Она наливает порцию в бокал. Маслянистая тягучая жидкость липнет к стеклу, точно кровь. – Моника не появлялась? – спрашиваю я, протягивая ей деньги. – Да вон сидит. Она кивает на столик в уголке. Моника одна; заметив меня, жестом просит подойти. Я усаживаюсь рядом, и она закрывает книжку, которую держит на коленях. – Все в порядке? Она склоняет голову набок, и я задаюсь вопросом, не слышала ли она нас прошлой ночью. Стены в домах тонкие, – в конце концов, слышу же я, как она ходит за стенкой. – Это правда? – спрашиваю я. – Что? – Что вы видели, как Дейзи прыгнула со скалы. У нее вытягивается лицо. – С чего вы взяли? – Дэвид сказал. – Правда, что ли? – удивляется она. – А зачем вам вообще понадобилось с ним разговаривать? Да еще об этом. Отвечать на этот вопрос я не хочу. – Так как? Моника вздыхает, потом обводит зал взглядом: – Не здесь. Идемте наверх. Она встает из-за стола, и мы подходим к барной стойке. Моника спрашивает Беверли, не возражает ли та, и, получив согласие, ведет меня к двери в углу. Я чувствую, как с каждым шагом где-то глубоко внутри, точно костер из уголька, начинает разгораться страх, неопределенный, но вполне живой. – Идемте, – говорит Моника. Дверь разевает пасть, черную и необъятную, и в нос ударяет странный запах, соленый с сернистой ноткой. Меня подмывает сбежать, но я понимаю, что это глупо, и заставляю себя двинуться следом за Моникой по ступеням. Наверху она щелкает выключателем, и под потолком тускло загорается пыльная лампочка. Мы стоим в узком коридорчике; пожелтевшие от времени обои отклеиваются от стен, слева и справа тянутся ряды дверей. Мы входим в одну из них и оказываемся в захламленной гостиной. Все свободные поверхности заставлены немытыми чашками из-под кофе, в углу беззвучно работает огромный телевизор. В комнате стоит застарелый табачный дух, и меня немедленно начинает подташнивать; сердце колотится в груди, точно дикий зверь, отчаянно пытающийся вырваться из клетки. Моника плюхается на диван и указывает мне на кресло напротив. – Бев пускает меня сюда, когда мне хочется покурить, – поясняет она, хотя я ни о чем не спрашивала. – Ясно. Она с улыбкой вытаскивает из пачки сигарету. – Значит, Дэвид сказал вам, что я видела, как Дейзи прыгнула со скалы. – Вы не говорили мне об этом. Мой голос звучит слабо и жалобно. Я откашливаюсь, но это не помогает. – Не говорила. – Почему? – Просто так. – Что вы видели? – В смысле? Она спрыгнула со скалы. Вот и все, что я видела. Иногда я тоже вижу, хочется мне сказать. Я вижу, как она стоит на краю обрыва в длинном струящемся платье, ветер подхватывает и раздувает его и оно блестит в свете луны. В этом бледно-голубом свечении она кажется совершенно призрачной, неземной. Я вижу, как она делает шаг вперед, к краю утеса, за ним другой, практически плывет по воздуху. Потом без паузы она делает еще один, самый последний роковой шаг и беззвучно исчезает. Впрочем, я знаю, что все было не так. На ней были джинсы. Ботинки. Куртка. Ничего возвышенного. Ничего утонченного и хрупкого. Ни намека на поэтичность. – Что вы там делали? – Просто гуляла. Она щелкает зажигалкой, и я шарахаюсь, как от выстрела, а когда вскидываю голову, вижу сразу двух Моник: в глазах двоится. – Алекс? Я моргаю, и все вокруг вновь обретает четкость. Нужно хоть что-то сказать. Нельзя уплывать. Я всаживаю ногти себе в ладонь, но ничего не чувствую. – Что именно вы видели? Она качает головой: то ли не хочет рассказывать, то ли ей больно воспоминать. Наконец она начинает говорить, но очень тихо: – Она просто там стояла. Неподвижно. Поначалу я ее даже не узнала. Она была слишком далеко, на самом краю. Просто стояла и смотрела вдаль. – Она точно была там одна? – Да, совершенно одна. Она лжет. Однозначно лжет. Дейзи убил Дэвид. Он едва не сознался. – Она вас видела? – Нет. Она оглянулась, всего один раз, но при этом явно находилась где-то в своем мире. Кажется, я что-то ей крикнула. А потом она прыгнула. Моника произносит это так просто, так буднично. «Она прыгнула». И все. Как будто она шагнула с тротуара на проезжую часть на пешеходном переходе. – И?.. – Что – и?.. Неужели она не кричала? Даже не вскрикнула? Неужели ты не попыталась ничего сделать, чтобы помешать ей? Впрочем, что она могла сделать? Сигануть с утеса следом за Дейзи? Отрастить крылья и поймать ее на лету? – И что вы предприняли? – Я подбежала, разумеется. Что еще я могла предпринять? – Она выдувает из ноздрей дым. – Посмотрела с края утеса вниз. Кажется, что-то кричала, сейчас уже точно не помню. – Вы не стучались в дом к Дэвиду? В трейлер? – Стучалась, – отвечает она. – Дэвид сказал, что он уже лег. Я решила, что разбудила его. – Вы ему поверили? Она раздумывает. – Так поверили? – Я не знаю. Со стороны-то как понять? Не знаю. Он вроде зевал, но это выглядело как-то… – Как? – Фальшиво, что ли. Но может, он и ни при чем. – Не уверена, – говорю я. – Он был знаком и с Дейзи, и с Зои. – Откуда вы знаете? – Знаю. Думаю, Элли тоже с ним общается. – Она бы мне рассказала, – качает головой Моника. – Я уверена. – Так что вы сделали, когда Дэвид вам открыл? – Мы позвонили в полицию. Некоторое время я наблюдаю за ней: глаза подернуты дымкой, будто она переживает все заново.