Она бросает на меня любопытный взгляд. Уловила в моем голосе беспокойство? – Удобно, наверное. – Удобно. Да не переживайте, я не буду вам надоедать. – Она похлопывает меня по руке. – Может, пойдем чего-нибудь выпьем? Я отведу вас к Лиз. Отвечаю, что это было бы здорово, и мы идем вверх по склону. Добравшись до кафе – того самого, где я вчера познакомилась с Брайаном, – мы садимся у окна, и Моника берет запаянное в пленку меню. – Ну что, чайку? Подходит вчерашняя женщина – Моника представляет ее как Лиз, – сегодня она натянуто улыбается, стараясь не встречаться со мной взглядом, когда принимает заказ. Открытой враждебности она не проявляет, но мне кажется, она выяснила, кто я такая, и ей это не нравится. Ладно, думаю, да и черт с ней. Чтобы проект удался, вовсе не обязательна поддержка всех до единого, не переживать же теперь из-за каждой старой выдры с кислой миной. – Что-нибудь еще? Отрицательно качаю головой, и она уходит. Моника подается вперед: – Так о чем вы хотели со мной побеседовать? Я колеблюсь, но вспоминаю про свой фильм: нужно, чтобы на канале им заинтересовались. Удалось же мне разговорить девочек из «Черной зимы», значит что-то я все-таки могу. – О Дейзи, – говорю я. Она отстраняется, еле заметно, но потом, похоже, берет себя в руки. – О Дейзи Уиллис? Так вот зачем вы здесь? – Это всего лишь фон для фильма. Меня интересует, как все эти события подействовали на сообщество. Вы ее знали? Она уже открывает рот, но тут распахиваются двери и в кафе вваливается компания девушек. Им лет пятнадцать-шестнадцать, и, судя по школьной форме, они заявились сюда прямо с занятий. Они весело болтают и смеются, их кипучая энергия в один миг преображает сонное кафе. Одна из них, самая высокая, явно заводила; она главенствует в разговоре, наигранно закатывая глаза, – речь, очевидно, идет том, кого здесь нет. – С чего вы взяли, что я ее знала? – уточняет Моника. Я кошусь на девушек и думаю о Дейзи. Интересно, она тоже была такой? – Брайан сказал. – А, так вы говорили с Брайаном. – Она, похоже, слегка расслабляется. – Ну да, знала немного. У нас тут все друг друга знают. – Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов? Изгиб ее губ наводит на мысль, что перспектива не слишком ее вдохновляет. – Я думала, этот ваш фильм будет про всякую ерунду. Никто не обязан никого закладывать. Разве ваша подруга не так сказала? Подруга. Она, разумеется, имеет в виду Джесс, мою ассистентку. Похоже, Моника присутствовала на встрече. – Ну да, именно, – говорю я со всей возможной теплотой в голосе. – Можете мне поверить, никто и не обязан. Прежде чем она успевает ответить, появляется Лиз с чаем. Она водружает на стол щербатый чайник и ставит перед каждой из нас по разномастной чашке с блюдцем, после чего, перекинувшись парой слов с Моникой, удаляется. Приходит на ум фраза Гэвина о том, что не все здесь считают смерть Дейзи самоубийством. – Я просто пытаюсь понять, что произошло, – объясняю я. Она отвечает не сразу. На ее лице мелькает беспокойство. Секунду спустя она косится на Лиз, наблюдающую за нами со своего места, потом на девушек, вошедших в кафе следом. – Перекурим? – предлагает она, понизив голос. Мы выходим на холод. Пожелтевшими пальцами она вытаскивает сигарету и закуривает, потом протягивает пачку мне. Меня подмывает угоститься, но я удерживаюсь. Зря я, что ли, столько времени не курю? Она выдувает из ноздрей сизоватый дым. – Что вы слышали? – Только то, что есть люди, которые не верят в суицид. – В самом деле? – Моника затягивается и понижает голос: – Послушайте, я могу вам только сказать, что она была пропащая душа. По слухам, у нее были большие проблемы с парнем. Ну, как