Меня охватывает знакомое ощущение отверженности. Я почти готова засмеяться. – Извини. Я просто… Жду, когда он договорит, но он, похоже, не в состоянии ничего из себя выдавить. Он открывает дверцу машины и выходит. – Гэвин? – зову я. – Не говори никому, ладно? Про сегодняшний день. Вид у него становится уязвленный. Так… кажется, он решил, что я про наш поцелуй. – Я имею в виду, про кладбище. Про то, что я знала Сэди. Он улыбается, потом легонько кивает: – Не буду. Я благодарю его, вылезаю из машины и пешком иду в Хоуп-коттедж. 29 Но даже в коттедже я не могу найти себе места. Нужно чем-то себя занять. Поснимаю-ка еще что-нибудь для фильма. Может, виды деревни вечером. Откуда-нибудь сверху, из парка например. Уже почти стемнело, так что я выхожу из дома. Только на подходе к летней эстраде, попытавшись начать съемку, я понимаю, что карта памяти в моей камере заполнена, а запасную я взять забыла. Приходится возвращаться. На Слейт-роуд я вдруг кожей чувствую на себе чей-то взгляд. Не останавливаясь, я поворачиваю голову то вправо, то влево, и каждый раз мне мерещится какое-то мельтешение, как будто кто-то скрывается в темноте, предугадывая мои движения и ускользая обратно в тень за мгновение до того, как я успеваю его заметить. Я ныряю в переулок и, оказавшись в своем дворе, выдыхаю с облегчением, но ощущение слежки никуда не исчезает. Мне кажется, я замечаю, как занавеска в окне дома Моники слегка колышется, совсем слабо, еле уловимо, но, когда я снова бросаю туда взгляд, она уже неподвижна. Я поворачиваю ключ в замочной скважине, но дверь не заперта. Должно быть, в спешке я забыла запереть ее и просто захлопнула. Следует быть внимательнее. Стрелка барометра застыла посередине между «бурей» и «дождем». Я поднимаюсь наверх, моя сумка лежит в спальне, но за секунду до того, как включить лампу, я понимаю: что-то не так. Дверь приоткрыта, и свет из коридора льется внутрь, выхватывая из темноты кусочек ковра и край кровати. Другая часть комнаты тонет во мраке. Я слышу негромкий выдох и вижу на границе света и тени какое-то движение. Кто-то со скрипом поднимается с кровати и делает шаг в мою сторону. Первыми показываются его ноги в уродливых черных ботинках, далее – голубые джинсы и черная куртка. Я замираю. Его лицо по-прежнему в тени за дверью, но, кто бы этот человек ни был, я вижу, что его взгляд устремлен на меня. Его запавшие глаза горят пугающим огнем. – Алекс. Он произносит имя так, словно оно заключено в кавычки, и я понимаю, что меня засекли. Я пытаюсь отступить назад, прочь от него, но не могу. Я одеревенела от страха. – Какого рожна? – Не надо… – говорит он, делая шаг вперед. – Я тебя не обижу. Шелестящий голос кажется мне смутно знакомым, но от ужаса мозг работает со скрипом, и я никак не могу сообразить, где я его слышала, кому он принадлежит. Я способна лишь тупо сжимать дверную ручку. И тут до меня доходит. – Дэвид? Звук собственного голоса выводит меня из оцепенения. Я нащупываю выключатель и щелкаю им. Я не ошиблась: Дэвид надвигается на меня, легко ступая, его рука в кармане. Еще миг, и он вытащит ее – блеснет лезвие или покажется веревка. А может, пистолет. Нужно действовать. – Стой, где стоишь! Мой окрик ошарашивает его. Он вытаскивает руку из кармана. В ней ничего нет. – Не подходи! – Я ничего тебе не сделаю, – уверяет он. – Просто позволь мне уйти. Я понимаю, что он не знает, что сказать; он не поджидал меня здесь, я застукала его. Меня разбирает смех, хотя ничего забавного в этой ситуации нет. Мой страх переплавился во что-то другое. Я стою между Дэвидом и входной дверью, и, если придется бежать, у меня есть все шансы выскочить наружу. – Что ты здесь делаешь? – Ничего, я просто… Я окидываю комнату быстрым взглядом. Все в том же виде, в каком я оставляла. Ящики комода не вывернуты, в моих вещах никто не рылся. Он не ожидал, что я так быстро вернусь. Я смотрю ему в глаза. – Как ты попал в дом? – Через дверь. Она была открыта. – Он делает несколько шагов в мою сторону. – Послушай, я просто хочу… – Не подходи, я сказала. Ты меня понял? Он стоит неподвижно. В ярком электрическом свете он кажется бледным и худым, еще суше, чем я его помню. Он производит впечатление человека нездорового – человека, живущего в аду и давно толком не спавшего. С такого расстояния я вижу его гладкую, отливающую синевой кожу, порезы от бритвы на подбородке. Мелькает мысль, что он выглядит практически как восковая фигура, но потом я смотрю на свою собственную руку и понимаю, что я не лучше. – Я на твоей стороне, – произносит он негромко. – Но ты должна уехать, тебе нельзя здесь оставаться. – Нет. – Ради твоего же блага. – Это угроза? Его голова поникает, как будто он расстроен, что я могла подумать такое. – Не надо было тебе сюда возвращаться. В мозгу что-то пугающе щелкает – словно перед поездом, летящим на полном ходу, внезапно перевели стрелку и он помчался совершенно в другом направлении или в фильме резко сменился кадр. Так, значит, это правда. Он все знает. Он с самого начала все знал. Поэтому он здесь? Чтобы найти доказательства? Можно подумать, у меня хватило бы глупости привезти с собой что-то с моим прежним именем. Он знает меня, так что я тоже знала его в своей прошлой жизни. Но почему я не могу его вспомнить? – Дэвид, я… Слова застревают в горле. Он стискивает мой локоть. Плечо пронзает электрический разряд, и я морщусь, как от зубной боли. – Зачем? Зачем ты притворяешься? Я хватаю ртом воздух, но он весь куда-то делся. Мне удается вывернуться из пальцев Дэвида, но боль в локте не проходит. – Оставь меня в покое! Он снова протягивает ко мне руку, но на этот раз она застывает в воздухе. – Ты же знаешь, что я на твоей стороне. Как всегда. – Он пытается коснуться моих волос. – А ты изменилась. Я отталкиваю его руку. – Ты же знаешь, я всегда приглядывал за тобой. – Убери свои вонючие грабли! – Пожалуйста… Я силюсь говорить ровным тоном. – Я тебя не знаю. Никогда раньше не встречала. – Не ври. Со мной можешь не притворяться. Что с тобой произошло? – Что? – После того, как ты уехала. Что произошло? Мотаю головой, и он снова протягивает руку: – Это и правда ты. Я реагирую автоматически, без раздумий – влепляю ему пощечину. Ладонь гудит. Он отшатывается: – Пожалуйста. Я ничего не слышал, ни слова. Я… Это ты заманил меня сюда, думаю я, ты отправил Дэну ту открытку. Другого объяснения нет. – Ты должна уехать. Сейчас же. – Что ты делаешь с девочками? Говори, ублюдок. Говори, быстро! Он дрожит и съеживается у меня на глазах, становясь меньше, окукливаясь, проваливаясь внутрь себя. Мне вспоминается Джеральдина, от сознания которой остался лишь еле теплящийся огонек. Дэвид сейчас, кажется, где-то далеко, как будто разговаривает с кем-то, видимым лишь ему. – Мы поклялись друг другу никому об этом не говорить. Это был наш секрет.