутерброд, завернутый в страницу «Солидаридад обрера», принимается за еду. Пато, справившись с обмотками, смотрит на нее: — Ну что — мы проиграли? — Еще нет. — Но кажется неизбежным. Экспосито устремляет ничего не выражающий взгляд на раненых под навесом: — Победа будет за нами. И, разломив свой бутерброд надвое, протягивает половину Пато, у которой уже несколько часов крошки во рту не было. Черствый хлеб с отвратительной говяжьей английской тушенкой все же помогают обмануть голод. Она запивает трапезу глотком речной воды с капелькой йода из пузырька, одолженного каким-то санитаром. Редкая гадость, но пить можно. Появляется какой-то солдат — один из тех, кто околачивается при штабе. В одной руке у него пуговица, другой он поддерживает спадающие штаны. — Эй, красавицы, можете пришить? Экспосито с каменным лицом секунду смотрит на него и отвечает: — Пусть тебе твоя потаскуха-мамаша пришивает. Солдат растерянно хлопает глазами: — Ничего себе… Это что же такое, товарищи? Экспосито показывает ему на свой шеврон: — Видишь это? — Ну вижу. — Вот и вали отсюда. — Что? — Что слышал! Уматывай, идиот. Пошел отсюда. Обескураженный солдат отходит, едва не столкнувшись с лейтенантом Харпо и майором Карбонеллем, заместителем командира бригады. Они о чем-то тихо переговариваются, и лица у обоих очень серьезны. — Пастухам — ужин, барашку — вертел, — глядя на них, как бы про себя говорит Экспосито. Пато встает. Начальство коротко объясняет ситуацию. Высота Пепе — ключ позиции; если ее возьмут, может рухнуть вся оборона Кастельетса. Посыльным все трудней пробираться через бутылочное горлышко, они не справляются, а потому необходимо восстановить связь. Это поручается Пато. — Почему ей? — спрашивает Экспосито. — Она уже бывала там и знает дорогу, — отвечает Харпо, задетый этим неуместным вопросом. — Кроме того, она хороший специалист и надежный товарищ. — Вот по этой самой причине ее и не надо подвергать такому риску. Дайте ей хоть дух перевести. Пато, благодарно взглянув на нее, улыбается устало: — Ничего, товарищ сержант… Я справлюсь. Лейтенант одобрительно кивает, майор Карбонелль тоже доволен ответом. Экспосито прячет недоеденный бутерброд, берет полевой телефон, перекидывает через плечо ремень автомата. — В таком случае я пойду с ней. — Нет, — говорит Харпо. — Почему? — Потому что здесь ты нужней. Сержант колеблется, но тут вмешивается Пато. — Да ничего, — повторяет она. — Я справлюсь одна. — Нет, это не годится. Возьмешь с собой Розу Гомес. Сержант считает такой выход разумным, и Пато он устраивает. Роза Гомес заслуживает доверия. Экспосито отправляется за ней, а майор и Харпо подробно объясняют Пато задание. Телефонная связь исправно действует до республиканских позиций перед кладбищем — место это называют Рамблой, — а значит, обрыв где-то дальше, между ним и высотой Пепе. Связисткам надлежит проверить линию, установить место аварии и по возможности ее устранить. Майор Карбонелль вручает Пато вчетверо сложенный листок замусоленной бумаги: — В любом случае это сообщение надо передать командиру батальона Островского. Это очень важно… Ясно? — Ясно, товарищ. Майор уходит, встретившись по дороге с Экспосито, которая возвращается вместе с белокожей и черноглазой Розой Гомес.