обычно, понимаете? Пропащая душа? Проблемы с парнем? Мне немедленно вспоминается мой бывший. Он говорит, что с него хватит. Моя работа его достала. Ему мало моего тепла. Между нами все кончено. Да, я была расстроена. Намного сильнее, чем позволила себе показать. Он был первым мужчиной, которому я доверилась. Я плакала. Я давала себе зароки никогда больше ни в кого не влюбляться. И даже едва не докатилась до того, чтобы усесться смотреть какой-то сопливый фильм с соседкой по квартире. Но топить горе в бутылке не стала. И прыгать со скалы тоже. – Моника, люди не кончают с собой только потому, что их бросили! – Некоторые кончают. – Она мнется. – Может, дело было еще и в другом. – В чем еще? – Кто знает? – Она тушит недокуренную сигарету о стену. – Вы поймите, нам тогда всего этого хватило по горло. Тело так и не нашли. Никто не хочет ворошить прошлое. Это уже история. Людям лишь бы поскорее все забыть, и дело с концом. И вам тоже лучше забыть. Ведь даже если мы узнаем, почему она спрыгнула со скалы, ее все равно не вернуть. – Разумеется, это так. Но… – Ну и какой тогда во всем этом смысл? Докопаться до правды, подмывает меня сказать. Вот какой в этом смысл. Докопаться до правды. И это, собственно, то, чем я занимаюсь. Чем зарабатываю себе на жизнь. Но потом я думаю про «Черную зиму». Сильно моя правда помогла всем этим девушкам? – Послушайте, – смягчается Моника. – Не знаю, что вы там себе о нас понапридумывали, но мы самые обычные люди. Мы живем своей жизнью, как и все остальные. Может, вы этого не понимаете, но мои заработки целиком и полностью зависят от туристов, которые сюда приезжают. И почти у всех так. Мы не можем позволить, чтобы ваш фильм распугал весь народ, ясно? На мгновение мне чудятся в ее голосе угроза, но она улыбается. – Разумеется, – говорю я. – Но я же не рекламу снимаю для вашей деревушки. «Приезжайте в Блэквуд-Бей, здесь сбываются мечты!» – Я смотрю ролики, – говорит она и каблуком вдавливает окурок в землю. Я раздумываю. Мне не нужно ее одобрение, и тем не менее не могу удержаться: – И что? – Мы все смотрим. Просто… мы хотим, чтобы наша деревня была известна чем-нибудь еще. – Я понимаю. Она печально улыбается: – У Дейзи никого не было, вот что я думаю. – Но мне сказали, у нее была подруга. Что с ней случилось? – Она сбежала. Не помню, куда именно. В вышине проносится ветер, и хотя его дуновение никак меня не затрагивает, я ежусь. – Кто она была? Мои слова звучат неестественно, косноязычно, будто кто-то чужой заставляет меня говорить, но Моника ничего не замечает. – Девочка из Молби. Они вместе учились в школе, но, как я уже говорила, она сбежала. Ходили слухи, что ее видели в Лондоне, но мне об этом ничего не известно. Нет, хочется мне сказать. Нет. Все было не так. Они едва знали друг друга. Может, Моника что-то перепутала? Может, она вспомнила о ком-то другом? Может, тогда исчезла еще одна девушка? Но нет. Я бы об этом знала. Ведь знала бы? – Значит, всего пропали три девушки, – констатирую я, понимая, как глупо должны звучать мои слова. – Дейзи, Зои и эта подруга? – Дейзи не пропала. Она покончила с собой. А ее подругу, если верить слухам, потом видели. Но так – да. – Эта ее подруга… Меня охватывает чувство, будто мне заткнули горло. Слова приходится выдавливать из себя с усилием, точно сквозь густую слизь. – Когда она сбежала? – Наверняка не помню. Примерно в то же время, когда погибла Дейзи. А что? Я словно цепляюсь за край скалы и вот-вот сорвусь. – Как ее звали? – Сэди. И хотя мне следовало быть к этому готовой, нужно было держать удар, имя поражает меня, точно молния. Оно отзывается эхом крика в темной комнате, угрожая вывести меня из равновесия. – Ее звали Сэди.